Мистериум

Он верил в этот мир и в то, что его родители там. Он рассказывал об этом, только Сив и Тине. Они верили ему. Особенно Севиль. Она верила, что там они найдут маму с папой и смогут привести в этот мир обратно.

Но однажды, одним дождливым осенним днём, Тиона пропала. Произошло это года два назад. Вечером, они играли в шарады, а после каждый пошёл спать в свою комнату. Они были соседние. Тина тогда жила с Сив. Все сладко спали, и внезапно Севиль подняла тревогу, что Тионы нет. Девочка уверяла всех, что Тина спала на своём месте. И она вздремнула. Точно не знала, но, кажется не прошло и пятнадцати минут, она повернулась на другой бок, случайно открыла глаза и заметила, что Тионы нет. Она клялась, что не слышала ни одного шороха, или даже скрипа. А чтоб открывалась дверь, тем более.

Двери в приюте страшно скрипели, да и все половицы тоже. Если ночью открыть дверь, то и спящий на первом этаже узнавал об этом.

Обыскали тогда весь дом. Полиция тогда, заявилась рано утром и обыскала весь лес, и даже окраинные территории. Они нырнули даже в озеро. А вдруг утонула? Но ничего. Её не нашли. Прошло три месяца, и полиция окончательно сдалась. Объявила Тину без вести пропавшей. Но Эмиль искал её целый год. Он не сдавался. Он собственноручно, тайком сбегал в лес и обыскивал всё то, что можно было обыскать. Добирался до соседних кварталов, и даже на много миль дальше. Его даже один раз поймали и привели к директрисе. Та разгневалась от того, что он шляется, бог знает где.

– Я искал Тиону. – ответил он тогда. – Вы отказались от неё, но я нет.

И больше никто его ни о чём не спрашивал.

Но настало время, и Эмиль сдался. Подруга детства, его первая невинная любовь, пропала навеки вечные. И никто не знал куда. И после этого события он разом перестал верить в чудеса. Он перестал верить в свои сны. Он вдолбил это и в голову сестры. Но окончательно убить в ней веру в чудеса он не смог. Лишь в то, что никакого Мистериума нет, и не было.

Эмиль вздохнул и закрыл глаза. Он начал постукивать пальцами по ноге играя ими музыку Бетховена, ту же самую, что играла прямо сейчас его сестра. Они всегда чувствовали настроения друг друга. И Севиль играла «Лунную Сонату» потому, что брату захотелось её сыграть. Хотя она не понимала, что хочет этого именно он. Но она тоже, как и брат любила музыку Бетховена.

Эмиль всегда начинал играть на невидимых клавишах, когда ему было грустно или плохо. (Пианино находилось на первом этаже и не получалось каждый раз играть на нём.)

Вообще у двойняшек было много мелких привычек и хобби. К примеру, Севиль любила, перед тем, как съесть булочку или печенку или конфетку разницы нет, даже торт, сначала засовывала в чашку с чаем или соком, и лишь потом съедала. И при этом всегда пачкала одежду крошками и каплями чая. Ей всегда говорили, мол, ты же девочка, будь аккуратнее. А она лишь махала на них руками и продолжала делать то, что хотела делать. А именно засовывать печенье в чай. Или же она была ярой поклонницей клубники. Могла тоннами поедать клубнику и не насытиться. Она любила, перед тем как есть тот или иной овощ или фрукт, подносить его к носу и нюхать. У неё было странное хобби: она любила собирать маски. Она тратила на них все свои карманные деньги, сама их мастерила из подручных материалов и часто разгуливала в них по всему приюту.

Кроме как стучать пальцами по невидимым клавишам, Эмиль привык носить только клетчатые рубашки или кофточки, а также, когда сильно над чем-то раздумывал, морщил нос, а когда делал что-то сложное, высовывал кончик языка. (так и Сив делала) Когда играл на пианино, то закрывал глаза и всё вокруг для него пропадало, меркло перед музыкой. Существовали лишь его пальцы, клавиши, да мелодия которую он создавал. Он привык, когда не верил собеседнику, склонять голову на бок. (а он, часто не верил собеседнику, ведь ему было легко распознать ложь или правду) Он любил выходить зимой на улицу и ловить языком снежинки. (это любила делать и Севиль) И у него тоже было хобби: он обожал шляпы. Если Севиль тратилась на маски, то он тратился на шляпы. У него их собралось штук двадцать. Труд последних шести лет. Некоторые он находил на свалках, некоторые купил. Один ему связала Сив на уроках вышивания.

Он постукивал пальцами по колену, думая совсем о другом. Он думал о том, что осталось совсем немного. Им исполниться восемнадцать лет, и он заберёт свою сестру далеко, далеко, и он сделает её самым счастливым человеком на свете. Он будет много работать и зарабатывать много денег, чтобы Севиль могла, сколько её душе угодно, покупать маски и клубник. Она будет счастлива, а значит и он будет счастлив.

