Мистическое путешествие мирного воина

— Все в порядке? — участливо спросила Мама Чиа.

— Да, конечно… — начал говорить я, но остановился. — Нет, не все в порядке. Я чувствую себя ужасно — опустошенным и подавленным.

— Это хорошо! — засияв, заявила она. — Это значит, что ты кое-чему научился, что ты на верном пути. Неохотно кивнув, я спросил:

— В своем сне я ощутил только два Я. Мое Высшее Я скрылось, исчезло. Почему оно меня покинуло?

— Оно не покинуло тебя, Дэн, — оно с тобой всегда. Просто ты был слишком занят своими Базовым и Сознательным Я и поэтому не мог видеть Высшее, не смог почувствовать его любовь и поддержку.

— Как же я могу его почувствовать? Что мне делать прямо сейчас?

— Хороший вопрос, очень хороший! — она рассмеялась своим собственным мыслям, поднялась на ноги, перебросила сумку через плечо и начала медленно подниматься по горной тропе. Я последовал за ней, переполненный вопросами, на которые у меня не было ответов.

Когда мы начали взбираться по узкой тропе вдоль гряды скал, песок сменился камнями и землей. Я обернулся и еще раз взглянул на площадку среди скал, которая сейчас была далеко внизу. Начался прилив. В двадцати метрах под нами волны приближались к рисунку, который начертила на песке Мама Чиа. Я заморгал и посмотрел на него внимательнее. Мне показалось, что там, где раньше было изображение человека в круге, сейчас видны три фигурки: одна крошечная, как дитя; другая большая и квадратная; третья — крупный овал. В это мгновение песок лизнула новая волна, и он стал совершенно чистым.

Подниматься было тяжелее, чем спускаться. Мама Чиа явно была в хорошем настроении, но я был мрачен. Мы оба молчали. Смеркалось, я шел за ней по темнеющей тропке, а передо мной проносились образы моего видения.

Когда мы достигли полянки, в черном небе уже сиял полумесяц. Мама Чиа пожелала мне доброй ночи и, не останавливаясь, отправилась дальше.

Я какое-то время постоял рядом с хижиной, слушая пение цикад. Теплый ночной ветерок, казалось, пронизывал меня насквозь. Только войдя в дом, я вдруг ощутил, что смертельно устал. Я смутно помню, как побрел в ванную, а потом рухнул на кровать. Еще секунду назад я все еще слышал цикад, но тут надо мной опустилась тишина. Во сне я искал свое Высшее Я, но меня окружала лишь пустота

Глава 8 Глаза шамана

Великий учитель никогда не пытается объяснить свои видения.

Он просто приглашает ученика подойти поближе

и увидеть все своими глазами.

Р. Инман

Еще не совсем проснувшись, я открыл глаза и увидел Маму Чиа, стоящую рядом с моей кроватью. Сперва я подумал, что все еще сплю, но быстро пришел в себя, когда она крикнула:

— А ну вставай!

Я вскочил с постели так резко, что чуть не упал.

— Сейчас… одну минутку… — лепетал я, покачиваясь и обещая себе, что в следующий раз проснусь до ее прихода. Я поплелся в ванную, надел шорты и вышел наружу, под брызги утреннего дождя.

Хорошенько промокнув, я вернулся в хижину и взял в руки полотенце.

— Уже, наверное, полдень?

— Всего начало одиннадцатого, — ответила она,

— Боже! Я…

— В четверг, — оборвала она меня, — ты пролежал на холоде тридцать шесть часов.

Я выронил полотенце и опустился на кровать.

— Почти два дня?

— Что тебя так расстроило? Пропустил какое-то свидание? — спросила она.

— Да нет, не думаю. — Я пристально смотрел на нее. — Неужели это правда?

— Ну, по крайней мере, свидание было не со мной. Кстати, на Гавайях свидания вообще не приняты. Люди с континента пытались принести с собой обязательность, но внедрить здесь эту привычку оказалось настолько же невозможным, как продать говядину вегетарианцам. Как себя чувствуешь?

— Неплохо, — сказал я, вытирая волосы. — За исключением того, что все еще не понимаю, чем буду здесь заниматься и как вы будете мне помогать. Вы собираетесь помочь мне увидеть мое Высшее Я?

— Оно всегда остается видимым, — улыбнулась она и протянула мне рубашку.

— Мама Чиа, — сказал я, натягивая рубашку, — все это, что я видел тогда, на пляже, — вы меня что, загипнотизировали?

— Не совсем. То, что ты видел, пришло из Внутреннего Архива.

— А что это такое?

— Трудно описать. Можешь называть это «всеобщим бессознательным» или «дневником Духа». В нем хранятся записи обо всем.

— Обо всем?

— Да, — подтвердила она, — обо всем.

— А вы умеете… читать эти записи?

— Иногда, но это зависит от многих вещей.

— Ну а как мне удалось прочитать их?

— Скажем, я переворачивала тебе страницы.

— Как мать, читающая вслух ребенку?

— Вроде того.

Дождь закончился, и мы вышли наружу. Я последовал за ней, и мы разместились на бревне возле сарайчика.

— Мама Чиа, — продолжил я, — мне бы хотелось поговорить о том, что начинает меня серьезно беспокоить. Мне кажется, что чем больше я учусь, тем мне тяжелее и хуже. Понимаете…

Она прервала меня:

— Заботься о том, что перед тобой прямо сейчас, а будущее само о себе позаботится. Иначе ты проведешь большую часть жизни, размышляя о том, какой ногой ступишь на перекресток, хотя до него еще сотня метров.

— А что же насчет планирования и подготовки к будущему?

— Планировать полезно, но не стоит слишком привязываться к этим планам. Жизнь любит устраивать сюрпризы. С другой стороны, приготовления важны всегда, даже если то, что планируется, никогда не случится.

— Как это? Она помолчала.

— Здесь, на острове, живет мой старый друг, Сей Фуджи-мото — ты с ним еще не встречался. Большую часть жизни он проработал садовником. Но его первой любовью была фотография. Я никогда не видела человека, настолько увлеченного картинками на бумаге! Несколько лет назад он готов был целыми днями разыскивать возможности для прекрасного снимка. Особенно ему нравились пейзажи: деревья редкой формы, разбивающиеся волны, через которые просвечивает солнце, облака в призрачном свете луны, восходящее солнце. Когда он не прогуливался с фотоаппаратом, он сидел в своей затемненной комнатке и проявлял фотоснимки.

— Фуджи занимался фотографией почти тридцать лет, и к тому времени накопил драгоценный опыт и чутье уникального кадра. Все негативы хранились в запирающемся сейфе в его кабинете. Большинство фотографий он продавал на Оаху или просто раздаривал друзьям.

Шесть лет назад пожар уничтожил все негативы, которые он собирал все эти тридцать лет, все отпечатанные снимки и почти все его оборудование. Страховки у него не было, но главное — все плоды его многолетнего творчества мгновенно превратились в пепел, в невосполнимую потерю.