Мишель Фуко
Шрифт:
Возвратимся к реальной истории 1960-х годов. В 1965-м Фуко принимает участие в разработке университетской реформы под руководством министра образования Кристиана Фуше. Эта реформа являлась одним из глобальных проектов голлистского правительства и, в частности, премьер-министра Жоржа Помпиду. Проект вызвал бурю страстей. «Разработка реформы Фуше — Эгрена, — пишет Жан-Клод Пассерон, — была начата в 1963 году. Реформа заключалась в научной и профессиональной специализации конкретных отделений, пересмотре курсов и программ, контроле над количеством и потоками студентов, ужесточении отбора при поступлении на факультеты. То, что отделилось от этого проекта в 1964 году, послужило толчком к дискуссии, в которую немедленно вступили отраслевые профсоюзы и Национальный союз студентов Франции, объединения интеллектуалов (клуб Жана Мулена), журналы (специальный номер «Esprit», май — июнь 1964), и которая стала разрастаться как снежный ком. Именно проект Фуше окажется, начиная с 1965 года, в центре дебатов, выдвинувших проблему университетского образования на передний край злободневных событий» [236] .
236
Passeron J.-C. 1950–1980. L’universite mise "a la question: changement de decor ou changement de cap,
Кристиан Фуше создал специальную комиссию, которая должна была изучить проблемы высшего образования в их комплексе. Эта группа, так называемая «Комиссия восемнадцати», работала с ноября 1963-го по март 1964-го. За это время были выработаны общие принципы реформы. Оставалось лишь воплотить их в жизнь. Для этого была создана другая комиссия, окрещенная на этот раз «комиссией филологического и естественно-научного образования». Она начала работать в январе 1965 года. Ее цель: придать реформе конкретность. В эту комиссию входили профессора Коллеж де Франс Фернан Бродель, Андре Лихнерович и Жюль Вюйемен, впрочем, подавший в отставку после первого же заседания, а также многие деканы: Жорж Ведель, декан парижского юридического факультета, Марк Замански, декан факультета естествознания… Входили в нее также Робер Фласелльер, директор Эколь Нормаль, и многочисленная профессура из представителей разных дисциплин. И Мишель Фуко. Как он попал в эту компанию? Его порекомендовал его однокашник Жан Кнап, технический советник министра. В 1962 году Кнап работал в Копенгагене советником посла по культуре и пригласил Фуко прочесть лекцию о безумии и неразумии. Послом же Франции в Дании был в то время Кристиан Фуше, до которого не могло не долететь эхо восторга, вызванного этим выступлением. Став министром образования, Фуше привел в свой кабинет Жана Кнапа, а тот предложил включить в состав комиссии Мишеля Фуко. В этом нет ничего удивительного: мы уже не раз имели возможность убедиться в том, что солидарность выпускников Эколь Нормаль сыграла важную роль в академической, культурной и политической жизни Франции. Фуко соглашается войти в комиссию и, в свою очередь, просит включить в нее и Жюля Вюйемена.
Первое заседание состоялось 22 января 1965 года. Комиссия собиралась раз в месяц в библиотеке министерского кабинета вплоть до начала 1966 года. Фуко аккуратно являлся на все заседания. В протоколах работы комиссии отражены его выступления. Так, например, протокол от 5 апреля 1965 года заседания, когда обсуждалось содержание среднего образования, гласит: «Г-н Фуко предлагает при составлении программ делать акцент на общеобразовательных дисциплинах, а не на предметах, предвосхищающих высшее образование. Он высказывает пожелание, чтобы фундаментальные дисциплины преподавались глубже». А вот мнение Фуко по поводу присвоения звания агреже: сложившаяся процедура «не дает возможности выявить, способен ли кандидат к исследовательской работе. По сути, она является лишь тестом на гибкость ума». Тем не менее Фуко согласен с тем, что присвоение звания должно происходить на конкурсной основе. Последнее заседание состоялось 17 февраля 1966 года в присутствии министра. Изучение протоколов этого заседания не дает оснований предполагать, что Фуко был несогласен с общими принципами реформы или с конкретными решениями, выработанными комиссией. Франсуа Шаму, эллинист, также работавший в комиссии, подтверждает впечатление, складывающееся при обращении к письменным источникам. Более того, Фуко составил множество рапортов, служивших основанием для включения некоторых вопросов в работу комиссии. Один из них, подготовленный совместно с Шаму и датированный 31 мая 1965 года, касается проблем внутренней жизни факультетов и, в частности, процедуры защиты диссертаций. Авторы полагают, что существующая система слишком тяжеловесна и старомодна, и предлагают заменить ее присвоением степени за серию публикаций: «Окончание работы над основной диссертацией не будет в этом случае, как часто происходит сейчас, восприниматься как венец усилий и забирать у автора столько сил, что он не в состоянии возобновить свою научную деятельность до конца жизни». В другом рапорте, составленном Фуко, речь идет о курсе философии. Он разработал подробный план преподавания философии в высшей школе. Он также предложил план двухступенчатого преподавания философии в средних школах: согласно этому плану изучение философии должно начинаться в предпоследний год обучения с общего введения в психологию и продолжаться в выпускном классе знакомством с отдельными уже чисто философскими проблемами и вкладом в философию других гуманитарных наук (психоанализа, социологии, лингвистики).