Всё это время, прожитое в приюте, он старался заменить ей и мать и отца. Но на самом деле, он был всего лишь пятнадцатилетним мальчишкой, на пять минут старше сестры. Но он слишком сильно любил Севиль, и не представлял без неё ни секунды своей жизни. Кроме неё у него ничего и никого не было. И если с ней вдруг что-то случиться, то он… он… нет, об этом даже думать не стоит. Пусть всё плохое, что может случиться с ней, случиться с ним. Она должна быть счастлива и точка. Лишь так он тоже сможет быть счастливым.

Раздумывая над всем этим, Эмиль даже не заметил, как стемнело. Он посмотрел на настенные часы, висевшие над дверью. В этот самый момент тоже самое сделала и Севиль. Было восемь часов вечера. Через час в комнату вошёл Шарль. В этот момент Эмиль перечитывал историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков. Читал он её только тогда, когда его наказывали. И если честно, то он мог бы пересказать всю историю музыки семнадцатых-восемнадцатых веков наизусть, ни разу не поглядывая в содержимое книги…

– Как Севиль? – спросил юноша, не поднимая взгляда от книги.

Шарль стянул с головы футболку, швырнул на кровать и сел на стул. Шарль был светловолосый мальчик-романтик, с чуть длинноватым носом, характерным для некоторых французов, и россыпью веснушек на щеках. И худой, как щепка. В приют он попал в трёх годовалом возрасте и славился под прозвищем Шарль-Марль, или же просто Щепка.

– Она после тебя, как всегда, язык не прикусила. – отозвался Щепка.

Эмиль отложил книгу и вздохнул, потёр пальцами глаза, наморщил нос.

– Ах, Сив, никак не могу ей втолковать! Тоже наказана?

– Да, – кивнул Шарль.

Встал, открыл свою половинку шкафа, извлёк оттуда чистую одежду и полотенце.

– Я в душ. – бросил он и вышел из комнаты.

***

Севиль отложила кяманчу, сунула его в футляр и повесила среди масок на стене. Маски она расклеила по всей стене. Ну а где ещё ей их держать? Решила принять душ. Наказание, наказанием, а душ они не могут ей запретить. Через сорок минут она вернулась в комнату. Там сидела, скрестив ноги, на кровати, в цветастой пижаме Зарема. Она любила всё цветастое. Это была девчонка с бледной кожей и раскосыми глазами. Волосы её были длинными, прямыми и чёрными. В руках у неё была тетрадь и ручка. Она что-то туда записывала. Наверное, закорючки всякие рисует, или пишет как она без ума от Шарля-Марля.

Ничего не сказав, Севиль протёрла влажные волосы полотенцем, натянула на себя пижаму, состоящую из маечки и шортиков, из шёлковой ткани и кружевной вышивкой по краям. Пижама была сиреневого цвета с изображениями маленьких клубник. Залезла в постель, накрыв себя с головой одеялом. Всё-таки осень, холода. Особенно ночью. Через четверть часа Зарема отложила тетрадь и ручку, подошла к двери, выключила свет и тоже легла, натянув одеяло до самого подбородка.

Сив зевнула и перед тем как закрыть глаза и заснуть, пожелала никогда ею не виденным родителям спокойной ночи. Было десять тридцать ночи. Севиль и Эмиль ещё не заснули, хотя крутились в постели не первый час. Они оба ворочались с бока на бок, и получилось-таки заснуть через добрых два часа. Эмиль не засыпал, потому что думал о том, почему его сестра до сих пор не явилась. Заснул он в ожидании её прихода. Севиль не засыпала так долго, потому что пыталась вспомнить что-то, но не могла. Она точно что-то забыла, но вот что не знала. И так и заснула не вспомнив.

Три часа ночи. Севиль резко распахнула глаза. Она вдруг вспомнила, о чём забыла. Она же обещала брату, что придёт! Тот, наверное, волнуется. Она тихо, стараясь не шуметь (а потому кровать злорадно заскрипела) встала на цыпочках направилась к двери, на ходу чуть не перевернув всю мебель в комнате, надела шлёпки. Слава богу, Зарема спала как убитая. Распахнула дверь и вышла, тихонько её затворив. Странно, но дверь не скрипнула, не издала не единого шума, а закрылась, словно вообще не открывалась. Девушка медленно подкралась к соседней комнате под номером двадцать шесть. И хотела было занести руку на ручку двери, но замерла. Её слух уловил какой-то шум. Она прислушалась. Звуки были какие-то странные, чарующие, словно кто-то не то выл, не то пел. Интересно, кому не спиться в это время? Севиль стало очень и очень интересно. Но самое главное то, что она не смогла понять то, что шум этот привлекал её слух. Ей хотелось пойти к его источнику. Она оглянулась по сторонам, на цыпочках подбежала к лестнице, бесшумно спустилась на второй, а потом на первый этаж. В коридоре свет не горел, а лишь через окна пробивал лунный свет. У Севиль получилось преодолеть такой длинный путь, довольствуясь лишь лунным светом, без единого шума, ни скрипнув, ни одной ступенькой или доской. Поверьте, это было невозможно. Чтобы вытворить такое, нужно было иметь сверх способности, или же уметь летать, а девчонка не могла ни того, ни другого. Но Сив, не обратила внимания на этот странный факт. В любое другое время, может и обратила бы, но не сейчас.