Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.

Плутарх, Аппиан и другие античные (и современные) историки подвергли критике «слабые» военные действия Митридата, Тиграна и их армии варваров, обвиняя их в «позорном» бегстве. Аппиан, например, заметил, что в течение всего лета и осени Лукулл не мог «вызвать Митридата на битву». Плутарх даже утверждал, что Митридат «с позором сбежал», поскольку «не могу выносить криков» и шума битвы. Варварские воины «не блистали в сражении», продолжает Плутарх, «даже в незначительной стычке с римской кавалерией они освобождали дорогу идущей вперед пехоте, рассыпаясь налево и направо». К великому раздражению римлян, атропатенские и гордиенские всадники неуклонно скакали прочь, вместо того чтобы «встретиться с римлянами в ближнем бою». «Преследование было продолжительным и утомительным. Римляне, — заключает Плутарх, — были измотаны»^[460].

Именно так. Историки — и Лукулл — не смогли понять новую военную тактику, принятую Митридатом. Он перенял асимметричный стиль битвы, в котором его варварские воины не знали равных. Митридат и Тигран отступали в ближнем бою, избегая прямых конфликтов и поворачивая энергию врагов против них самих. В то время как римляне ощущали все большее раздражение и растерянность, варвары и их выносливые маленькие кони чувствовали себя дома в ландшафтах, становившихся суровыми по мере наступления зимы. Они точно знали, где найти провиант, воду, укрытие и место для засады. Они следили за передвижениями Лукулла и его людей, пока Лукулл не мог понять, где находится он сам, где прячется его враг и когда он нападет в следующий раз.

Митридат, сообразительный знаток истории, видимо, изучил рассуждения Ксенофонта о трудностях его греческой армии гоплитов в сражении с лучниками-всадниками из той же области, где сейчас находился Лукулл. Как было упомянуто выше, Митридат также знал о том, что Александр создал новую приспособленную к горным условиям легковооруженную и высокомобильную кавалерию, чтобы соответствовать высокой выносливости воинов, с которыми он столкнулся после вторжения в Афганистан (330 г. до н. э.). Тактика была похожа на ту, которую использовали Югурта и дунайские союзники Митридата против Лукулла в Понте.

Митридат мог также вспомнить, как кочевники в Скифии обвели вокруг пальца Дария и его персидскую армию в 512 г. до н. э. Как заметил греческий историк Геродот, кочевники «владеют искусством самосохранения лучше, чем кто бы то ни было… и никто не может их настичь, если только они сами не допустят этого». Заманивая Дария в глубину страны скифов, кочевники исчезали, как только Дарий пытался напасть на них. Дарий послал гневное письмо предводителю скифов: «Зачем ты все время убегаешь? Почему скитаешься по всей земле, пытаясь улизнуть? Если ты так слаб, сдавайся! Если ты считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мною!» Но, как отметил Геродот, стратегия скифов определялась не страхом и трусостью; она имела психологический и военный смысл. В результате того, что каждый раз, когда персы были готовы напасть, они бежали, а затем внезапно наносили удар и скрывались, Дарий был выведен из равновесия, а пути подвоза провианта растянулись до предела. «Снова и снова, — пишет Геродот, — минутная победа Дария оборачивалась затруднительным положением». Таким образом, кочевники провели Дария через всю скифскую территорию до самого Дуная, ни разу не вступив в бой^[461].

В 68/67 г. до н. э. Митридат устроил так, что Лукулл оказался в том же затруднительном положении, в котором тогда находился Дарий. Римская армия, непривычная к погоде на таких высотах, устало шла — измотанная, голодная, протестующая. Где прятался враг? Как воздух мог быть таким холодным, когда солнце ярко светило на голубом небе? Неожиданно, намного раньше, чем ожидали римляне, началась зима. Снег покрыл землю; ветки сосен обросли сосульками; реки крепко замерзли. Солнечные лучи не давали тепла, а блеск снега слепил людей. Мороз кусал пальцы ног и рук, дыхание «застывало на усах и бородах, скоро превращаясь в сосульки, которые причиняли боль». Лед на темных реках ломался, когда лошади пытались пересечь их, и острые края резали им ноги. Закутанные в тонкие плащи, легионеры шли вперед единым строем через узкие ущелья и замерзшие болота. Они все время дрожали от холода, сбиваясь в кучи в промозглых палатках и растапливая лед для питья^[462].

Недовольство легионеров вылилось в «шумные собрания» в их палатках по ночам и угрозы дезертировать. Пытаясь предотвратить еще один бунт, Лукулл убеждал их быть стойкими: вскоре они уничтожат город, построенный Ганнибалом, и захватят Митридата, торжествуя над двумя «самыми ненавистными врагами Рима». Но Плутарх сообщает, что воины заставили Лукулла оставить преследование царей-отступников. Он отвел свою армию вниз к Тигру, где царила мягкая зима.