Одновременно с заседаниями министерской комиссии проходили специальные собрания в университетах, призванные придать дискуссии как можно более широкий размах. Споры набирали обороты. В области естественно-научных дисциплин все прошло довольно гладко и согласие было достигнуто быстро. Но в других областях проект реформы столкнулся с большим сопротивлением. Анри Гуйе вспоминает, что на одном из собраний в Эколь Фуко призывал своих коллег — профессоров, представлявших все университеты Франции, — реалистично глядеть на вещи. «Не забывайте, — говорил он, — что мы двигаемся к ситуации, когда в каждом регионе будет по университету». Надо полагать, что Фуко очень серьезно отнесся к своей работе по воплощению реформы. В те годы он много рассказывал студентам о дискуссиях, разворачивавшихся в Париже. Часто, прежде чем начать лекцию, он спрашивал студентов: «Хотите узнать, как продвигается реформа?» И не менее двадцати минут тратил на разъяснение ее целей, поднятых вопросов и найденных ответов.
Реформа была принята в 1967 году. Начиная с декабря 1964-го Национальный союз студентов Франции принялся организовывать собрания, на которых критиковались ее основные положения. В марте 1966 года Национальный профсоюз высшего образования провел трехдневную забастовку, протестуя против заключений комиссий и министерства. Согласно отзывам газеты «Le Monde», это движение нашло широкий отклик. Следует ли видеть в «реформе Фуше», как это часто делали впоследствии, один из основных факторов, приведших к майским событиям 1968 года? Столь сложный феномен не может иметь такого примитивного объяснения. Забавно, что Фуко является одним из основных участников событий. И это, кстати говоря, выбивает почву из-под ног эссеистов, пытающихся отыскать в работах Фуко, опубликованных в шестидесятые годы, базовые схемы «идеи-68», напрямую связывая ее с событиями того же года [237] . Когда Фуко писал «Слова и вещи», он не готовил революции
и не помышлял о баррикадах… Нет, он обсуждал в кабинетах голлистского министерства будущее среднего и высшего образования.237
Ferry L., Renaut A. La pensee 68. Gallimard, 1985.
И все же существует характеристика политических взглядов Фуко, которую никто не оспаривает: он был ярым антикоммунистом. Выйдя из коммунистической партии и пожив какое-то время в Польше, Фуко воспылал жгучей ненавистью ко всему, что хоть как-то было связано с коммунизмом. Перипетии университетской жизни в Клермоне предоставили ему возможность выразить ее в полной мере. Когда Жиля Вюйемена избрали в Коллеж де Франс, он стал думать над тем, кто заменит его в Клермоне. Фуко упомянул Делё- за. Фуко и Делёз не виделись с памятного ужина в Лилле — почти десять лет. Однако Делёз опубликовал книгу, которая привлекла внимание Фуко. В то время Делёз представлял собой тип классического историка философии, но в его работах уже проглядывала та оригинальность, которая расцветет пышным цветом в более поздних работах. После небольшой книги о Юме он выпустил исследование «Ницше и философия» [238] , получившее признание в профессиональных кругах и приведшее в восторг Фуко. Вюйемену понравилась идея Фуко, и он написал Делёзу, который жил по соседству, в Лимузене, и приходил в себя после тяжелой болезни.
238
Русское издание: Делёз Ж. Ницше и философия / Пер. с фр. О. Хо- мы; под ред. Б. Скуратова. М., 2003.
Через некоторое время Делёз приехал в Клермон и провел день с Фуко и Вюйеменом. Встреча прошла гладко. Казалось, все были довольны. Кандидатура Делёза нашла единодушную поддержку отделения философии, Совет факультета также проголосовал «за»… Но, несмотря на единогласное решение, место досталось другому кандидату, заручившемуся поддержкой министерства — Роже Гароди [239] , который являлся членом политбюро коммунистической партии. На протяжении долгого времени, в самый расцвет сталинизма, он стоял на страже ортодоксального марксизма.
