Миссис де Уинтер

– Да, конечно, вы их узнали. Вы дотрагивались до них однажды, помните? Вы взяли их в руки, думая, что вы одна и что никто в доме не знает, где вы находитесь. У меня было мало собственных вещей, и они для меня ничего не значили, их легко было заменить другими. Я упаковала и взяла с собой в тот день только ее вещи - все, что могла унести. Они были со мной все эти годы. Я мечтала найти место в доме, где могла бы разложить их так, как мне хотелось, а может, как хотелось бы ей. Конечно, это не то же самое, не вполне отвечает ее вкусу и ее представлениям о роскоши. Ей бы не понравился этот дом. Он просто ужасный - темный и непривлекательный. Уверена, вы со мной согласитесь. Но это не так важно, он меня вполне устраивает, потому что я могу делать здесь то, что мне хочется. Мне была предоставлена полная свобода обставлять и украшать комнаты, моя хозяйка не проявляет к этому никакого интереса, зато рада, что я пожелала остаться с ней. У нее были с этим трудности. Как только мне показали эти комнаты и хозяйка сказала, что отдает их в мое полное распоряжение, я поняла, что нашла то, чего хотела.

Я подумала, что она, должно быть, безумна. Хотя по голосу этого не скажешь, он звучал тихо и монотонно, как всегда, а то, что она говорила, могло показаться убедительным и разумным. Лицо у нее было неестественно белое, глаза горели. Не является ли это признаком сумасшествия? Я вспомнила дикие воспаленные глаза Джека Фейвела. Они казались безумными.

– Вот посмотрите, - сказала она, открыв дверцу гардероба.

Я не хотела смотреть, я хорошо знала, что там может находиться.

– Я не могла унести платья, меха и прочее такое. Почти все оставила. Кроме этого единственного платья. Оно всегда было у нее любимым, а стало быть, и моим тоже. Посмотрите на него.

Я должна была посмотреть. Это было зеленое изящное платье с одной бретелькой. Я помнила фотографию в журнале, она стояла перед моими глазами, красавица с надменным взглядом, касаясь рукой перил и откинув назад голову.

– Она любила такие легкие, изящные вещи, их было легко упаковать в чемоданы.
– Миссис Дэнверс стала открывать ящики и вынимать нижнее белье, ночные рубашки, чулки, подбитую мехом накидку, пару золотистого цвета тапочек, пеньюар с вышитыми инициалами - Р де У.
– Вы только взгляните, она еще больше понизила голос, - какие красивые, прелестные вещи у моей леди.

"Вы сумасшедшая, - хотелось мне крикнуть, - вы безумная, вы одержимы навязчивой идеей, и это она довела вас до такого состояния". Я была потрясена.

Тем временем миссис Дэнверс задвинула ящик гардероба и сказала:

– Подойдите и посмотрите в окно. Я не двинулась с места.

– Не бойтесь.

– Нет.
– Я сглотнула комок в горле.
– Нет.

– Я не причиню вам никакого зла сейчас. Я не хочу также, чтобы вы сами себе навредили. Я привыкла презирать вас. Вы мне неинтересны. Вы ничто, даже меньше, чем ничто.

– Что вы хотите этим сказать? Какой смысл в ваших речах? Чего вам надо, миссис Дэнверс? Денег? Вы действуете в союзе с Джеком Фейвелом?

Она презрительно фыркнула:

– Я его просто использовала.

– Он сообщил вам, где мы живем.

– Пусть он клянчит деньги, болван. Пусть добивается всего, чего хочет. Почему бы и нет? Но это не имеет никакого отношения ко мне. Какое значение могут иметь деньги?

– В таком случае чего вы хотите? Какой смысл во всем этом?

Я вдруг села на атласное покрывало на кровати, поскольку больше не в силах была держаться на ногах. Рыдания подступили к горлу. Я напоминала себе ребенка, который оказался жертвой, попал в ловушку и не знает, как из нее выбраться. Я ничего не понимала и чувствовала себя беспомощной и жалкой, но ведь она не чудовище, она человек, почему же не хочет проявить ко мне сочувствие?

– Миссис Дэнверс, пожалуйста, скажите, чего вы хотите и зачем привели меня сюда? Я не понимаю...

– Неужели?

– Я знаю, что вы ненавидите меня за то, что я вышла замуж за Максима.

– Ах нет, мне на это всегда было наплевать. Пусть он женится на ком угодно. Это меня не интересовало. Я презирала вас лишь за то, что вы пытались занять ее место в Мэндерли.

