Мне на плечо сегодня села стрекоза
Шрифт:
— А я очень даже мечтаю и люблю это делать. Я даже могу специально для этого прийти в сад или на реку.
— Что — сидишь в саду и мечтаешь?
— Ну да.
— А о чем?
— Ну… о разном. Ну, например, что я — знаменитая манекенщица и еду в турне по всей Европе.
— Ну так уж и по всей?!
— Конечно.
— А учиться когда? — спросил я, и мы оба рассмеялись. — А пошли в мороженое, оно тут, на углу напротив? — сказал я. — Пошли?
Ириша закивала, и мы дунули в мороженое.
В мороженом, между прочим, Ириша призналась мне, что у нее второй разряд по фигурному катанию, но это, как ей кажется, совсем немного, ерунда, поэтому она и сказала в классе, что спортом не занимается. И
— Вот это скромность! — удивился я.
— Нет, не скромность. Я действительно так считаю.
Потом я проводил ее домой, и — нате, здрасьте! — оказалось, что она живет в моем доме, на другой только лестнице. Вот ведь совпадение.
Дома меня ждал большой продолговатый конверт. Индекс, адрес, имя и фамилия — все честь по чести. Без обратного, правда, адреса. В конверте была почему-то газета. Одна. И больше ничего. «Ленинские искры». А в ней — Алеша Волков, рассказ. Да, это был мой рассказ про кошку. Я оцепенел. Другой бы обрадовался, а я — оцепенел. Игорь Николаевич. Кто же еще?! Ведь он же газетчик, журналист. Но почему без спроса? Почему?
Очень я почему-то расстроился.
20
Гошаня — чуткий человек — подобрал на улице щенка и приволок его к себе домой.
— Пусть будет у меня, — говорил Гошаня, пуская щенка на пол. — Такой малек на улице запросто пропадет.
— А мама как? Выгонит вас обоих на улицу, — сказал я, как обычно говорят, хотя имеется в виду, что выгонят именно щенка.
— Не-ет, — сказал Гошаня. — Она добрая душа. — И добавил, вздохнув: — Да она и дома-то редко живет: все по командировкам.
Щенок был очень симпатичный и, главное, явно породистый — эрдельтерьер. Гошаня легко убедил весь класс сложиться (до приезда мамы) по двадцать копеек на питание щенку и накупил этого питания, а также разных витаминов и микстур. Потом пошли подарки от класса: я купил мячик, Галя-Ляля принесла старое одеяло-подстилку, Ириша Румянцева — мисочку для еды, Таняпка раздобыла махонькую табуреточку для мисочки, чтобы щенок ел, гордо подняв голову, и его экстерьер, то есть внешний вид, не портился и был на высоте.
Раз уж класс принял в щенке такое живое участие, то и имя ему решили давать всем классом — чье лучше, и лучшим все признали имя, которое придумала Ритуля Басс, — Памир. Алик Зуев, Боба Рюмин, Вадик Абашидзе скинулись дополнительно и купили Памиру поводок и ошейник. К приезду мамы Гошаня подготовил щенка отлично.
Как-то вечером мы отправились с Гошаней и Памиром в Юсупов сад, и перед самым нашим уходом я встретил Игоря Николаевича. Снег в этот вечер не валил, мне показалось, что это именно он идет по аллее, я крикнул Гошане, чтобы он шел домой без меня, и догнал этого человека: и точно, это был Игорь Николаевич.
— Здрасьте! — выпалил я, едва дыша от быстрого бега. — Я вас ищу-ищу, звоню-звоню…
— Привет, Леха, — сказал он. — Вот так встреча! Меня тут не было с неделю: в район ездил, материал писал. Рассказ я твой прочел, отличный рассказ, это я без шуток…
— Зачем? Зачем вы это сделали без спроса?
— То есть?! Не понимаю, Леха.
— Ведь это вы послали его в редакцию, в «Ленинские искры»!
— Что — напечатали? Ну да?! Отлично! Но это не я, клянусь.
