Миры Роджера Желязны. Том 5
Шрифт:
— И чем же ты поручишься в этом?
— Моим словом.
— Словом порождения Тьмы, словом персонажа плутовского фольклора? — выдавил из себя Бенони сквозь смех. — Нет, Валет! Не вижу, чем еще я могу обеспечить сохранность этого приза, как не твоей смертью. И уж раз у меня есть власть, чтоб отдать подобный приказ, я его и отдам. Писец! Да будет записано, что в этот час я судил Валета и приговорил его к смерти.
Горбун со шкиперской бороденкой и косыми глазами, на чьем высохшем, как пергамент, лице постоянная необходимость прищуриваться провела глубокие морщины, помахал
Валет выпрямился во весь рост и в упор посмотрел на Распорядителя Игр глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками.
— Смертный, — начал он, — ты боишься меня потому, что не в состоянии меня постичь. Ты живешь на Дневной Стороне, но тебе дана только одна жизнь, и когда она оборвется, с тобой будет покончено навсегда. Мы же — обитатели Темной Стороны, как говорят, лишены души, которой будто бы обладаете вы. Зато мы живем несколько жизней благодаря процессу, которым вы не владеете. Твердо уверен, что ты решил лишить меня одной из моих жизней — из зависти. Так знай же, что смерть одинаково мучительна как для нас, так и для вас.
Пристыженный Распорядитель Игр потупил глаза.
— Это не так…
— Прими мое предложение, — перебил его Валет, — и я покину Игры. Или прикажи исполнить приговор, но тогда сам, в конечном счете, окажешься проигравшим.
Горбун перестал скрипеть пером и посмотрел на Бенони.
— Валет, — спросил Распорядитель Игр, — ведь ты и вправду явился сюда, чтобы украсть камень?
— Конечно.
— Зачем? Продать его почти невозможно. Нет никого, кто бы не слыхал о нем…
— Я обещал его своему другу, перед которым я в долгу. Ему, видишь ли, приспичило иметь эту побрякушку. Отпусти меня, и я скажу другу, что провалил дело. Практически мне даже и лгать не придется.
— Я очень не хочу, чтоб ты обрушил на меня свой гнев, когда вернешься…
— То, чего ты так боишься сейчас, — совершенный пустяк в сравнении с тем, что ты получишь, если отправишь меня в путешествие к Клоакам.
— …Однако человек, занимающий мою должность, не может запросто поверить другому, особенно если того зовут нередко Валет-Обманщик.
— Значит, мои слова для тебя пустой звук?
— Боюсь, что так. — И Бенони бросил писцу: — Пиши дальше!
— И мои угрозы для тебя тоже ничего не значат?
— Нет. Они меня очень беспокоят. Однако мне приходится выбирать между твоим отмщением спустя несколько лет и тем неотвратимым наказанием, которое я понесу немедленно, если Хелфлейм будет украден. Попробуй войти в мое положение, Валет.
— Что ж, попробую войти, — ответил тот, поворачиваясь к Смейджу и Квайзеру. — А ты — тварь с шакальими ушами, и ты — мерзкий гермафродит, о вас я тоже не позабуду!
Смейдж поглядел на Квайзера, Квайзер же похлопал пушистыми ресницами и улыбнулся.
— Это ты можешь сказать нашему господину — Повелителю Крыланов.
Лицо Валета перекосилось при одном имени его извечного врага.
Поскольку в Сумеречных Землях действие магии замедляется, ибо там уже начинает проявляться действие науки, то прошло не менее минуты, прежде чем в шатер впорхнула летучая мышь и бесшумно пролетела между ними.
— Мы
состязаемся под знаменем Крыланов, — эти слова Квайзер успел произнести еще до появления летучей твари.Прозвучавший в ответ на них смех Валета был прерван ее появлением.
Увидев ее, Валет склонил голову, и желваки на его скулах окаменели.
Воцарившаяся тишина нарушалась лишь скрипом пера по пергаменту.
— Да будет так, — произнес Валет, помолчав.
Его вывели на центральную площадь территории, предназначавшейся для игр, где уже стоял человек по имени Блайт с огромным топором.
Валет быстро отвернулся и торопливо облизал губы. Затем его взгляд с неизбывной силой вновь притянуло сверкающее лезвие топора.
Еще до того, как Валету предложили встать на колени перед плахой, воздух наполнился шорохом кожистых летающих тварей — то была бесчисленная стая безмолвно пляшущих вокруг него крыланов. Они все летели и летели откуда-то с запада, но мелькали с такой быстротой, что отбрасываемые ими тени скользили над Валетом, не оставляя ему никакой надежды на спасение.
Он проклял их, зная, что беспощадный враг прислал своих слуг с целью поиздеваться над ним в смертную минуту.
Когда дело касалось воровства, Валету обычно сопутствовала удача. Сейчас же его выводила из себя перспектива потери одной из своих жизней из-за халтурно сделанной им самим работы. В конце концов он был тем, кем был…
Он преклонил колени и положил голову на плаху. В ожидании конца Валет гадал: правда ли, что голова сохраняет сознание в течение нескольких секунд после того, как отлетит от тела? Он попытался было отогнать эту мысль, но она возвращалась к нему снова и снова.
«А может, — думал он, — дело все же в чем-то большем, чем моя собственная небрежность? Не сам ли Повелитель Крыланов подстроил эту ловушку?.. Если так, это может означать только одно…»
Глава 2
Тонкие лучи света кромсали Тьму; белые, серебристые, голубые, желтые, красные — они то пронзали ее как шпаги, то изгибались дугой и превращались в волнистые полоски. Они рассекали глыбу темноты на ломти.
Все медленнее… медленнее… мелькание лучей… И вот уже эти полосы становятся непохожими ни на тропинки, уходящие в бесконечность, ни на нити гигантской паутины. Сейчас это всего лишь длинные тонкие прутья, через мгновение — коротенькие палочки — слабый пунктир света и, наконец, еле мерцающие точки.
Он долго смотрел на звезды, даже не отдавая себе отчета, что это такое. И лишь когда миновала целая вечность, в его сознание просочилось слово «звезды», и слабый свет мысли забрезжил где-то за яблоками бессмысленно вытаращенных глаз.
Безмолвие… никаких ощущений, кроме тех, что даровало ему зрение. И опять тянется несказанно долгое время, и вдруг почему-то приходит ощущение падения; ему казалось, что он падает с огромной высоты, медленно, медленно обретая свою сущность. И тут возникло понимание, что он просто лежит на спине, глядя прямо в небо, и что прежняя тяжесть бытия снова стала его неотторжимым свойством.