Мне – 65

На экранах жвачников одни «юмористы» сменяют других. Людям не дают повзрослеть, задуматься, что-то понять, оценить и переоценить. Нет, хохочи, чувствуй свое превосходство над придурками «тупыми и еще тупее», чем ты сам, а это всегда возможно: как бы низко ни пал – всегда найдется кто-то еще глупее, подлее и «раскованнее и без комплексов».

Не понимают… что я не то что не восхотел бы бороться за кресло президента, но даже отказался бы от него, будь оно преподнесено на блюдечке. Что есть президент: чиновник, избранный на четыре года, максимум – на восемь, в то время как писатель – вечен? Если, конечно, хороший писатель. Но президент, даже хороший, вынужден уходить со своего поста и всю оставшуюся жизнь довольствоваться какими-то утешительными должностями.

Не говоря уже о том, что сама борьба за президентское кресло – отвратительна для человека творческого. Творцу не надо ничего и никому доказывать в дебатах перед телезрителями: его работы видят и оценивают без всякой помощи шоуменов. Творец виден по своим делам, а кандидаты в президенты в первую очередь запоминаются по тому, кто больше грязи выльет на соперника. Для творческого человека это немыслимо, он виден по своим работам, а не по выступлениям, интервью, рассказам о своих планах и обещаниям всем дать по прянику.

В очередной раз вопрос на форуме, он же постоянно приходит по емэйлу: «Как вы осмелились написать «Земля наша велика и обильна» после таких книг, как «Ярость», «Скифы», «Имаго»…

Если досказать недосказанное или перевести в более прямую форму, это прозвучит вот так: как вы смели обмануть наши ожидания, ведь мы вас записали в такие-то и такие-то, отвели вам определенное место в обществе, в чьих-то рядах, в пропаганде, а вы снова все спутали!

А вот так, господа и товарищи. Это и есть преимущество свободы писателя, что не вступает ни в какие Союзы или союзы, коалиции, сообщества, не принимает награды и премии, ордена и медали, не целует руку ни власти, ни оппозиции.

Сильный писатель может себе позволить быть свободным. Это всякая мелочь сбивается в бараньи стада, думая, что это стаи, они сообща отстаивают какие-то выработанные у них там в тусовках взгляды, заученно расхваливая друг друга и раздавая один другому карликовые премии, но это ведь не писатели, а всего лишь пишущие! Имя им – легион. Сильный же писатель всегда одинок. Однако он, теряя ближайшее окружение «соратников», приобретает человечество. Интересами писателя становятся не желания и стремления своей улицы, а то и всего лишь своего двора, а уже всего рода людского. А это значит, видит больше, смотрит дальше, понимает лучше.

Чего и вам желаю.

Если раньше наша главная проблема была поесть хоть что то, отыскать любое, что можно употребить в пищу, на уроках читали, как моряки Колумба варили и ели сапоги, ремни, седла, крестьяне съедали всю кору с деревьев…

То теперь, при нынешнем изобилии, люди наконец-то поняли, что еды вдоволь, уже можно выбирать, и сперва выбирали самое жирное, сочное, лакомое, затем пришла эпоха увлечения всякой экзотикой: бананами, апельсинами, киви, папайя, ананасами, кокосовыми орехами, на прилавках появились «дары моря»: кальмары и креветки, лангусты и омары, морские ежи.

И вот наконец последняя волна накрыла население: увлечение «здоровой пищей». Магазины заполнены пшеничными проростками, соей, а на всех пакетах с продуктами в обязательном порядке перечисляются витамины, минеральные соли и металлы. Естественно, биологические добавки заполонили не только полки аптек, но теперь продаются даже в табачных и газетных киосках.

В продаже молоко только в полтора процента жирности, а на днях появилось вообще невиданное – в полпроцента! Наконец-то нажрались, пережрали даже, и вот в истории случилось то, чего за все века и тысячелетия цивилизации не было и вообще невозможно было представить – наелись так, что ожирели не отдельные люди, а целые народы, нации!

И – пошла обратная волна: ничто не пользуется таким спросом, как пилюли «для похудания», как всевозможные диеты, основанные на формуле: жрите все, жрите по-прежнему, но вот с этой добавкой вы будете сбрасывать килограммы жира с боков и пуза.

А в продаже наряду с простым молоком, так ныне именуется прежнее коровье молоко, появились молоко козье, овечье, кобылье… И «обычные» сыры уступают на полках место экзотичным: козьему, овечьему, даже верблюжьему, так как в них меньше чего-то вредного и больше чего-то полезного.

Обычное постное масло, которое мы называли просто «масло», потеснилось под натиском бутылочек с надписями: «масло из виноградных косточек», «масло из трюфелей», «масло из тыквенных семечек», «масло из грецких орехов» и еще десятками других масел, вся ценность которых в каких-то долях процента. Чего-то там больше или меньше, чем в обычном подсолнечном.

У меня, как у абсолютного большинства, телевизор принимает пятнадцать или шестнадцать каналов, точно не считал. По каждому, кроме спортивного и музыкального, идет в среднем семь-десять фильмов в день. Художественных фильмов. То есть что-то около ста фильмов в сутки. Правда, многие повторяются на разных каналах, и бывает, что очень смешно, когда в один день, но все же фильмов столько, что если бы взялся смотреть их все…

Пощелкав по каналам, я сказал со вздохом:

– Опять смотреть нечего.

– А по тем, новым, дециметровым?

– Да фигня какая-то, – ответил я недовольно. – Лучше бы новости подробнее…

– Тогда, может быть, поставим спутниковую?

– Какую? Этих фирм, что устанавливают, как мух. И у всех свои наборы программ.

Лилия оживилась.

– Тогда я начну искать?

– Ищи, – великодушно разрешил я.

Энтэвэшники и еще какие-то ребята нашли, что наши окна смотрят не в ту сторону, а вот хлопцы из Космос-ТВ приехали с аппаратурой и установили все тут же, взяли деньги и уехали. Теперь наш телевизор принимает круглосуточно семьдесят каналов. Я попрыгал по новым программам, понравилось, но уже через неделю сказал со вздохом:

– Ну что за фигня… Как раз время посмотреть что-то, а ничего подходящего нет.

– Да ты что, – удивилась Лиля, – вот сейчас идут фильмы по этому… этому и этому каналу, а вот по этим начнется через пять минут, по этому вот, смотри… через десять минут…

Я покрутил носом.

– Нет, что-то не то. В компоновостях было, что вот-вот можно будет принимать по тысяче телеканалов.

Она засмеялась.

– Уверен, что тогда будешь смотреть?

Рассматривая иллюстрированный журнал о раскопках в Месопотамии, обнаружил там занятную реконструкцию одного бедного селения этих древних месопотамцев эпохи Гильгамеша. Оказываются, у них были точно такие же выгребные ямы, как у нас а Журавлевке, но в больших городах и в столице уже имелись точь-в-точь такие же дощатые домики, какой построили мы с дедом!

Так что на Журавлевке моего детства уживались эпохи бедных месопотамцев, богатых, а также раннего Средневековья, когда уже появились книги.

Стоя у окна с чашкой кофе в руке, я смотрел на вечернюю улицу, где в свете уличных фонарей дурачатся ребятишки, ездят друг на друге, брызгают по лужам. Прохожие обходят стороной. Я понаблюдал за ними, вспомнил, что сегодня первое апреля. Что, если сейчас вот сказать кому на улице, что вся спина белая? Поймет ли кто, о чем речь? Почему вдруг спина может стать белой?