Миссия ранга «Жизнь». Дилогия

– Мы тут скинулись и построили*** вам мундир, - вальяжно сообщил Львов, - ну и по мелочи.

«По мелочи» оказался несессер**** с полным «джентельменским набором» в виде «рыльно-мыльных» принадлежностей, ниток-иголок, зубной щётки и тому подобного. Поблагодарил, но праздновать не стали наш Львов с началом войны преобразился из «вялого» командира, который по большей части отсутствует в расположении полка, в настоящего «отца солдатам». Чудеса героизма он не демонстрировал, но тягот военной жизни не избегал и жил вместе с офицерами на передовой. Причём если солдат и офицеров время от времени меняли, отводя в город на несколько дней или недель, то Львов крайне редко покидал укрепления. Такие гвардейцы тоже есть

Перевели меня в отдельный батальон капитана Свиридова Михаила Евграфовича. Он тоже выслужился из рядовых сейчас, будучи в весьма почтенном пятидесятилетнем возрасте, считался (по мнению штабных, кои были ко мне настроены удивительно благодушно) лучшим учителем для меня, вчерашнего унтера. Комбат на диво моложав, силён и вынослив и считает это заслугой ЗОЖа. Не скрывает он и того, что является старообрядцем*****.

Собственно говоря, именно из-за старообрядчества его карьера не слишком задалсь звание капитана для командира батальона, который вдобавок командует им больше десятка лет нонсенс. Правда, батальон был сокращённого состава не тысяча человек, а чуть более четырёхсот.

– Вот значит и наш четвёртый бастион, - повёл рукой капитан, - землянка для вас приготовлена. Точнее, место в землянке, офицеры у нас тут по несколько человек обычно селятся.

– Да уж ничего страшного, - с лёгкой улыбкой отвечаю командиру.

– Ну вот и славно. Положите пока вещи, да пойдёмте, я вас проведу, познакомлю с обстановкой да офицерами.

– Толстой Лев Николаевич офицер храбрый, но с несколько завиральными идеями. Прапорщик, как и вы, хотя уже подали на подпоручика.

Крепкий молодой парняга насмешливо приподнимает бровь, но слегка кланяется. На «солнце русской литературы» он пока никак не тянет, хотя в городе его знают. Тип он довольно странный одновременно «шалун», любящий пробежаться по борделям и моралист, учащий солдат не ругаться. Уже известен как писатель, но как офицер Не фонтан****** - то, что он любит «погудеть» в городе, это полбеды, но солдаты его не воспринимают. Вроде как лезет воспитывать, помогать, но «Дуркует барин». Не дурак, не трус, порядочный, но в армии ему не место.

С солдатами моего взвода сошлись легко.

– Из низших чинов выслужился, - коротко сообщаю «истэблишменту» в виде унтеров-ефрейторов-писарей, покачиваясь на носках, - за храбрость, смекалку и грамотность.

– Так это , - пробует меня на слабину старший унтер, - Вашим благородием звать или

Усмехаясь и начинаю давить взглядом. Через несколько секунд все стоят в строю по стойке смирно и что характерно, попыток проверить на слабину больше не было.

– Ружья разберите, - я там приволок с десяток штуцеров, раздадите их лучшим стрелкам взвода.

– Так это , - всё тот же унтер, - мы трофеи себе будем оставлять?

– Себе. Ну и с ротой-батальоном делиться.

Загомонили радостно.

– А

– А ежели кому не по нраву, посылайте их ко мне я и до самого командующего дойти не постесняюсь.

Несколько дней потратил на знакомство с новыми подчинёнными и сослуживцами. Ротный, Суворин Игорь Николаевич, оказался вполне дельным офицеров в чине капитана, а коллеги-взводные так, «серенькие».

Затем началось привычное вылазки в тыл врага

– Да тише ты, чёрт косорукий, - негромко говорю унтеру Савве Воскобойникову, молодому ещё рыжеватому мужчине с тараканьми усами, - не нервничай.

– Так оно само, - оправдывается тот, - обильно потея. Потеют и двое рядовых, как и Лев Николаевич, взятый в вылазку после многочисленных просьб и прямого приказа из штаба Горчакова. Вот как не хотел тащить за собой будущее «Солнце русской литературы»

А приходится я самый знаменитый «охотник», сиречь разведчик, в русской армии. По крайней мере, в крымских частях. За три месяца после становления прапорщиком получил «Станислава», «Владимира» и «Анну» с мечами, но почему-то исключительно четвёртых степеней. Правда, звание подпоручика дали и на самовольство с трофеями смотрели сквозь пальцы

Ну да ладно Так вот таких вот «Львов Николаевичей» мне навязывают уже в третий раз. И в предыдущие два из-за их неумелых действий у меня гибли солдаты Зато «храбрецы-пластуны» по возвращении получали ордена. Но Толстой ничего так, держится видно, что на Кавказе воевал и понятие о пластунской науке имеет. По крайней мере, передвигается достаточно бесшумно, не гонорится, что «Эти действия невместны для дворянина». Нормальный, в общем, мог бы получится пластун.

С ейчас несколько бледный сидит как же, самостоятельно перхватил горло одному из охранников порохового склада

– Вы по карманам-то пошарьте, - приказываю солдатам, показывая на трупы часовых, - да не стесняйтесь.

– Иван Фёдорович! Всё-таки вскидывается Толстой.

– Лев Николаевич, а с каких шишей наш взвод может питаться нормально? Сами знаете, как с едой в городе обстоит, говорю ему, прищурив глаза. Взгляд писателя сразу делается серьёзным и каким-то беззащитным, Толстой медленно и очень серьёзно кивает, дискуссия прекращена не начавшись.

– Мундиры с убитых накидываем, да пошли, - и поясняю напарнику, - нас если поймают, всё едино убьют, причём прежестоко.

Выйдя из подземного порохового склада, закопанного более чем на десять метров, спокойно уходим в сторону расположения англичан командиры союзников уже успели поругаться и потому стараются не замечать солдат друг-друга, если те проходят через лагерь. Разумеется только если солдаты идут относительно трезвые и с деловым видом. Прошли спокойно, хотя английские солдаты косились и бросали нам в спины «факовые» реплики. Ну а от англичан «нырнули» на нейтральную полосу.

Установленная «адская машинка» на основе кислоты, марганца и глицерина, сработала когда мы уже сползали к себе на позиции.

– ББАХ! раздался чудовищный грохот.

– Не зря сходили, - удовлетворённо сказал писатель. С этого момента он как будто переродился и Сильно опасаюсь, что если он и напишет «Войну и Мир», то это будет совсем другое произведение. Во всяком случае, офицером он стал вполне дельным и ещё четырежды за месяц ходил со мной во вражеские тылы, заработав славу и как будто найдя себя. Ох, вряд ли в этой Реальности появится понятие «Толстовство»

История с убитым мной интендантом нашла продолжение она всё-таки выплыла «На свет божий», как ни старалась власти замять дело. Я уж было думал о «второй серии», когда один из офицеров, занимавшихся расследованием, всё-таки проговорился «по секрету».