– Но ведь это уже прошло, давным-давно прошло. Почему вы не можете это забыть? Не можете оставить прошлое в покое?

– Прошлое - это все, что я имею, имела и буду иметь. Прошлое для меня все.

– Так не должно быть, попытайтесь начать другую, новую жизнь. Ведь мы уже сделали это.

– Вы и в самом деле в это верите?

– Да!
– почти крикнула я.
– Да, если вы оставите нас в покое.

– Никогда!

Я вскинула голову, потрясенная тем, сколько злобы вложила она в единственное слово. На ее скулах вспыхнули небольшие алые пятна, в глазах зажегся недобрый огонь.

– Что можно чувствовать, если ты замужем за убийцей? А он и есть убийца, вы это знаете, он тоже это знает. И сколько других людей знают? Он убил ее. Застрелил. Самоубийство? Она покончила с собой? Моя леди? Никогда! Как бы плохо у нее ни складывались дела, что бы ни сказал доктор. Она была самой смелой женщиной на свете, она никогда бы не стала вести себя как трусиха. Никогда! Согласны?

– Я... я не знаю. Я не была с ней знакома. И потом был вердикт присяжных. Вы ведь там были.

– Глупцы!

– Вы слышали свидетельства.

– Это не имеет отношения к истине. Оставим это. Когда-нибудь правда так или иначе всплывет. Именно ради этого я живу, вы понимаете? Ради этого я жила все десять с лишним лет, уверенная в том, что правда восторжествует. Она, моя леди, направляет меня, она все время рядом, она говорит со мной. Она знает. Моя леди никогда не покидает меня. И никогда не покидала. Из всех людей, кто заявлял о своей любви к ней, начиная с ее матери и отца, она знала лишь одного человека, который любил ее по-настоящему. Она знала, что я боготворю ее и готова умереть за нее, стоит ей лишь шевельнуть для этого пальцем. Она и поныне это знает. Отомсти, Дэнни, говорит она. Она приходит ко мне каждую ночь. Я просыпаюсь, а она рядом, улыбается и шепчет мне. Заставь его заплатить за все, Дэнни, только ты способна это сделать. Сделай так, чтобы стала известна правда. Не дай мне остаться проигравшей. Но тут она просто дразнит меня. Разве я могу оставить ее? Ей даже не нужно меня просить.

Во время дознания я упала в обморок, в башне на итальянской вилле я также потеряла сознание. Теперь же я хотела упасть в обморок, хотела потерять сознание, потому что это был единственный способ избавиться от зловещей черной фигуры, не видеть ее неестественно белого лица, пылающих щек и горящих глаз, не слышать ее ужасного, безумного голоса.

Но я не смогла упасть в обморок. Я сидела, дрожа всем телом, на краю кровати.

Однако в конце концов она отпустила меня.

Было такое впечатление, что, говоря о Ребекке, миссис Дэнверс пребывала в состоянии гипнотического транса, а затем вдруг вышла из него. Вполне нормальным голосом она сказала:

– Когда успокоитесь, приходите в гостиную. Я позвоню, чтобы принесли чай.

И бесшумно вышла из комнаты.

Я не хотела оставаться здесь, в этой холодной, утонченно декорированной гробнице, в комнате, посвященной памяти человека, который не только давно умер, но к тому же никогда здесь не был, в месте, которое было воссоздано болезненной фантазией безумной женщины. Однако я не сразу поднялась, чтобы последовать за ней, я была потрясена и не могла двинуться.

Один из ящиков миссис Дэнверс оставила не до конца задвинутым, и оттуда выглядывали прозрачные нежно-абрикосового цвета шелковые трусики. Я не знала, надевала ли она их когда-либо, но меня это не волновало, я не испытывала страха перед духом Ребекки, ибо мне угрожала не она.

Я услышала стук в дверь вдали, чьи-то голоса, встала и, не оборачиваясь, вышла в другую комнату, где молодая горничная под пристальным наблюдением миссис Дэнверс расставляла на маленьком столике блюдца и чашки и где царила атмосфера повседневной реальности, что придало мне мужества, и я вздохнула с некоторым облегчением.

– Пожалуйста, садитесь, мадам.

Я заметила, как девушка бросила на меня взгляд. Должно быть, ей резануло ухо, что миссис Дэнверс обращается ко мне таким образом. Но я понимала, что она никогда не назовет меня "миссис де Уинтер".