Миссия в июнь 1939 года

— Дай мне слово, если перейду живая в ваше время вместе с тобой, первым делом свозишь меня к нему на могилу. Я должна буду отблагодарить его за свою дальнейшую судьбу.

— Безусловно, — он с благодарностью посмотрел ей в глаза.

Налив себе правой рукой ситро в стаканчик, немного отпил и вновь посмотрел на нее. «Надо же, сколько в ней нежности и твердого холодного рассудка одновременно, как это ценно в женщине! Спасибо тебе, Господи, что подарил такую замечательную женщину, о такой я просто и мечтать не мог!» — думал он, нежно прижимая ее к себе и наслаждаясь ее близостью. Она, в свою очередь, видимо, что-то почувствовав, подняла на него глаза и с минуту смотрела на него:

— На меня так еще ни один мужчина не смотрел. В твоем взгляде столько чувств, что я начинаю дрожать вся внутри. Всем своим существом ощущаю, что близится миг нашей полной близости, поэтому я должна быть абсолютно откровенна перед тобой и расскажу тебе все о себе. Слушай. Официант в ресторане передал слова завклуба Селиванова, что я корчу из себя «целочку». Так знай, я такая и есть, я дева, хотя мне уже 35 лет, и это сильно тяготит меня, ведь нормальная женщина должна любить мужчину, а он ее. Так получилось, что я не встречала до тебя парня или мужчину, к которому у меня появились бы чувства. Мама пыталась выдать меня замуж по своей линии, но, как выяснилось, его больше интересовал во мне иудей-фундаменталист, нежели настоящая женщина, он даже взять меня не смог, и я ушла от него на второй день, затем развелась. Благо, что советская власть не позволяет религиозному мракобесию возобладать над людьми. В семье был сильный скандал, но меня все же поддержал отец, он этнический русский, да я и сама, и по фамилии, и по духу русская, хоть евреи и признают меня за свою. Я попросила в отделе здравоохранения работу за пределами Шуи, чтоб жить самостоятельно, и мне ее предоставили, ведь я член ВКП(б). Все шло хорошо, мы и с учительницей сдружились, и местный актив меня поддерживал, но вот этот Евгений Евгеньевич! Он мне был очень неприятен как мужчина, и я старалась избегать его, не принимая всерьез его угрозы, но вот во что эта моя беспечность вылилась, ты сам прекрасно теперь знаешь, — она на несколько минут замолчала, Артем корректно ожидал. — Сегодня утром, там на лугу, ты воздержался, потому что я тебя попросила, теперь одну из причин ты знаешь: лишить меня девственности будет не просто, так как я уже не девушка по возрасту; мне будет очень больно, и я буду сильно стонать или даже кричать, поэтому нужно определенное место и время. Очень тебя прошу дождаться всего этого.

— Пусть тебя это не тревожит, — спокойно начал он, — только когда ты сама решишься, тогда между нами все и произойдет. Но ты должна знать, я очень сильно тебя желаю, — она любовалась им, а он продолжал. — Не скрою, у меня девчонки были в жизни, и некоторые даже сами предлагали мне близость, но меня они мало трогали, меня больше интересовала работа, я всецело отдавался ей, наверное, это у нас потомственное. В Шуйском уезде группе сотрудников МГБ СССР, которую я возглавлял, удалось вскрыть довольно серьезную шпионскую сеть НАТО, подбирающуюся к ракетным частям в Шуе и Тейкове, после чего меня повысили в звании и предложили работу в Центральном аппарате министерства. Я уехал в Москву, а родители так и остались в Шуе, уезжать не захотели. Вторая цель миссии, которую я здесь выполняю, связана именно с этой спецслужбой.

— Ты называешь свою работу второй миссией, а первая связана со мной, я так понимаю. Как же твое руководство пошло на вмешательство в ситуацию другого мира? Ты сам говорил, что это очень опасно, как бы не жаль было субъекта.

— Вопрос решался на самом высоком уровне, и я все откровенно рассказал про тебя и свои чувства. Знаешь, они все поверили мне и вошли в мое положение, так что про тебя в нашем мире уже все известно и тебя будут ждать со мной. Конечно, ассимиляция в более развитом мире не такое простое дело, поначалу тебе будет тяжеловато, но, главное, не бойся.

Она глубоко вздохнула, выказав тем самым глубокое удовлетворение от услышанного, и еще спросила:

— Тем, а почему у тебя в удостоверении написано другое имя? Я увидела случайно.

— Сотрудники спецслужб часто работают под прикрытием и по легенде, поэтому ты должна четко помнить этот нонсенс. Пока не вернемся к нам, здесь я майор Шлыков Иван Авдеевич. Ты можешь называть меня Иван, или просто Ваня, хорошо?

