Митридат
Шрифт:
– Государь, государь!.. Проснись, измена!
Митридат открыл глаза и непонимающим взглядом уперся в необычно оживленное лицо твердокаменного кельта. Его сознание медленно возвращалось в мир действительности; все еще чувствовался пьяный угар. Слово «измена» подействовало на него как удар хлыста. Почувствовав недоброе, он стремительно поднялся на ноги, сбросив покрывало. В руке сжимал рукоятку кинжала с отравленным клинком.
– Что случилось? – спросил он хрипло, пронзая взором взволнованного телохранителя.
– Великий государь! Акрополь окружен войсками, мы изготовились к отражению штурма!
– Какими
– Все восстали против тебя, – продолжал Битоит. – Римляне и понтийцы, «медные щиты», горожане, наемники, все взбунтовались! И флот, как я услыхал, уже издает клики в честь нового царя!
– Тьфу!.. Не иначе ты спросонок не разобрался! Разве мои войска могут восстать против меня? Ну, город – возможно! А войска – никогда! Они верны мне… Да и о каком новом царе может идти речь, если нет иного царя, кроме меня, посаженного богами на трон предков!
– Все, что я говорю, государь, верно!.. Я не пьян. А новый царь, за которым пошло войско, – твой сын Фарнак!
– Фарнак?..
Митридат замер на мгновение, лихорадочно обдумывая ошеломляющую новость. Пытался как можно скорее связать концы разорванной цепи событий, пока истина не предстала перед ним с исчерпывающей ясностью.
– Никогда изменника нельзя миловать, – пробормотал он. – Однажды я позволил себе эту слабость, и вот… Эй, принесите лучшие одежды, расчешите мне волосы и наденьте на меня большую китару с драгоценными каменьями! Нарядите меня, как для большого царского выхода!
Он хотел кликнуть Бакха, мастера по царским облачениям, но, вспомнив, что его нет, досадливо нахмурился.
Евнухи забегали, шлепая по полу босыми ногами.
– Скажи, Битоит, почему восстали войска? Чего им надобно?
– Твои лучшие рати, государь, поддались обольщению!
– Чьему? Фарнака?
– Думаю, Фарнака, ибо он во главе мятежников!
– Может, они испугались римского похода? Или соскучились по войне?
– Слышал я выкрики – они требуют, чтобы ты уступил власть сыну!.. А чего еще хотят, не ведаю!
Митридат вспомнил, как горячо упрашивал его Менофан смилостивиться и простить Фарнака. Остро кольнула сердце догадка, что стратег в сговоре с сыном предателем! С язвительно-жестким выражением лица спросил Битоита:
– Где же Менофан, этот старый лис?
– Не знаю. После пира он пьяный был унесен на носилках в свой городской дом!
Митридат был облачен в царские ризы и выглядел очень внушительно. Он выпил чашу вина и приосанился. С величественным видом, стараясь преодолеть странное отупение, которое, подобно многолетней усталости, вдруг опустилось на его сердце, обволокло душу.
– Пойдем на стены, я обращусь к войскам и прикажу им повиноваться, а изменника сына – схватить и представить мне живым для суда праведного!
– Остерегись, государь! – послышался голос в дверях.
Это появился Олтак, наспех одетый в доспехи, как для битвы.
– Остерегись, великий Митридат! – продолжал дандарийский царь. – Мятежники стоят у самых стен. Как бы кто не направил в тебя стрелу!
– Это ты, верный мне Олтак?
– Я, государь, хочу сражаться с бунтовщиками, пока в силах держать меч!
– Хорошо, я знал,
что ты не изменишь мне! Пойдем на стену вместе! Ни одна рука не поднимется против богами поставленного государя!Митридат произнес это с таким величавым спокойствием, что окружающие поверили его словам и дружно вскричали ему здравицу на долгие годы.
XXIX
Царь Митридат взошел на стену и появился перед войсками, окружившими акрополь. Неясный ропот пронесся по рядам смущенных воинов, которые были как бы пришиблены одним видом богоравного владыки. Стоявшие ближе невольно попятились назад, страшась, что на них упадет гневный взгляд. Многие готовы были поднять над головой оружие и по привычке приветствовать царя боевым кличем.
Минуту назад повстанцы думали, что владычество Митридата кончилось и сам он превратился в полоумного старика, одержимого страстью к величию, но уже беспомощного, одинокого.
Сейчас это казалось заблуждением, ошибкой. Все сразу стало на свое место. Кто мог усомниться в силе и могуществе легендарного прославленного царя и полководца?.. Вот он стоит между зубцами стены, величественный и спокойный!.. Его глаза сверкают, как самоцветы!.. Его высокая китара, пурпурная мантия и бриллиантовый скипетр испускают сияние!
– Хварно! Хварно!.. – пронесся испуганный и вместе восхищенный ропот.
Нет, Митридат не сошел с ума и не утратил таинственного влияния на людей! Он полон внутреннего огня. Он великолепен, как бог войны, сошедший с Олимпа, чтобы поразить души людей своей блестящей и вместе устрашающей внешностью… Казалось, он вопрошал соколиным взором: «Кто смеет не подчиниться мне?»
Фарнак восседал на белом коне, окруженный свитой богато одетых и вооруженных всадников. Утренний ветер развевал его красный плащ, отблески солнца играли на блестящем шлеме и золотых фибулах. Всадник был красив мужественной посадкой, он уже привлек сердца тысяч воинов и повел их за собою, как новый царь и воевода.
Но с появлением Митридата воинственный блеск войск и горделивая фигура царского сына как-то потускнели, пожухли, стали обыденными, не способными поражать воображение людей. Лишь он один, обожествленный Митридат Евпатор, был и оставался властителем царств и народов, любимцев богов, баловнем судьбы, кумиром войск и грозою для врагов!
Отец и сын встретились взорами. Но Фарнак не опустил выпуклых персидских глаз перед огненным взглядом отца. Он казался внешне спокойным, только грудь стала вздыматься выше да дрогнули ноздри орлиного носа, как перед рукопашной схваткой.
Митридат отвел взор от сына и разглядел Менофана, который стоял рядом с конем Фарнака. Старый полководец был без шлема, ветер шевелил его седые волосы.
– Вот он, виновник всего! – прошептал с горячностью Олтак из-за спины царя. – Это он совратил Фарнака на дерзкий путь!
– Нет, не то, – ответил тихо Митридат. – Иначе он не стоял бы с непокрытой головой! Ясно, что Менофан пленник! Он не изменял мне!
– Тогда – Асандр!
– И не Асандр, ибо я не вижу его рядом с Фарнаком! Но Асандр виновен в другом, за что я сдеру с него кожу! Тут иное – гнев богов, их неисповедимые пути! Богов надо просить смилостивиться над нами! А винить всех этих людей бесполезно, они слепы и идут за каждым, кого ухватили за край плаща!