Мистер Январь

Румянец заливает ее щеки, когда она тянется к подолу моей футболки:

— Поднимись, — мягко инструктирует она.

— Я знал, что в конце концов ты согласишься, что одежда — плохая идея.

Она стягивает футболку с моей головы и ухмыляется:

— У меня был самоконтроль святого, — бормочет она.

Ее руки блуждают по моей груди, ее пальцы следуют за узорами моих татуировок, а затем переходят к твердым бороздкам на животе. Она еще только прикоснулась ко мне, а я уже так возбужден. Она зажигает меня каждым движением своих пальцев.

Поднимаю ее и поворачиваю так, что она с мягким звуком падает спиной на кровать. Тянусь к поясу ее треников и стягиваю их с ее золотистых ног.

Женщина моей мечты находится прямо здесь, одетая лишь в белый кружевной бюстгальтер и пару черных обтягивающих трусиков. Я просто не могу поверить в свою удачу. Сколько всего плохого я натворил в своей жизни, но у меня все еще есть она. Должно быть, какому-то бедолаге не повезло больше всех на свете, потому что мне каким-то образом удалось получить двойную долю.

Она хихикает, и только тогда я понимаю, что просто нависаю над ней на коленях и смотрю.

— Ты хочешь сделать ещё одну фотографию? — Кокетливо спрашивает она.

— Зачем фотография, — прорычал я. — Когда оригинал прямо передо мной.

— Тогда возьми меня.

Мне не нужно повторять дважды. Прижимаюсь к ней всем телом и целую ее до потери сознания.

— Дрю, — стонет она, и это как во всех моих фантазиях.

— Да, принцесса? — спрашиваю я, целуя ее в шею.

— Не останавливайся.

Я усмехаюсь. Совершенно не собираюсь останавливаться. Отступаю назад и снова становлюсь на колени, глядя на совершенство, которым является моя жена. Зацепляю большими пальцами ее трусики и медленно тяну их вниз по ногам. Она извивается подо мной, а я смотрю на нее сверху вниз.

И тут я замечаю знак, которого раньше никогда не видел. Это всего лишь слабый след, но я никак не могу упустить ни одной детали, связанной с этой женщиной. Опускаюсь ниже, чтобы рассмотреть его поближе. Это татуировка, но вместо обычных черных чернил — белые. Она находится на левом боку, в месте, которое обычно скрыто под нижним бельем. Надпись гласит: "Нина".

— Принцесса? — спрашиваю я.

— Ммм? — отвечает она, лениво расчесывая руками мои волосы.

— Кто такая Нина?

Она замирает, ее руки опускаются с моей головы, а все тело напрягается.

Я отвожу взгляд от слова, выгравированного на ее коже, и смотрю на ее лицо. Она в ужасе, а я понятия не имею, что случилось. Из ее рта вырывается болезненный всхлип, она вытаскивает свое тело из-под моего и поднимается на кровати, прижимая колени к груди. Я хватаю с края кровати одеяло и накидываю его на нее — ее физически трясет, и я никогда в жизни так не боялся. Боюсь даже прикасаться к ней сейчас.

— Дилан? — шепчу я, когда она не отвечает. — Кто такая Нина?

Она смотрит на меня с такой болью, что мне кажется, что моя жизнь вот-вот закончится. В ее глазах стоят слезы, когда она шепчет ответ:

— Она была нашей дочерью.

Не знаю, чего я ожидал от нее, но никогда бы не подумал, что она скажет именно это. Эти четыре слова приводят всю мою вселенную в хаос.

— Наша… наша дочь? — Я заикаюсь, когда на меня обрушивается очередное осознание. — Была? Принцесса, что значит была?

Я чувствую, как вся тяжесть мира давит на мои плечи, и физически облокачиваюсь на кровать, пытаясь избавиться от этого.

— В тот день, когда тебя арестовали, я узнала, что беременна, — шепчет она, и я слышу боль в ее голосе. — Я ждала, когда ты вернешься домой, чтобы сделать тебе сюрприз, и мы могли бы отпраздновать… но ты так и не пришел.

Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, и знаю, что на этот раз они упадут. Это то, что окончательно сломает меня.

— И тогда я пошла в гараж, чтобы найти тебя. Я был так взволнована.

Я помню этот момент, как будто это было вчера. И до сих пор представляю себе выражение радости в ее глазах, пока все не рухнуло.

— Срок был около восьми недель, — продолжает она, ее голос все еще звучит как шепот.

— И я бросил тебя, — задыхаясь, произношу я.

Теперь я знаю, что именно поэтому она не пришла ко мне — почему не позвонила.

А я не просто бросил ее — я бросил их. Я бросил жену, беременную и уязвимую. Я оставил ее воспитывать ребенка в одиночку, хотя должен был быть рядом с ней.

— Знаю, что должна была сказать тебе, но не знала как.

Я качаю головой — не хочу, чтобы она брала на себя всю вину. Это всё на мне.

— Что с ней случилось? — шепчу я, уже зная, что ответ меня раздавит.

— Я ехала в тюрьму, чтобы сказать тебе, что я беременна.

В ожидании следующей части по моим венам пробегает лед.

— И была недостаточно внимательна. — Ее голос трещит, когда наши глаза встречаются. Слезы беззвучно текут по ее лицу, и это разбивает мне сердце.

— Произошла авария. Я ударилась о заднюю часть машины, стоявшей передо мной. Ничего серьезного, но сработала подушка безопасности водителя…

Киваю головой в знак согласия с тем, что, как я уже знаю, произошло.

— Ребенка я потеряла на двадцать третьей неделе беременности.

Моя грудь сжимается, когда я хватаю ртом воздух. Чувствую, как слезы льются из глаз, а зрение затуманивается. Она потеряла нашего ребенка из-за меня. Потому что меня не было рядом.

— Я не защитила ее. — Дилан беспомощно всхлипывает.

Я не могу говорить. Хочу сказать ей, что это не ее вина — что это еще одна вещь, которая лежит на моей совести, но не могу. Я должен был быть там, чтобы защитить обеих моих девочек, но меня там не было.

Это все, о чем я могу думать, пока встаю с кровати на шатких ногах. Знаю, что это будет преследовать меня до конца моих дней. Поднимаю с пола свою рубашку и выхожу за дверь. Не знаю, куда иду, но знаю, что не могу сейчас находиться здесь. Не могу смотреть, как ее сердце снова разбивается из-за меня. Мне нужен воздух. Я провел три года в коробке, и сейчас мне нужно дышать.