Мишель

— Угу, наверное, так… — На этот раз в голосе Сэма не чувствовалось особого воодушевления. — Мы по-разному смотрим на одни и те же вещи, но я не мешаю ему и не вмешиваюсь в его дела.

— Ой ли, Сэм! — покачала головой Мара.

Старик возмутился:

— Да, черт возьми, я ему не мешаю! То, что я не расстаюсь с цирком, ничего не значит: цирк — это моя жизнь; но я никогда не забываю, что мое дело — сторона. Я даю ему советы, но он вовсе не обязан им следовать.

— И конечно, ты никогда не напоминаешь ему, кто из вас фактически является хозяином?

— Ну, я ведь все-таки имею право настоять на своем, если мне не по душе какая-нибудь его сумасбродная идея? Разве можно вынести, например, когда оркестр начинает играть эту кошачью музыку, которую и музыкой-то назвать нельзя? Народу по душе старые песни, со смыслом и содержанием…

— Но время-то идет вперед, Сэм! Ведь ты и сам раньше вводил всякие новшества.

— А то как же! Но это — совсем другое дело. Мой старик погряз в прошлом, и если бы я не пошел на перемены, мы бы уже давно отдали… — мистер Сэм замолк на полуслове и уставился на Мару свирепым взглядом. — Ладно, черт возьми, твоя взяла! Ты всегда умела всех обвести вокруг пальца. Думаешь, я забыл, как ты уговорила меня продать тебе наши «зимние квартиры» во Флориде?

— Да ты меня ободрал как липку! И потом, разве у тебя хоть раз был повод пожаловаться? Что плохого в том, чтобы из года в год иметь бесплатную зимнюю стоянку?

Старик насупился, но не нашел что возразить. Действительно, деньги, которые он платил, практически целиком шли на покрытие налогов и выплату страховки, а кроме того, Мара не раз и не два отказывалась от выгодных предложений по покупке участка — предложений, которые сулили ей богатство. Впрочем, она и так была богата, хотя никто, включая Кланки, не знал о ее вложениях в недвижимость, в акции и облигации.

— Я вчера получила письмо от Мишель, — заговорила Мара, нарочно сменив тему разговора. — С трудом верится, что она всего лишь школьница, правда ведь?

— Трудно поверить, что наша внучка учится в этом пансионе для снобов, вместо того чтобы по-человечески жить вместе с семьей, — проворчал Сэм. — Забавно, что она до такой степени похожа на тебя! Один к одному твой характер. А вот парень уж очень напоминает… — Он осекся.

— Дэнни напоминает тебе Джейма, хотя цвет волос у него от Майкла — ты это хочешь сказать? Не бойся, меня это уже не ранит, как раньше. Да, у него те же обаяние и способность легко сходиться с людьми, что и у Джейма… Единственная разница — Джейм никогда не был картежником.

Мистер Сэм ощетинился, как всегда делал при малейшем выпаде в адрес внука.

— Ничего, парень перебесится — и все будет нормально. Это же не внук, а чистое золото! — Хмыкнув, он почесал в затылке и, понизив голос, сказал: — Ты знаешь, что у меня было двое сыновей?

— Двое? Представь себе, даже не слышала об этом.

— Майкл — младший. А тому исполнилось семь, когда он подцепил менингит и… — Мистер Сэм пожевал губами, а затем качнул головой: — И меня, и Белль смерть Сэмми-младшего просто вышибла из седла… Такой чудный мальчишка был! Как тень ходил за мной, а потом… его не стало.

На белесые глаза старика набежали слезы.

— Надо же! А я ничего не знала… — ласково проговорила Мара.

— Видишь ли, мне и сейчас нелегко об этом говорить. Словно весь мир закачался под ногами, когда он умер. Вначале я никак не мог в это поверить, потребовалось много времени, чтобы понять, что его нет…

— И тогда твоим утешением в жизни стал Майкл?

— Майкл? — Сэм поморгал. — Ну да, конечно. Белль как раз донашивала его, когда Сэмми заболел и умер. Наверное, его рождение как-то помогло.

«Помогло, да не очень, — полумала Мара. — Майкл так и не смог заменить тебе первенца, зато сейчас это удалось Дэнни».

Мара вздохнула, вспомнив про свое собственное сумасбродство, лишившее ее дочери. Она очень редко видела Викки, но зная, что жизнь дочери устроена, всю свою любовь перенесла на внучку. И сейчас будущее внучки внушало ей большую тревогу. Мара с самого начала не одобряла идею с Кейботской школой, хотя ни с кем даже словом об этом не обмолвилась, а сейчас у нее в кармане лежало письмо Мишель, перепугавшее ее до смерти — потому, что она узнала в ней саму себя. И теперь она не представляла, что ей делать.

Снимая квартиру в Куперсвилле, Дэвид тем самым как бы хотел натянуть нос не только Сэнсановской частной школе с ее суровыми нравами, но и брату. Разумеется, им двигал не только дух противоречия — за прошедший год он прекрасно развлекался здесь с парой-другой девчонок. Правда, все это было до того, как он снова встретил Мишель.

Вслух он любил поворчать перед Мишель по поводу того, что ощущает себя стариком в своем выпускном классе, но про себя он наслаждался преимуществами своего положения. Слухи о его сексуальных подвигах, распространявшиеся в школе, были сильно преувеличенными, но он их не опровергал. В принципе он и в самом деле стал знатоком по части соблазнения, в то время как большинство парней его возраста если и занимаются сексом, то неизменно держат разворот «Плейбоя» в руках. А ведь если вспомнить, как он добился такого успеха у женщин, то невольно признаешь мудрость народной поговорки: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».

Слово «несчастье» он про себя произносил с большой буквы, хотя формально случившееся не укладывалось в рамки преступления в чисто уголовном смысле. Если на то пошло, ему еще не было восемнадцати, когда он и Шейла впервые переспали, и это была в такой же степени ее инициатива, как и его. В то лето куда бы он ни пошел, везде он натыкался на Шейлу: та кокетничала, рисовалась, дразнила и мучила его, вихляя пышными бедрами и надувая полные губки. Ну разве мог он спокойно пройти мимо — он, сексуально озабоченный подросток семнадцати лет?

Вначале, правда, он ее сторонился, потому что Шейла была из семьи Мартизанов, а эти потомственные циркачи и закоренелые англикане не любили, когда с их дочками шутки шутили. Старик Мартизан имел репутацию громилы, а у его сыновей кулаки были по пуду каждый. Но когда во время ночного переезда Шейла прокралась в его купе, он буквально на несколько минут потерял голову и до сих пор с удовольствием вспоминает эти минуты. Он держал ее за застенчивую дурочку, а она научила его таким премудростям секса, о которых он даже не подозревал.

А попутно она от него забеременела. По крайней мере, так следовало из ее слов.

Все кончилось колоссальным скандалом, потому что жениться на ней, как она того требовала, он никак не мог, а не жениться тоже не мог, потому что существовали старик Мартизан и его сыновья, которые за любое оскорбление чести своей семьи взыскивали по самому большому счету.

Тогда он пришел с повинной к Стиву, и этот самодовольный мерзавец устроил ему жуткую выволочку. Правда, он нашел-таки выход: отправил Дэвида в далекую Европу — якобы изучать тонкости циркового дела под руководством одного из своих друзей, а когда страсти улеглись, вернул обратно и направил в школу — для завершения образования. Но при этом пообещал, что если Дэвид хоть чуть-чуть отступит от предъявляемых к нему требований, тогда… Одним словом — скотина, а не брат!