Млечный путь

– Ну… – тон Россошанского сменился на смущенный. – Нет-нет, что вы! Я обещаю, что больше не стану действовать по своему усмотрению.

Помолчав, я спросила:

– Ничего нового у вас в клинике не произошло?

– Нет, ничего, я бы сразу сообщил.

– А как ведет себя ваш заместитель, Павел Лукашенок?

– Как он может себя вести? – неподдельно удивился Эдуард. – Переживает, естественно, это ведь напрямую и его касается. Вячеслав исчез, а первый, кому я сказал об этом, был Павел.

– Я бы хотела поговорить и с ним, – сказала я.

– Это возможно, я думаю, завтра, – ответил Россошанский. – Вряд ли с этим у вас возникнут проблемы…

– Вот и хорошо, – подвела я итог. – И еще раз хочу вас попросить – не надо самодеятельности!

– Да, я учту, – заверил меня Россошанский, и на этом разговор был закончен.

* * *

К Ксении Колесниковой я решила поехать одна, здесь Перетурин мне ничем помочь не мог. При этом я все думала: чем вызвано его настойчивое желание сопровождать меня? Тем, что он в отпуске и у него слишком много свободного времени, которое он не знает куда девать? Думает, что полученный опыт поможет ему потом в его адвокатской практике? Или просто хочет проконтролировать работу, за которую он заплатил из своего кармана? Перетурин, нужно заметить, отсчитал мне аванс и сумму на текущие расходы сам, без помощи Ксении. Не знаю, не знаю. Ну, ничего, пока что он мне не мешает, даже наоборот, а если его присутствие будет совершенно неуместным, я сумею решительно ему отказать.

Уже по дороге я рассуждала сама с собой, насколько правильным было решение не следить за Вероникой. Хотя, откровенно говоря, технических средств для этого у меня сейчас было явно недостаточно. Вероника, несмотря на свою, скажем так, социальную инфантильность, была наблюдательной девушкой – в этом я уже убедилась. А если она в чем-то замешана, то и подавно будет вести себя крайне осторожно. К тому же обоих потенциальных шпионов – меня и Перетурина – она знает. Следовательно, затруднения налицо.

Дом, в котором жила Ксения Колесникова, сильно уступал новенькой девятиэтажке, которую ее брат облюбовал для своей семейной жизни. Это была стандартная пятиэтажка, выстроенная лет тридцать назад. Деревянные лавочки перед подъездами, на которых сидели привычные в подобных дворах старушки, молодые и не очень мамы с детьми…

Я осмотрелась, высчитывая, в каком подъезде должна находиться нужная квартира, и уверенно направилась к третьему. Поднявшись на пятый этаж – по дороге я совершенно нелогично проклинала Колесниковых за то, что не могли поселиться пониже – в такую жару не хотелось подниматься даже на второй, – я остановилась возле металлической двери с номером «25».

Некоторое время я стояла, прислушиваясь, но из-за двери не доносилось абсолютно никаких звуков. Я даже решила, что никого нет дома, но тем не менее надавила на кнопку звонка. Вскоре послышались осторожные шаги, и женский голос настороженно спросил:

– Кто там?

– Я частный детектив, Татьяна Александровна Иванова, – не стала скрывать я своего имени и цели визита, так как Ксения-то была в курсе событий. – Мне необходимо поговорить с Ксенией Колесниковой, – добавила я.

Тут же послышался звук отпираемых замков, дверь открылась, и я увидела молодую девушку лет двадцати трех. Не очень высокого роста худенькая брюнеточка с мелкими, острыми чертами лица. Кудрявые волосы были собраны в высокий хвост, черные шорты и такого же цвета майка обтягивали фигурку, делая ее еще более узкой. Девушка была совсем не похожа на Вячеслава Колесникова, разве что волосы тоже темные, поэтому я даже засомневалась, Ксения ли передо мной.

– Проходите, я Ксения, – коротко сказала девушка, отступая в глубь квартиры, и скрылась в комнате.

Пройдя, я увидела, что Ксения сидит на диване и держит в руках рюмку с коньяком. На журнальном столике перед ней стояла начатая бутылка.

– Коньяка хотите? – Голос у нее был хрипловатым, и вообще в облике было что-то резковатое, характерное скорее для мужчины, чем для женщины.

