Мистификация
Шрифт:
А ведь я не поверил вначале. Не мог. Уверен был, что подвох какой-то. Не могла она всех нас так подставить и Нармузинову сообщить. Не после всего, что было… А потом вдруг сам себя остановил… А что было, Воронов? Поверил романтическим бредням малолетки? Повелся на девчонку, которая острых ощущений искала и получить хотела, что недоступно было? Привыкла, что все на блюдечке подносят. А когда отвечать время пришло, испугалась папочки? Этому ты поверил?
Но все равно внутри что-то подсказывало, что не такая она. Испугаться могла, молодая совсем, да и иллюзий никогда не питала относительно отца своего, ублюдка. Довериться побоялась, думая, что поиграю с ней и брошу. Но так подло и искусно подставить?
А потом телефон Карины проверили – и все на свои места встало. Там было четко зафиксировано. Это Лекса отправила сообщение Ахмеду, указав время и место. Даже удалить не посчитала нужным. Забыла или оставила в качестве прощальной насмешки? Смотрел тогда на эти строчки, и мне показалось, что все вокруг вдруг серым стало. Комната, в которой находились, мебель, картина... все серое. И тишина гробовая… Только сердцебиение дочери чувствовал… лишь эти звуки смогли пробиться сквозь это мертвенное безмолвие.
Что я мог ей ответить тогда? Что? Что та, за кого она переживает и душу рвет, предала ее?
Меня от осознания, что моя дочь, несмотря на все дерьмо, которое ей пришлось хлебнуть, сумела человеком остаться и сохранить в себе веру в других, такая боль захлестнула, от которой пополам сгибает и хочется орать во все горло, пока хоть немного не отпустит. Выдрать сердце из груди, чтобы не чувствовать ничего. Я не мог тогда ей правду сказать. Не мог… Ей не нужна была эта правда. Она не изменит уже ничего, только еще большую боль принесет.
– Не волнуйся, моя родная… С ней все будет в порядке…
– Ты обещаешь, пап?… А что, если… - ее голос дрогнул, а я уже знал, что она скажет. Мне хотелось умолять, чтоб не произносила этого вслух, но она все же сказала. – Пап, ты должен спасти ее… я не хочу, чтобы с ней сделали то же… что со мной… Понимаешь?
А меня каждое слово переносит в этот гребаный кабинет, когда ей сеанс гипноза проводили. Как ручки свои тонкие сжимала, головой мотала и кричала, папу зовя… Смотрит мне в глаза умоляюще, ждет ответа, спасти Лексу просит… Прости, моя хорошая, но мне опять придется солгать. Возможно, ты когда-то назовешь меня трусом и лицемером, но это будет потом… Когда-нибудь, когда ты будешь качать на руках собственного ребенка, ты признаешься, что на моем месте солгала бы тоже, потому что это невыносимо больно – видеть, как страдает тот, кого любишь…
– С ней все будет хорошо! Слышишь? Вы мои должницы… так что…
Она улыбнулась… вымученно так, скорее, ради меня.
– Да, я помню, пап. Мы обещали тебе песню записать ко дню рождения…
– Вот именно! А обещания нужно выполнять…
Ей тогда успокоительное укололи, сказали, нужно пару дней понаблюдать, пусть под присмотром врачей побудет, а в коридоре Макс все это время ждал. Он знал уже все то же самое, что и я. На его глазах все происходило. Все вместе планировали, расправу Ахмеду готовили, все до мельчайшей деталей продумали. Он видел все, знал, как я минуты считал до момента, когда уже тот самый день наступит. И сейчас он тоже понимал, какая пустота образовалась внутри. Пока что пустота. Без осознания. Он лишь за плечо меня сжал тогда и к выходу повел.
– Пойдем, выйдем, брат… Подышать нужно, а то этот бл***ий запах хлорки прям глаза режет…
– Это она Ахмеду сообщила, проверили уже.
– Я знаю, Андрей… Не вникай сейчас в это. Дочь жива. Мы тоже. Остальное – решим. Всегда решали…
– Да… решим, – ответил еле слышно...
