Младший конунг

— Прекрати, Гутхорм, — устало повторил херсир брату. — Стыдно бить женщин. Связать ее!

— Ты что же, оставишь ее в живых? — возмутился Гутхорм.

— Пока — да, — холодно ответил Харальд. — Мне нужна не только она, но и новый конунг Нортимбраланда. Он, конечно, пожелает спасти свою матушку, не так ли? Пусть придет за ней ко мне, я с удовольствием его встречу, — он окинул взглядом палубу аски.

Она была почти завалена телами. Едва ли десяток воинов Хильдрид уцелел после боя, едва ли половина отряда Эйриксона пережила этот бой. Скорее, меньше половины. Лицо Харальда дрогнуло, ему захотелось ненадолго забыть о своих принципах и все-таки ударить Хильдрид как следует. Но не следовало так поступать с достойным противником, а она, как ни крути, была достойным противником. Один взлет драккара над палубой аски чего стоил. Да и дралась она, как истинный норманн… Харальд поймал себя на том, что думает, как саксы, и нахмурился.

Он оглядел пленных. Все они были ранены, некоторые тяжело, но лишь один все продолжал рваться из рук державших, не обращая внимания ни на что. Эйриксон подошел к нему, и его ледяной взгляд оледенил и пленника. Тот поднял на вражеского херсира ненавидящий взгляд.

— Как тебя зовут? — спросил Эйриксон.

— Батюшка называл меня Харальдом… Элларсоном.

Харальд, сын Кровавой Секиры, приподнял бровь.

— Вот как? Скажи-ка, почему ты служил женщине? Ведь ты хороший воин.

— Да. Я служил Равнемерк, потому что она — достойный вождь! Куда более достойный, чем ты.

— Хочешь оскорбить меня — напрасно, — с завидной невозмутимостью ответил Харальд Эйриксон. — Ты вряд ли можешь с уверенностью сказать, какой я вождь. Скажи-ка, ершистый Харальд, будешь ли ты мстить за свою предводительницу?

— Непременно, — прошипел Элларсон. — Можешь быть в этом уверен.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул сын Кровавой Секиры. Посмотрел на воинов, которые держали пленника. От расправы над ним их удерживала только власть херсира. — Перевяжите его. Потом, когда доберемся до лагеря, вместе с другими на этой аске отвезете его к Йорвику и отпустите. Или, пожалуй, лучше отправляйтесь в Йорвик сразу, вечером, когда подойдут остальные корабли и заберут меня и брата. А ты, Харальд Элларсон, вернешься к Орму Регнвальдарсону и расскажешь ему об этой битве и о его матери.

— Орм отомстит тебе! — рванулся Харальд.

— Я очень рассчитываю, что он попытается это сделать, — сказал Эйриксон и отвернулся.

Глава 16

В йорвикском замке Орм чувствовал себя неуютно. Под нависающими каменными сводами его не преследовало ощущение близящейся смерти, но в тисках скрепленных раствором валунов и тесаных гранитных плит было очень холодно. Все-таки человеку куда правильнее жить в бревенчатых стенах длинного дома и спать на утоптанной земле, устланной свежей соломой.

Впрочем, здесь он не собирался задерживаться надолго. В Йорвик он отбыл из Лундуна следом за матерью. Ятмунд считал, что его приближенный отправляется на север по его поручению, хотя на самом деле сын Регнвальда собирался улаживать лишь собственные дела. С мирной земли, как известно, легче собирать богатые подати.

Об этом он и собирался позаботиться. В Йорвике останавливались купцы, и надо было определить пошлину, которую предстоит взимать. Конечно, часть придется отдать Ятмунду, но часть эта не может быть слишком велика. Конунг английский понимает, что Орму предстоит отстаивать север от данов и свитьотцев, которые пожелают здесь поживиться. На юг они не смогут пройти, не миновав север. Конунг прекрасно это понимает.

