Мистер Рипли под землей

Том взглянул на Элоизу.

— Ну, мы втроем встретились в десять утра во вторник. Дерватт сказал, что он принял снотворное. Он уже и до этого высказывал намерение покончить с собой и просил нас — Бернарда и меня — кремировать его. Сначала я не принял это всерьез, но во вторник было видно, что он наглотался таблеток, и пока мы ходили вместе, он принял еще несколько. Он был в шутливо-беспечном настроении. Дерватт настоял, чтобы мы отправились в лес. — Том обратился к Элоизе: — Если ты не хочешь этого слушать, дорогая, то поднимись наверх. Мне необходимо рассказать эти малоприятные вещи.

— Я хочу услышать это. — Элоиза на секунду закрыла лицо руками, затем отняла их и встала. — Я попрошу мадам Аннет приготовить чай, ладно?

— Замечательно, — отозвался Том. — Дерватт спрыгнул с утеса на камни, — сообщил он инспектору. — Он, можно сказать, дважды покончил с собой — приняв снотворное и прыгнув с утеса, — а потом был еще и сожжен. Но к тому моменту он, разумеется, был уже мертв. Умер он в результате падения. Мы с Бернардом вернулись на это место на следующий день и сожгли труп, насколько это было возможно, а останки похоронили.

Элоиза вернулась в гостиную.

— Значит, на следующий день, — сказал Уэбстер, делая записи, — в среду, шестого ноября. А где Бернард останавливался в Зальцбурге?

Том назвал “Голубое что-то” на Линцергассе, но сказал, что не уверен, оставался ли Бернард там же после среды. Когда и где они достали бензин? В среду, в полдень, но точное место Том не смог бы назвать. Где проживал Дерватт? Этого Том даже и не пытался выяснить.

— Мы договорились с Бернардом встретиться в половине десятого в четверг у Старого рынка. Накануне вечером Бернард дал мне свой рюкзак и попросил подержать его у себя, пока он не найдет какую-нибудь другую гостиницу. Я предложил ему поселиться в моем отеле, но он не захотел. Утром в четверг он не пришел на встречу; я прождал его целый час. Больше я его так и не видел. Никаких записок для меня в “Гольденер Хирше” он не оставил. Я подозревал, что он не хотел меня видеть и, возможно, покончил с собой — может быть, прыгнул с моста. Я пошел к себе в отель.

Уэбстер несколько медленнее обычного раскурил сигарету.

— Вы договорились, что его рюкзак останется у вас до четверга?

— Нет, не обязательно. Бернард знал, как меня найти, и я ожидал, что он зайдет за вещами в среду вечером, но на всякий случай сказал, что если он не придет, то мы встретимся утром.

— Вы не справлялись о нем вчера утром в гостиницах?

— Нет… Я был расстроен и, в общем-то, уверен, что он покончил с собой.

Мадам Аннет подала им чай, обменявшись приветствием с Уэбстером.

— За несколько дней до этого, — сказал Том, — Бернард символически повесился в моем погребе, в виде собственного манекена — прицепил с помощью ремня свой костюм к потолку и оставил записку. Его обнаружила моя жена, и это было для нее настоящим шоком. — Он взглянул на Элоизу. — Прости, дорогая.

Элоиза прикусила губу и пожала плечами. Ее реакция была искренней. Да, все так и произошло, но воспоминания об этом не доставляли ей никакого удовольствия.

— У вас сохранилась эта записка? — спросил инспектор.

— Да. Кажется, она в кармане моего халата. Принести вам ее?

— Да, пожалуйста, но сначала скажите, — на лице Уэбстера опять появилась было улыбка, но он ее прогнал, — зачем вы все-таки поехали в Зальцбург?

