Мисс Билли

Билли довольно рассмеялась.

– Дядя Уильям правда повязывал ему ленту?

– Да. А потом Пит наябедничал мне, что за драгоценным фарфоровым чайником дядюшка Уильям хранит черепаховую шпильку и обтянутую коричневым шелком пуговицу с вашего платья.

– Милый дядя Уильям! – мягко сказала Билли. – Как он был добр ко мне.

Глава XVI Чары музыки

Билли хотела увидеть Сирила сильнее всех, возможно, потому что он редко приходил. Он держался в стороне, и поэтому Билли все время его ждала. Девушка хотела послушать его игру и поиграть для него. Она грустила и обижалась. Ни разу со дня ее возвращения он не проявил никакого интереса – настоящего интереса – к ее музыке. Да, он небрежно спросил ее, что она делала и у кого училась. Но, отвечая, она чувствовала, что он не слушает и что ему нет дела до ее ответов. А она так волновалась! Билли поняла теперь, что долгие месяцы обучения за границей предназначались исключительно для Сирила. Каждую гамму она отшлифовывала для его ушей, каждую фразу играла так, чтобы он одобрил ее. Теперь она оказалась в Бостоне, но еще ни разу не сыграла для Сирила ни единой ноты. Его лицо было холодным и безучастным, как океан, который раньше лежал между ними.

Билли не могла этого понять. Она, конечно, знала, о пресловутой нелюбви Сирила к женщинам и к шуму, но она не была ни женщиной в полном смысле этого слова, ни источником шума. Она была все той же юной девушкой (только ставшей старше на три года), которая когда-то сидела у его порога на верхнем этаже Страты и восхищенно внимала его словам. И тогда он был добр к ней, очень добр, с горечью думала Билли. Он был терпелив и интересовался ее делами, он с радостью согласился стать ее учителем, а теперь…

Иногда Билли думала, что ей стоит прямо спросить у Сирила, что случилось. Но так думала былая откровенная Билли, импульсивная Билли, которая ворвалась в комнату Сирила много лет назад и радостно объявила, что пришла познакомиться. Благоразумная осмотрительная Билли, которую три года воспитывала и «шлифовала» тетя Ханна, никогда так не думала. Но даже и эта Билли рассержено хмурилась и говорила, что стоит все же объясниться с Сирилом.

За все то время, что прошло с момента покупки Гнезда, Сирил навещал ее всего два раза, а уже почти настал День Благодарения 10 . Еще раз или два Билли видела его в доме на Бикон-стрит, когда их с тетей Ханной приглашали туда обедать. И всегда он представал либо замкнутым молчаливым гостем, либо болезненно педантичным хозяином. Поговорить с ним у нее не было никакой возможности.

10

День Благодарения – государственный праздник в США, отмечается в четвертый четверг ноября. По традиции несколько поколений одной семьи собираются в доме старших на праздничный обед. Каждый произносит слова благодарения Господу и своим близким за все хорошее, что произошло в его жизни.

– Он обращается со мной так же, как с бедным маленьким Спунком в самый первый вечер, – мрачно говорила Билли сама себе.

Всего раз после своего приезда Билли слышала, как Сирил играет, и то вместе с ней его слушали еще несколько сотен человек – на концерте. Она сидела совершенно очарованная, устремив взгляд на четкий профиль Сирила. Тот играл с невероятным мастерством и мощью, без всяких нот. После Билли встретилась с ним и попыталась сказать, насколько тронута, но из-за охватившего ее волнения и внезапного стеснения смогла только промямлить какую-то банальность, в ответ на которую он холодно улыбнулся.

Дважды она просила Сирила поиграть ей, но каждый раз он отказывался, вежливо, но решительно.

– Не проси его, – посоветовал ей Бертрам. – Этот лев никогда не ревет по приказу. Если ты хочешь его послушать, проберись наверх, встань лагерем за его дверью и терпеливо жди крошек, которые упадут с его стола.

– Твоя метафора притянута за уши, – раздраженно сказал Сирил.