Сын Регнвальда только теперь, когда получил сан конунга (а он считался именно конунгом Нортимбраланда, хоть и платил часть податей мерсийскому правителю), стал, как неприятное бремя, чувствовать свою молодость. Чем выше почет, тем больше забот, а почетнее положения конунга нет ничего. Здесь, в Йорвике, он ощутил особенно остро, как ему не хватает совета и поддержки отца. Но куда чаще он думал о матери. Отец умер, когда юноше было пятнадцать лет, так что не на его советы сын привык опираться.

Он сидел в общей зале, где как раз ставили столы к ужину. Конструкция была простая — ставились козлы, на которые укладывались тяжелые столешницы. После трапезы слуги убирали посуду и объедки, снимали столешницы и уносили козлы, и зала снова была свободна. Орм размышлял о том, сколько же именно потребовать с купцов и сколько отсылать Ятмунду, чтоб и волки были сыты, и овцы целы, когда в залу заглянул Кадок, валлиец, которого Орм звал саксом. Кадок почему-то не ужился при дворе Ятмунда и запросился в отряд Орма вместе со всей своей семьей. Поскольку в его семье было больше пятидесяти крепких мужчин, Орм охотно взял его к себе.

Лицо у Кадока было встревоженное.

— Мой тан, здесь человек вашей матушки. Он говорит, что должен что-то рассказать…

Орм вскочил с кресла. От лица его в один миг отхлынула кровь. Но тут Кадока в дверях сильно толкнули — он налетел на косяк — и в залу ввалился Харальд Элларсон, истерзанный и грязный. У него подкашивались ноги, и потому он опирался на руку сопровождающего викинга. Кадок не обиделся на пинок, подхватил раненого под другую руку.

Орм пересек залу почти бегом и схватил Харальда за плечи. Теперь сомнений у него уже не было — хороших вестей в таком виде не приносят. Викинг поморщился должно быть, хватка молодого конунга Нортимбраланда причинила ему боль.

— Регнвальдарсон, меня к тебе отпустил Эйриксон. Харальд Эйриксон, — сказал викинг.

— Что с матерью? Она жива?

— Она в плену.

— А ее отряд?

— Все погибли, — Харальд с трудом перевел дух. — Только меня оставили в живых, чтоб я тебе рассказал об этом. Харальд Эйриксон напал на нас, когда мы едва миновали мыс Лангрер, напал утром…

— Мать в плену? — переспросил Орм. Отпустил Харальда и оглядел его. — Ты ранен?

— Да.

— Можешь говорить? Садись, — он подвел его к скамье у столба, на который можно было опереться спиной. — Рассказывай подробно.

Он сделал знак одному из слуг, и тот, оставив столешницу, побежал за пивом. Принес с ледника целый кувшин. Харальд, у которого путались мысли — не надо было щупать ему лоб, чтоб понять, какой жар гложет его — запинался и постоянно возвращался к каким-то забытым фактам. Запутавшись совершенно, Элларсон потянулся за кувшином, припал к обколотому горлышку и стал пить, то и дело проливая напиток на одежду.

Сын Регнвальда не торопил его. Даже из сбивчивого рассказа Харальда он смог создать для себя более или менее стройную картину произошедшего и потемнел лицом. Пока изнуренный викинг пил, Орм ждал, опустив голову, а потом принялся выспрашивать все, что собеседник мог вспомнить. Его интересовала каждая мелочь — даже оружие Эйриксона. Заинтересовало сына Регнвальда и упоминание о «лагере».

— О каком лагере шла речь? Где этот лагерь?

— Я не знаю.

— Он говорил что-нибудь определенное?

— Нет.

— Название «Оркнейи» или «Северные острова» он произносил?

— Кажется, нет.

Регнвальдарсон кивнул и поднялся на ноги.

— Тебя отведут в спальню и позовут лекаря, — он помог викингу встать. — Как думаешь, сильно ли была ранена матушка?

— Думаю, да.

— Велик ли шанс, что я успею ее спасти?

Харальд повернул к собеседнику белое от ярости лицо. А, может, он побледнел просто от усталости и потери крови.