– Нет, спасибо, – поблагодарила я. – Считайте, что я на службе.

– А я вот хочу, – зло усмехнулась она и подняла на меня темные, почти черные глаза-смородины, – представляете, всю жизнь не пила, а сейчас вот… – Залпом выпила рюмку, поставила ее на столик и села, подтянув к подбородку острые коленки.

– Ксения, я хотела попросить вас о помощи, – мягко проговорила я, – понимаю ваше состояние, но коньяк в данном случае не то средство, которое может помочь. Сейчас нужно приложить все усилия, чтобы выручить вашего брата.

– Вы что-то знаете о нем? – резко вскинула она голову.

– Пока только то, что мне рассказали Эдуард Россошанский и невеста вашего брата.

– Господи, оставьте хотя бы Веронику в покое, – раздраженно произнесла Ксения, – она уж точно ничего не знает!

– А вы? – спросила я, удивленная ее резким тоном. Ведь Перетурин утверждал, что Ксения сама не против нанять частного детектива!

– Что я? – Она откинула со лба прядь непослушных волос и насмешливо посмотрела на меня. – Хотите сказать, что я знаю, где мой брат, и помалкиваю, напиваясь в одиночестве и рискуя сорвать соревнования, в которых должна участвовать?

Видя, что я внимательно смотрю на нее, Ксения чуть смягчилась и пояснила:

– Я мастер спорта по дзюдо. Периодически езжу на соревнования. Вот на следующей неделе как раз очередные. А сегодня я только что вернулась со сборов.

Ну, конечно, такая девушка, как Ксения Колесникова, насколько я сумела ее оценить, не могла заниматься художественной гимнастикой или, скажем, фигурным катанием. А вот дзюдо – это как раз подходящее занятие.

– Я ни в коем случае не думаю, что вы скрываете, что знаете, где находится ваш брат, – терпеливо продолжила я. – Но, по словам Эдуарда, вы очень дружны с Вячеславом, часто видитесь с ним, он вам все рассказывает, да и знаете вы его лучше всех остальных, поэтому я очень вас попрошу вспомнить, не случалось ли в последнее время с ним чего-то необычного… Не спешите отвечать, может быть, это какая-то мелочь, на которую вы и внимания не обратили, но сейчас я прошу вас припомнить, потому что в подобных делах важно абсолютно все.

Ксения нахмурилась. Очевидно, она все-таки прониклась моими словами, потому что враждебность постепенно слетала с нее, она задумалась, закусив губу, понимая серьезность ситуации и желая оказаться полезной, потом тряхнула кудрями.

– Ничего не могу сказать! Вроде бы все было как прежде. Единственное, что меня… немного удивило, так это то, что Вячеслав перебрался на время жить сюда.

– Почему же вас это удивило? – осторожно спросила я.

– Потому что он никогда не был особенно суеверным! И это дурацкое объяснение, что перед свадьбой нельзя встречаться, меня не убедило. И вообще, он всегда скучал, даже ненадолго расставаясь с Вероникой. К тому же он абсолютно неприспособленный к быту человек, а Вероника очень домовита, не то что я! С ней Вячеславу всегда гарантированы вкусный и сытный обед, свежая постель и чистая квартира. А мне некогда этим заниматься, я часто мотаюсь то по тренировкам, то по соревнованиям, да и не умею и не люблю, честно говоря, заниматься домашним хозяйством. И Вячеславу это прекрасно известно. Нет-нет, вы не подумайте, что я возражала против того, чтобы он пожил здесь, ни в коем случае! Мне и веселее с ним, мы действительно всегда хорошо дружили… Но… Есть еще одна мелочь, как вы говорите. Не знаю, имеет ли это значение или нет, но Вячеслав никогда не любил эту квартиру.

– Почему?

– Здесь жили наши родители. Ну и мы, естественно, тоже. А потом они погибли. Я тогда была подростком, хоть и переживала, но перенесла это легче, чем Вячеслав. И с тех пор ему все здесь напоминает о смерти родителей. Он постоянно твердил мне, что нужно поменять эту квартиру или продать и купить для меня другую, но я не хотела. Почему-то не могу оторваться от нее. Мы даже родительскую комнату не трогали, все там оставили как есть. Мы даже не заходим туда, она все время стоит запертой… – шепотом добавила девушка, кинув взгляд на закрытую дверь.