Здесь Лукулл повел своих людей на штурм Нисибиса, принадлежавшего брату Тиграна Гурасу. Защищал этот город не кто иной, как инженер Митридата Каллимах, бывший, как мы видели, противником Лукулла в Амисосе. Гурас сдался; его оставили в живых для триумфа. Каллимаха доставили к Лукуллу. Он обещал показать, где находятся тайники со сказочными сокровищами Митридата, но Лукулл пытал Каллимаха до смерти за то, что тот сжег Амис, не дав греческому городу ни единого шанса на спасение. Когда Каллимах умер, знания о хитро спрятанных тайниках с золотом и драгоценностями было потеряно, — этот не замеченный римлянами клад, вероятно, до сих пор ждет своего открывателя^[463].

Лукулл и его армия были истощены. Военачальники и легионеры ругали его за то, что он был высокомерен, равнодушен и думал только о том, как бы разбогатеть. С недовольством сравнивая своего командующего с Помпеем, который одержал победы в Испании и Италии и заботился о благополучии своих воинов, они игнорировали просьбы Лукулла возобновить преследование Митридата. В 67 г. до н. э. армия Лукулла встала лагерем в Нисибисе и отказалась идти дальше.

Подъем Митридата в Понте

Митридат мог восстановить свое Понтийское царство. Тигран должен был прибыть позже, чтобы вернуть Каппадокию. Вернувшись вместе с аграми, Тимофеем, Гипсикратией, своим телохранителем Битуитом, римскими дезертирами и хорошо натренированной армией из 8 тысяч пехотинцев и конницы, Митридат был тепло принят его народом. Многие с охотой присоединились к его новой армии, когда он обошел старые крепости, расставляя гарнизоны^[464].

Полный оптимизма, весной 67 г. до н. э. старый воин, которому теперь уже было около 67 лет, повел свою армию против двух фимбрийских легионов (около 12 тысяч человек), все еще занимавших Понт. Это были воины, отказавшиеся покинуть свою вялотекущую службу, чтобы присоединиться к Лукуллу в Месопотамии. Как заметил историк Евтропий, их небрежность и жадность дали Митридату шанс вернуть себе Понт. Захваченный врасплох, римский легат отчаянно пытался увеличить свои силы, вооружая рабов, которые были у «фимбрианцев». Мог ли он стать тем, кто наконец остановит Митридата Великого? Он привел свою армию рабов и легионеров на поле, где весь день продолжалось сражение. Римляне отступили, оставив за собой пятьсот человек мертвыми^[465].

Хотя римская угроза все еще виднелась вдали, это была ободрившая всех победа. Восстав, словно феникс из пепла, Митридат вновь переживал взлет. Но во время сражения в первых рядах царь получил свое первое ранение. Стрела пробила его щеку, едва не задев глаз. Его пришлось унести с поля боя. Несколько дней войска в беспокойстве опасались за его жизнь, поскольку он оставался в критическом состоянии. Шаманы-агры вылечили рану от стрелы, использовав тайное средство: змеиный яд как коагулянт для остановки кровотечения. Митридат вернулся в седло как раз вовремя, чтобы несколько дней спустя отбить новое нападение римлян.

Снова вмешалась природа, еще раз послав необычные погодные явления. Перед началом битвы, как писал Аппиан, начался странный ураган с завывающим ветром, «равных которому люди не помнят». Буря снесла палатки в обоих лагерях, бросая людей и вьючных животных в пропасть. Оба войска перегруппировались. Как оказалось, следующая битва стала решающей.

Римляне напали на Митридата ночью у Зелы. Надев шлем и доспехи, Митридат собирал своих людей. Они завели легионеров в траншеи, залитые дождевой водой и грязью, вскоре их заполнили мертвые римляне. Но в самом сердце битвы храбрый центурион вдруг поравнялся с лошадью Митридата и со всей силы вонзил свой меч в его бедро. Те, кто был рядом с Митридатом, — возможно, Битуит и Гипсикратия — немедленно порубили римлянина на куски, но Митридат был ранен и обильно истекал кровью. Вновь царя унесли с поля боя. Дух победы растаял в тревоге и отчаянии. Переживет ли их бесстрашный командир такое тяжелое ранение?

Воины толпились на поле, пытаясь хоть мельком взглянуть на лежавшего на грязной земле Митридата, которого обступили полевой врач Тимофей и шаманы агров. Второй раз за эту кампанию для медицины произошло историческое событие. Снова агры остановили поток крови, используя змеиный яд. Митридат пришел в себя. Все знали, что от такой же глубокой раны бедра страдал Александр, и помнили, как его врачи подняли его над македонской армией, убеждая воинов, что их любимый командир жив. Теперь врач Митридата Тимофей поднял его так, чтобы ликующие воины смогли его увидеть^[466].