Она мило улыбнулась:

— Хорошо!

Так, то гуляя в тени парка, то затем по улицам города, где они периодически заходили в небольшие кафе, они скоротали время, которое прошло незаметно. В 9:45 они уже стояли в очереди на перроне, ожидая посадки в свой вагон. Проводница проверила у них билеты, и они зашли внутрь, где быстро отыскали свое купе, в котором уже расположились мужчина и женщина примерно 55 лет возрасту. Поздоровавшись, молодые люди сели на мягкое сиденье своей стороны. Через несколько минут посадка закончилась, раздался гудок паровоза, и состав потихоньку тронулся. Вагоны мирно постукивали колесами по железнодорожному полотну, и пассажиры в купе потихоньку разговорились. Выяснилось, что мужчина в очках с небольшой залысиной — Петр Терентьевич, инженер на большой ивановской мануфактуре (куда направлялась автомашина из Шуи), женщина в шляпе с широкими полями — Эмма Викторовна, заведующая продуктовым магазином. Когда пришла очередь представиться, Артем сказал, что он боксер ДСО «Труд», а это его невеста.

— Труд — это очень хорошо, — многозначительно произнес Петр Терентьевич, — только все больше у нас становится людей, которые не любят его, все ищут, где полегче.

— А может, это из-за того, что мало платят, люди избегают тяжелого и упорного труда? — задал провокационный вопрос майор, поигрывая в руке зажигалкой.

— Так расценки установлены государством, чего же на них пенять, — парировал инженер, глядя майору в глаза.

— Так, может, условияхозяйствования плохие или сама плановая модель экономики порочна, сковывает инициативу.

— Эк куда Вы, молодой человек, хватили.

— А что, боитесь называть вещи своими именами? Срок опасаетесь схлопотать? — вновь закатил шара майор.

— Да нет, — отрицательно покачал головой инженер, — просто я уверен, лучше современной сталинской модели экономики наша страна никогда не знала, да и не узнает. В ней очень верно очерчены границы государственного, общественно-кооперативного и частного, учитывается специфика нашей страны, или исторической России, если Вам будет угодно.

— Ого, — подумал майор, — как точно и грамотно сказано. — Тогда скажите, почему же Вы так боитесь за перспективу честного и добросовестного труда?

Инженер ухмыльнулся:

— А помните, как в политике шла борьба с правым и левым уклоном? Так и здесь твердая середина, вот что нам нужно, только бы не скатиться вправо, на уровень экономических афер и шулерства.

— Тут Вы абсолютно правы, скатываться вправо нельзя, но и уничтожать мелкую торговлю и предпринимательство тоже будет ошибкой. Вот мы несколько часов назад у парка имени Степанова покупали у частной торговки мороженое и лимонад, все очень качественное, так зачем же это уничтожать?

— Какой Вы умница, Иван, — вмешалась в разговор Эмма Викторовна. — Вот я работаю в системе государственной торговли, но считаю, что частный сектор в торговле должен быть значительно шире — это позволило бы сделать нашу социалистическую систему еще более привлекательной.

— А как вы оба думаете, товарищ Сталин, он какой позиции держится? — смело спросил соседей по купе майор.

— Вот как мы сейчас здесь рассуждаем, так же думает и товарищ Сталин, — прихлебнув из только что принесенного проводницей стакана чая, резюмировал инженер.

Так за непринужденными разговорами пассажиры купе и не заметили, как наступила ночь, они стали готовиться ко сну. Неожиданно в коридоре раздался голос проводницы:

— Товарищи, нет ли среди вас медицинских работников, в первом вагоне плохо с мальчиком-подростком?

Нета встала с сиденья и взяла свою черную сумку, но остановилась в нерешительности, смущенно взглянув на Артема. Тот кивнул ей, и они вместе пошли в 1-й вагон…

Мальчик лет 12-ти с бледным лицом лежал на сиденье в купе, рядом с ним сидела его мать, отец с выправкой военного стоял рядом. Попросив родителей присесть на соседнее сиденье, Нета вынула из сумки фонендоскоп и ртутный прибор для измерения давления, погладила мальчика по голове:

— Скажи, что болит? — спросила она его.

— Вот здесь в груди сжало, и дышать тяжело, — ответил подросток, показывая на грудь. — Тетенька, мне страшно. Внимательно выслушав сердце и легкие, смерив давление, она вызвала родителей в коридор и закрыла дверь в купе:

— Скажите, у мальчика больное сердце? Это так? Мать, стоящая со слезами на глазах, кивнула головой.

— Тогда вот что. Как остановимся на ближайшей станции, срочно вызывайте скорую помощь. И имейте в виду, счет идет на минуты. Спросите проводницу, может, на поезде есть рация? В купе не заходите, будет все очень драматично.