И тогда я, глупыш, впервые подумал о Свете. Затмило мне глаза, что Игорь Николаевич журналист и связан с газетами. Как же это я не подумал, что и Свете оставлял рассказ, вернее — не забрал у нее. Да и прислать мне его домой могла только
она, она же написала мне в свое время письмо — ответ, а Игорь Николаевич вовсе и не знал моего адреса.— Ты идешь?! — крикнул издалека Гошаня.
— Остаюсь! — крикнул я, и они с Памиром ушли. — Я забегу! — добавил я им вдогонку.
— Приятель? — спросил Игорь Николаевич.
— Ага, — сказал я. — А пес — Памир. Я, знаете, догадался, понял, кто послал рассказ в редакцию.
— А кто?
— Ну… та девочка. Я вам рассказывал, помните?
— Да, конечно. Что ж — она молодец. Ты ее видел с той поры? Звонил?
— Нет, не звонил… Что значит молодец? Ведь без спроса же! А если я против?
— Ну разумеется, ты прав, вроде это не очень-то и красиво, но все же, согласись, то, что рассказ уже напечатан, — это очень и очень неплохо. Я думаю, довольно скоро в тебе останется только удовлетворение, а про свое неудовольствие ты позабудешь. Главное — рассказ хороший. Ты звони, заезжай как-нибудь, я разберу тебе твой рассказ по косточкам — и хорошее, и плохое. Но в целом, скажу тебе коротко, а ты постарайся понять — рассказ хороший. В нем есть ошибки, есть неточности и банальности, но у него настоящее нутро — не знаю, как тебе это объяснить. И читаешь его с интересом и волнением. Главное вот что: ребята часто ведь пишут стихи и рассказы, часто это бывает забавно, есть милые строчки, очень точные и смешные, какие взрослый человек и выдумать не может, — и все, больше ничего нет. А у тебя именно что рассказ. В нем свой стержень есть, даже боль какая-то, и, пожалуй, чисто человеческая судьба, хотя он и о кошке, от первого до последнего слова. Честно говоря, ты не сердись, я даже не ожидал. Обязательно пиши. А твой рассказ мы поподробнее разберем потом. Там масса ошибок, ты их поймешь, но именно ошибки и подчеркивают, какой он хороший, раз, несмотря на них, рассказ волнует. Понял?
Я, почему-то весь красный от стыда, кивнул. Стыдно мне было вовсе не потому, что меня хвалили, а оттого, что получалось, будто бы я — писатель, а это было так странно, да и вообще, по-моему, глупости.
— Пойдем-ка к выходу, — сказал Игорь Николаевич. — Поздновато уже. — И добавил в сторону, вовсе, кажется, не мне: — Да и кого вообще тут встретишь… Если очень надо, звони, — сказал он мне, когда мы вышли из сада. — А вон твой приятель с собакой ждет тебя. Пока.
Он крепко пожал мне руку и быстрыми шагами ушел.
Гошаня действительно ждал меня на другой стороне Садовой.
— Что за странный тип? — спросил он.
— Да так, знакомый один. Журналист. Ищет здесь одного человека.
— Загадочно, — сказал Гошаня.
— Да нет, ничего особенного, — сказал я, понимая, что, пожалуй, на самом деле загадочно.
Мы побрели домой, и тогда я, уже простившись с Игорем Николаевичем, ясно так подумал, что теперь обязательно придется позвонить Свете: как-то странно она поступила с моим рассказом, а вернее, со мной; хорошо или плохо она поступила — я понять не мог, все это как бы смешалось, но я знал, по крайней мере, что теперь я могу ей позвонить, даже если мне это и трудно — есть хоть о чем говорить, за что уцепиться.
21
Именно потому, что на педсовет должен был пойти дед, а не Люля, я был так спокоен, что даже вообще пропустил этот его поход, просто позабыл.
В день педсовета я опять торчал у Гошани, и у него собрался почти весь класс, ну, человек двенадцать, по крайней мере, — на смотрины Памира. Гошаня, конечно, всем заявил, что на смотрины следует являться с подарками, какой-нибудь вкуснятиной для Памира, мол, еда едой, а подарки подарками. По капельке, по тютельке он набил едой для Памира целый холодильник, а поскольку было много и обыкновенной еды, человеческой (печенье, тортик, сушки — все девчонки), то получился чай и даже танцы.