— Я беспокоился о Бернарде. Он говорил, что хочет съездить туда, и я боялся, что он подумывает о самоубийстве. Я спрашивал себя, с чего вдруг ему захотелось приехать ко мне. Он знал, что у меня есть две картины Дерватта, но мы, собственно, даже не были знакомы. Однако, приехав сюда, он говорил со мной очень откровенно, и мне казалось, что я смогу помочь ему. А потом случилось это — они оба покончили с собой. В таких случаях как-то боишься вмешиваться — по крайней мере, когда имеешь дело с таким человеком, как Дерватт. Это представляется неправильным… — ну, не совсем неправильным, конечно, — я имею в виду, ты чувствуешь, что бесполезно отговаривать человека, он все равно сделает по-своему, если уж решился на это. Я считаю, что нельзя винить человека за то, что он не сказал чего-либо, раз он знал, что это бессмысленно. — Том сделал паузу.

Уэбстер слушал очень внимательно.

— После того символического самоубийства в погребе Бернард уехал — по всей вероятности, в Париж, — а потом опять вернулся. На этот раз тут уже была Элоиза.

Инспектор спросил, какого числа Бернард вернулся в Бель-Омбр. Насколько Том помнил, это было 25 октября.

— Я пытался успокоить Бернарда и сказал ему, что его подружка Цинтия, возможно, помирится с ним. Правда, я сам сомневался в этом, судя по тому, что он говорил. Но надо было как-то отвлечь его от мрачных мыслей. Наверное, Дерватт тоже старался сделать это. Я уверен, что в Зальцбурге они встречались несколько раз вдвоем. Дерватт относился к Бернарду с большой теплотой. Ты понимаешь, что я говорю, дорогая? — обратился он к Элоизе.

Элоиза кивнула. Возможно, она действительно хорошо понимала его.

— А чем был так подавлен сам Дерватт? Том задумался.

— Его угнетала вся наша действительность, весь мир. Я не знаю, может быть, у него были для этого и личные причины — что-нибудь в Мексике. Он упоминал какую-то мексиканскую девушку, которая вышла замуж и уехала. Не знаю, насколько это было для него важно. Было похоже, что он расстроен также в связи со своим приездом в Англию. Он сказал, что это было ошибкой.

Уэбстер наконец покончил со своими записями.

— Может быть, поднимемся теперь в вашу комнату?

Том проводил инспектора к себе и достал из шкафа чемоданчик.

— Я не хочу, чтобы жена это видела, — сказал он, открывая чемоданчик.

Останки были завернуты в австрийские и немецкие газеты, купленные Томом. Он заметил, что Уэбстер взглянул на даты выпуска газет, прежде чем вытащить сверток и положить его на ковер. На всякий случай он подложил под него еще газет, но Том знал, что сверток не оставляет следов. Инспектор развернул газеты.

— М-да. Господи, прости. И что Дерватт просил вас сделать с этим?

Том пожал плечами, нахмурившись.

— Да ничего. — Том подошел к окну и слегка приоткрыл его. — По правде говоря, я и сам не знаю, зачем я взял это с собой. Я был расстроен, как и Бернард. Может быть, он сказал, что мы должны отвезти останки в Англию, — я не помню. Мы, правда, ожидали, что это будет прах, пепел. Во всяком случае, вот, — я привез это…

Уэбстер ковырялся в останках концом шариковой ручки. Он выудил из них серебряное кольцо.

— Кольцо я взял специально, — сказал Том. Он знал, что две змеи на нем еще различимы.

— Я возьму это с собой в Англию, — сказал инспектор. — У вас не найдется какой-нибудь коробки?

— Да, конечно, — ответил Том, направляясь к двери.

— И вы говорили о дневниках Бернарда Тафтса.

— Да-да. — Том вернулся и показал инспектору блокнот и альбом, лежавшие на письменном столе. — Вот. Сейчас я достану его записку. — Он прошел в ванную и вытащил из кармана халата записку Бернарда. “Я символически повесился в твоем доме…” Отдав записку Уэбстеру, Том спустился по лестнице.