Мистер Камень
Шрифт:
Деньги папа на меня давал, но обременять себя ребенком не собирался, так что я осталась на попечении матери и Лены. Попечение было представлено неравномерно. Со стороны матери оно выражалось плюшевым медвежонком, подаренным мне на день рождения, и нарядным платьицем на Новый год. Остальное доставалось Лене: мои содранные коленки, уроки, вызовы в школу, боязнь темноты под кроватью. Папа в следующий раз мелькнул на горизонте, когда мне было восемь и возиться со мной стало поинтересней. Его стиль родительского воспитания я охарактеризовала бы словом «комета»: он появлялся неожиданно и ярко, быстро мелькал и улетал в неизвестном направлении. Думаю, он считал
Доходы нашей семьи были скромными, но не самыми плохими. По крайней мере, мое детство прошло вне зоны действия радаров службы опеки. Мама налаживала жизнь, что-то где-то рисовала, изредка на этом зарабатывала, а потом сама же и тратила – минус мишка и платье из ее бюджета. Основными источниками дохода были подаяния папеньки на меня и зарплата тети Лены. Лена работала бухгалтером. Мама, естественно, презирала ее за это: какая пошлая, мещанская, лишенная творческой искры профессия!
Починке своей личной жизни мама уделяла куда большее внимание, чем работе. Она размещала свою анкету во всех агентствах знакомств, в том числе и платных, деньги на которые брала из «мещанской зарплаты» тети Лены. О том, что у нее есть дочь, она никогда не писала. Она считала, что для потенциального жениха это будет приятным сюрпризом.
Она ходила на свидания регулярно, как иные ходят на работу, но принц почему-то не спешил. Не доходило даже до сюрприза в лице меня: она сливала потенциальных ухажеров уже после второго-третьего свидания. Все не то, все не так! Не хватало духов и туманов.
Удача улыбнулась ей только через четыре долгих года, полных слез, истерик и упреков. Маман списалась с французом, который тоже жаждал тихого семейного счастья, вина и террас. Он позвал ее замуж. Она согласилась, даже не встретившись с ним в реальной жизни.
Тогда и настал черед для сюрприза в виде меня. Жениху была направлена моя витиеватая биография и самые умильные фото, какие только нашлись в семейном архиве. Ответ, полученный нами, был таким же сочным, как прошлогодний сухарь. Похоже, перспектива неожиданного отцовства не воодушевила месье Этьена Моро. Но он был достаточно увлечен матушкой, чтобы смириться с моим существованием. Думаю, для меня бы нашлась уютная будка где-нибудь рядом с их увитой виноградом террасой.
Узнавать это наверняка я не хотела. Мне было всего девять лет, жизнь я толком не знала, но инстинкт самосохранения уже был развит как надо. И он орал в полный голос: не нужно мне туда ехать! Я этой парочке даром не нужна. Я хотела остаться дома, борщи Лены были куда привлекательней, чем политые чесночным соусом улитки, которыми мама додумалась соблазнять маленького ребенка. М-м-м, какая прелесть, поехали, ты там насекомых есть будешь! О да, всю жизнь мечтала.
Мама восприняла мой протест болезненно. Ей претила мысль быть в чем-то плохой, а мать, от которой ребенок спрятался за государственной границей, хорошей не назовешь. Она попыталась применить родительский авторитет, не понимая, что его давно уже не было. Она настаивала и доводила тетю Лену до слез. Я сделала ход конем, коварство которого меня до сих пор поражает, и нажаловалась папе. А папу хлебом не корми – дай свою бывшую укусить! Короче, стало ясно, что никуда я не поеду, и мама укатила в новую счастливую жизнь одна.
Время показало, насколько я была права. Своих детей у маман и Этьена так и не появилось. Они оба уже были достаточно опытными, чтобы осознать: нафиг им это не нужно. Зато друг к другу они прикипели. Этьен держал собственный виноградник и еще что-то там,
я опись его имущества не проводила. Мама рисовала картины и продавала их всем, кто не придумал достойную причину для отказа. Потребность заботиться о ком-то она реализовывала в приюте для бездомных животных, который курировала уже много лет. Там ей комфортней, чем со мной.Тринадцать лет назад, когда на кладбищенском холме была разрыта свежая могила, а я выла белугой и умереть хотела больше, чем жить, мама так и не прилетела. Потому что не сезон, доченька, и билеты сейчас без скидок, очень дорогие! Она прислала мне открытку с грустным котиком и надписью Mes condoleances. На французском, да, которого я не знаю. Это не помешало мне спустя пару месяцев написать, куда она может засунуть свои соболезнования. Мы не разговаривали пять лет, теперь вот обмениваемся открытками на некоторые праздники. Я знаю, что у нее все хорошо, и нас обеих все устраивает.
Так что да, я могла понять Регину. У меня тоже не было матери при живой матери. У меня когда-то была Лена, но… теперь-то уже нет. Регине, как и мне, не к кому было прийти за помощью. Но я старше, я опытнее, и порой это чертовски важно.
Возится возле дома Регины я закончила ближе к вечеру. Я облазила и крышу, и лестницу, все девять этажей, но так ничего и не нашла. Замученная и расстроенная до слез, я направилась к своей машине.
Солнце почти зашло, дом окутывали осенние сумерки, туманные и морозные, как сухой лед. Один за другим включались фонари, горели окна. Я шла, понуро глядя себе под ноги, я уже ничего не искала. Но правду говорят: ты найдешь то, что тебе надо, когда перестанешь искать.
До сих пор не понимаю, как я заметила этот блеск в полумраке! А может, полумрак и нужно благодарить? При свете дня желто-коричневый камень сливался с опавшей листвой, терялся на фоне березовых листиков, занесенных сюда ветром, спал, как истинный тигр, готовящийся к ночной охоте. Теперь же настало время просыпаться – и он позвал меня.
Тигровый глаз, широкий, плоский, формой напоминающий неровный треугольник, притаился возле куста сирени, у самых корней. Днем его и правда было почти не видно. Но с приближением ночи он становился ярче – ему помогал свет фонарей и редеющая листва на сирени. Это был он! Не просто тигровый глаз, а тот самый. Все камни уникальны, природа два одинаковых не создаст, и я без труда узнала талисман, выбранный для Регины.
Еще не до конца веря, что мне не чудится, я наклонилась к камню и подняла его. Точно, он. Прирученный тигр на моей ладони. Оставалось только понять, как он попал сюда…
А никак! Не мог, не должен был. Регина упала на другой стороне дома, и даже если бы камень выпал у нее из кармана, – при прыжке или в полете, – он бы никак не покатился сюда. Она сбросила его вниз? Тогда ей следовало быть настоящим снайпером! Я была на крыше и теперь могла уверенно сказать: попасть оттуда в этот куст было бы очень тяжело, а случайно камень бы сюда не полетел.
Нет, гораздо более вероятной мне представлялась другая версия. Этот куст растет близко не только к дому, но и к парковке, к которой я, собственно, и шла. Что если незадолго до своей смерти Регина прогулялась этим же маршрутом? Но зачем? Машину она не водила, это я точно знаю. Да еще и такое странное место для камня… Вырони она его случайно, тигровый глаз остался бы у дорожки: он треугольный, он не катается. Создавалось впечатление, что кто-то намеренно бросил его именно туда. Хотя понятно, кто!