– Да, сэр, – признал Бертрам, нимало не смутившись, – но я просто хочу внушить Билли одно: если она хочет тебя послушать, ей придется сидеть у тебя под дверью, как и раньше.

Билли покраснела.

– Этого я делать не стану, – решительно сказала она. – Но все еще надеюсь, что однажды он мне поиграет.

– Для этого нужно, чтобы совпали звезды, – важно сказал Бертрам. – Чтобы табурет, пианино, педали, погода, его пальцы, ваши уши навевали нужное настроение, тогда и поиграет.

– Ерунда! – вспыхнул Сирил. – Когда-нибудь я, конечно, сыграю. Но не сегодня.

На этом разговор был закончен. Больше Билли не просила его играть.

В День Благодарения братья Хеншоу пригласили на обед Билли и тетю Ханну. Уильям был столь сердечным, что был бы рад увидеть у себя в гостях даже нового котенка и канарейку, если бы Билли взбрело в голову взять их с собой. Пит в очередной раз отмыл и отчистил весь дом. Дон Линг принялся экспериментировать с шоколадом, чтобы приготовить ириски. Бертрам заявил, что чувствует дрожь всей Страты. Билли и тетя Ханна и раньше бывали с визитами, но сейчас был особый случай.

Гостей ждали к полудню. Это не будет мучительный полуторачасовой напряженный разговор. Они весело и дружно проведут вместе целых полдня, почти как в старые времена. Так что комнаты снова украсили розами, а на толстую шею Спунки повязали пышный розовый бант. Бертрам снова повесил последний «девичий лик» на самое видное место. Только Сирил в этот раз не принес ни ноты, ни свою книгу.

Обед планировали подавать в три часа, но гостей просили пожаловать к двенадцати. Точно в назначенный час они прибыли.

– Ну вот, совсем другое дело! – довольно воскликнул Бертрам, когда дамы, раздевшись, расположились у огня.

– Конечно. А теперь показывайте мне все, что вы делали в мое отсутствие, – отозвалась Билли, жадно оглядываясь. – Полагаю, у вас добавилось не меньше полудюжины новых чайников и образцов черного базальта, правда, дядя Уильям? – сказала она, обращаясь к старшему из «мальчиков» Хеншоу, который молча любовался ею.

– Чайники уже в прошлом. Так ведь, Уилл? – вмешался Бертрам. – То ли дело старые оловянные цепочки с разноцветными камешками.

Билли рассмеялась, но, заметив искреннее огорчение на лице Уильяма, стала серьезной.

– Не позволяйте себя дразнить, дядя Уильям, – сказала она. – Лучше поскорее покажите цепочки. Пойдемте наверх, я хочу увидеть все.

Уильям стал отнекиваться, забормотал, что смотреть особенно не на что, но при этом безотчетно двинулся в сторону лестницы, приглашая Билли с собой.

Когда через пару минут они открыли маленький шкафчик в его комнате, она воскликнула:

– Ой! Какая прелесть!

– Тебе нравится? Я так и думал! – обрадовался Уильям, и неуверенность в его глазах сменилась торжеством. – Понимаешь, я думал о тебе, когда покупал их, все до единого. Я думал, что они тебе понравятся. Вот последнее приобретение.

Он осторожно поднял с подставки из черного бархата серебряное ожерелье, составленное из маленьких плоских дисков, скрепленных цепочками и через равные интервалы украшенных странными сине-зелеными камнями.

Билли была очарована.

– Какая красота! Так вот что Бертрам называл «оловянными цепочками»! Дядя Уильям, где вы их нашли?

Уильям торопливо рассказывал, упиваясь восторгом Билли. Помимо ожерелья, здесь были причудливое кольцо и брошь с кошачьим глазом. К каждому из украшений прилагалась своя история. Были у Уильяма и другие сокровища: пряжки, кольца, брошки, ожерелья из потемневшего золота и серебра, странного вида и удивительной работы, усыпанные камнями самых немыслимых цветов. Он с ученым видом произносил новые слова, которые узнал, охотясь за новыми сокровищами: хризопраз, сердолик, огненный опал, оникс, халцедон, сардоникс, лазурит, турмалин, хризолит, гиацинт, карбункул.