Прошли мимо двери с зеркальной поверхностью, и оттуда на меня словно чужой человек взглянул. Самого себя не узнал. Как и мир вокруг чужим казался. Все вроде то же самое, только смотрел на очертания
предметов, стены больницы, лавки в сквере сквозь дымчатую завесу. Темную. Плотную. Покрытую уродливыми грязными разводами.Одному дьяволу известно, что творилось у меня внутри. На каком адском огне я поджаривался от ее предательства. От того, какими глазами на меня смотрели те, кем я готов был рисковать. Ради нее. Ради этого нармузиновского отродья. Неужели я мог так ошибиться? Повестись на сладкую, но лживую речь. Поддаться этой долбаной страсти, наивно поверив, что в этом мире осталось еще что-то настоящее.
– Не молчи, Граф…Знаю, что херово… и что говорить тошно, но…
Видел его боковым зрением, но голову не повернул, так и продолжил всматриваться в мокрый асфальт и грязные лужи, которые еще не успели просохнуть после дождя.
– Знаешь, о чем я думаю сейчас? – мы продолжали идти, медленно, так, словно не нужно было никуда спешить, действовать, поднимать на уши своих людей. Дав себе этих несколько минут, чтоб перекинуться парой фраз. Коротких, нейтральных, казалось бы, общих и банальных, только в каждой между строк все спрятано.
– Могу догадаться… бабы – они такие… их хрен поймешь, брат…
– Нет, ты не понял. Я думаю о том, какая же везучая эта гнида. Еще одну отсрочку получил. Завтра должен был сдохнуть как собака, но…
– Значит, сдохнет в следующий раз. Считай, что нам дали возможность растянуть удовольствие…
А потом посмотрел в глаза, замолчал на пару секунд и, вытащив из пачки две сигареты, протянул мне одну и спросил:
– Это правда единственное, что тебя беспокоит?
– Должно беспокоить что-то еще?
– Граф, ну мне не рассказывай… Оба знаем, ради кого вся эта бойня планировалась… Узнать причину не хочешь?
– С каких пор, Макс, ты стал интересоваться причинами вместо того, чтобы судить поступки? – это было больно. Он даже слегка скривился. Мы оба знали, что я имел в виду сейчас. Я не намеренно. По крайне мере, не в этот раз.
– С тех самых, Андрей. С тех самых…
– Я приговор пока никому не выносил, Макс…
– Пока?
– Да… пока.
– Твою мать, Граф… а я думал, мне сейчас придется тебя убеждать. Я даже представил себя хоть раз в роли мудрого и рассудительного брата. На твоем месте вот хотел оказаться. А ты, засранец, все испортил… Каково оно – всегда жить по уму?
Я осмотрелся по сторонам и в ответ на удивленный взгляд Макса, сказал…
– Знаешь, Макс, я намного чаще мечтал бы оказаться на твоем… Чтобы не по уму… Только не каждый себе может это позволить…
ГЛАВА 4. Андрей
Воспоминания..........
Услышал музыку, и по телу дрожь пошла. Слишком знакомо, чтобы перепутать. Я точно знал, что это одна из ее песен. От нескольких аккордов - целый вихрь воспоминаний. Они окутывают, как ядовитый туман, заставляя сердце биться быстрее и сразу же чувствовать, как в него впивается миллион острых игл. Этих воспоминаний у нас было не так много, только от того каждое из них все сильнее становилось. Изо дня в день. Мелькали перед глазами, заставляя чувствовать то тоску, то ярость от того, что опять приходится выжидать. Черт возьми, иногда мне казалось, что это мой крест – ожидание. Нужного момента. Обстоятельств. Когда все сойдется в какой-то гребаной точке. Чтобы наконец-то урвать у судьбы свой шанс на кусок счастья. Пропитанного кровью, чужой ненавистью и болью тех, кого я люблю. Но, видимо, у каждого оно свое. И я буду хвататься за него, зубами выгрызать, потому что слишком хорошо знал, что такое терять. Хоронить себя живьем. Отдаваясь во власть боли, потому что все, что осталось кроме нее - в темном гробу, заколоченном гнилыми досками, чтобы туда не проник ни один луч света.