239
Роже Гароди (род. 1913) — французский писатель и публицист, из марксиста превратившийся в правоверного исламиста.
Почему министерство вмешалось в дела Клермона и навязало университету этого кандидата? По слухам, за него попросил сам премьер-министр Жорж Помпиду. Какая сделка за этим стояла? Неизвестно. Декан факультета составит официальный протест, который был оставлен без ответа. Гароди получает место и обустраивается в Клермоне. Лучше бы он этого не делал! Его ждет непримиримая ненависть Фуко. После того как Вюйемен уехал, а план с назначением Делёза провалился, Фуко решает оставить Клермон. И развязывает войну против Гароди, войну достаточно эффективную, поскольку теперь именно он возглавляет отделение философии. Он пользуется любой возможностью, любым поводом, чтобы дать выход своей ненависти. Он неутомим. Гароди старается урегулировать конфликт. Однажды вечером он звонит в дверь парижской квартиры Фуко и просит уделить ему немного времени. Фуко пытается захлопнуть дверь перед его носом, но Гароди не дает ему сделать это и настаивает на своем желании войти. Борьба заканчивается потоком брани.
Ненависть Фуко объясняется двумя причинами. Во-первых, он восстает против «интеллектуальной импотенции» нового профессора. «Гароди не философ, — твердит он каждому, кто готов его слушать, — ему не место здесь». Это официальная причина, которую Фуко неизменно излагает, когда публично поносит Гароди. Однако от приближенных к нему лиц Фуко не скрывает другой причины: глубокого отвращения, которое внушает ему этот унылый представитель сталинизма французского разлива, являвшийся фигурой первого плана в то время, когда он сам чуть было не попался в сети марксизма и даже поддался мании массового вступления в компартию. Фуко предъявляет Гароди счет — и заставляет его платить.
В адрес Гароди сыплются насмешки и проклятия, на которые неистощим ум директора отделения. Приходится терпеть и вспышки гнева. Гароди сделал орфографическую ошибку в библиографии? Фуко немедленно вызывает его к себе и бичует за некомпетентность. Жизнь отделения философии пестрит происшествиями подобного рода. Конфликт достигает высшей точки, когда Гароди действительно совершает ляп, предложив студентке перевести с латыни «Размышления» Марка Аврелия, написанные по-гречески. Находится свидетель: Мишель Серр делит кабинет с Гароди. Серр пересказывает сцену Фуко, который в буквальном смысле впадает в неистовство, осыпает Гароди ругательствами и грозит ему административным судом по статье «профессиональная некомпетентность». И аппаратчик сталинской закалки, много чего повидавший за свою жизнь, сдается перед настойчивым натиском становившегося все более агрессивным Фуко. Он просит перевести его «на любую другую аналогичную должность». Через два года после вмешательства министерства в жизнь университета он перебирается в Пуатье. Фуко торжествует. Он победил — и приобрел друга, поскольку за это время сближается с Делёзом, получившим в конце концов назначение в Лион. Когда Делёз бывает в Париже, они регулярно встречаются. Они общаются настолько тесно, что Фуко даже разрешает Делёзу с женой жить в его квартире в то время, когда она пустует.
За годы работы в Клермоне Фуко сходится также с Мишелем Серром. Серр изучает наследие Лейбница. У него редкие для философа научные познания. Фуко обсуждает с ним страницы готовящейся книги «Слова и вещи», поверяет ему свои гипотезы, открытия, делится с ним интуитивными догадками… Серр внимает, комментирует, критикует. Они работают часами. Когда Фуко уедет из Клермона, они потеряют друг друга из виду и встретятся вновь лишь в 1969 году в Венсенне.
Денди — такая характеристика может удивить, но она неизменно присутствует в свидетельствах коллег и учеников. Денди еженедельно прибывает преподавать в Клермон. В черном вельветовом пиджаке, белом свитере с высоким закатанным воротником, зеленом шерстяном пальто… Те, кто помнил Фуко по Эколь Нормаль, с трудом узнавали в этом человеке измученного болезненного юношу, пребывавшего не в ладах с собой и миром, каким он им запомнился. Прошло пять или шесть лет, как он исчез с поля их зрения. Они знали, что он работал за границей, написал диссертацию, готовился к защите… и вдруг после долгого отсутствия явился преображенным, в расцвете сил, свободный, язвительный. Человек, сохранивший любовь к сарказму и провокациям, стал личностью, примирившейся с самим собой и с миром, хотя по-прежнему для многих загадочной.