Мне с собой хорошо. Книга-маяк для тех, чьи глаза перестали светиться
Шрифт:
Так что в моей голове и спустя десятилетия звучал мамин голос, и даже образовалась какая-то коллективная Надя, что вольготно пристроилась на миндалевидном теле, отвечающем за страх и критику. Я заходила в соцсети и видела одно: «Надя» живет интересно, а я – нет.
4. Сплетни.
Я заметила, что с некоторыми друзьями мы только и делаем, что сплетничаем. Вроде это совершенно безобидно, но эта привычка высасывает время и энергию.
Первые виды сплетен – это бытовые. Встречаешься с подругой, и она говорит: «А ты знаешь, что наша общая
И вы обсуждаете Агнессу, татушку, нового возлюбленного, смотрите его профиль в соцсети и подсчитываете, когда он из садика выпустился и так далее. Ну со всеми же такое бывало?
Второй вид сплетен – это звездные.
Интересно, как это работает: лежишь ночью и натыкаешься на новость о какой-нибудь второсортной голливудской актрисе, неизвестной тебе еще пять минут назад, и вот уже прыгаешь по ссылкам и узнаешь, что ее младший брат попал в секту. Затем тебя засасывает глубже, и к утру ты уже знаешь подробную биографию создателя секты.
Я задала себе вопрос: сколько времени в день я трачу, чтобы обсуждать жизнь совершенно незнакомых мне людей?
5. Неумение расслабляться.
У меня есть шутка: «Я такая собранная, потому что всю свою жизнь привыкла втягивать живот».
Клянусь, я реально не умела расслабляться. Ни на уровне тела, ни на уровне мозга. Когда просыпалась, еще лежа в кровати, сперва смотрела на список дел. Пока пила утренний кофе, прикидывала, с чего начать и чем продолжить. Иногда даже не могла вспомнить, а что я ела на завтрак – настолько была заложником мыслей о работе.
Я взвалила на себя все, что можно было унести, а что нельзя – тоже взвалила и тащила.
Хотя у меня была команда подрядчиков, я все равно не позволяла себе расслабиться и доверить им все. Почему? Потому что мало классных работников. А если что-то сломается? А если они сделают плохо? А если апокалипсис? Ну уж нет, лучше я сама.
Говорят, в конкурсе на самый короткий роман, победил такой: «Не надо, я сама».
Вот это было и про мою жизнь.
6. Чувство вины от отдыха.
Мою радость капитально крало то, что я совершенно не умела отдыхать.
Когда я думала о том, чтобы провести выходные, не сделав ничего по работе, внутри просыпалось тревожное расстройство: «Как так? Как такое возможно? А что, если мир рухнет?»
Однажды я увидела, как лежала на диване моя шестилетняя племянница. Она закрыла глаза и двигала лицо так, чтобы по нему бегал солнечный луч. Ее вид был блаженный и безоблачный.
Я спросила себя: «А когда я в последний раз ловила солнечные лучи лицом?» И ужаснулась – похоже, в ее возрасте, лет 30 назад.
… Я бы так писала и писала, но меня вдруг прервала все та же эйчарщица, та, что главная сплетница в издательстве. Она подсела за мой столик и сказала: «Хочешь расскажу, с кем встречается наш программист? Ни за что не угадаешь!»
Сначала я по старой памяти хотела ответить: «Конечно, хочу», но вместо этого почти рявкнула на нее:
– Нет, мне неинтересно.
Сплетница чуть не подавилась коктейлем:
–
Лар, с тобой все в порядке?– Похоже, что нет, – я поднялась и быстро пошла к выходу.
Тогда я еще не знала, что этот вечер и вопрос клоуна запустит цепочку интереснейших событий.
Через двадцать минут я уже заходила в свою квартиру чувствуя себя на взводе. И вдруг поняла, что мне не хватает воздуха: натурально случился приступ удушья. На меня давили стены. И не только стены, еще одежда в забитом гардеробе, коробки старой обуви, бесконечные тюбики косметики, которыми я даже не пользуюсь, ненужные подарки, те самые свечи, будь они прокляты, и – о господи – я вновь осознала, как много энергии отнимает поиск второго носка. А моя жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на носки.
Залетев в ванную, я посмотрела в зеркало и сказала: «Я так устала». Я была в одном шаге от того, чтобы прислониться к раковине и начать рыдать. Три, два…
Взгляд упал на стоявшие повсюду свечи, и моя испепеляющая ярость обратилась к ним. Я вновь пересчитала, все еще 49. Если учесть, что зажигаю их максимум раз в два года, этого количества хватит на девяносто восемь лет. Даже при оптимистичном раскладе вряд ли я столько проживу.
Взяв огромный мешок для мусора, я разом смела с полки все свечи. Потом хватала те, что стояли по углам, и со всей дури кидала их в мешок. Так вам! Стеклянные свечки падали и разбивались друг об друга. Как же сладко было слышать звук разрушения!
«О, да! Как долго я об этом мечтала. Как долго себя сдерживала», – я готова была бить по груди как орангутанг. Наконец избавилась от них. Дышать стало легче.
Я поняла, что каждая вещь в доме забирает энергию. И мне нужно срочно освободить место. Хотелось больше воздуха и свободы.
Я заметила, что, когда пишу, убираю с рабочего стола даже провод от зарядки, потому что все это отвлекает. Рядом с ноутбуком дозволено находиться лишь чашке с кофе. Все.
Теперь так должно быть во всем доме: выкинуть все, что не нужно, иначе я задохнусь.
Знаете, с каким внутренним конфликтом сталкивается человек, когда собирается расхламить пространство? Что делать с вещами. Основных вариантов три: выбросить, раздать, продать.
Я давно хотела избавиться от лишнего хлама, но мне казалось, что нельзя просто так взять и все выкинуть, ведь где-то есть люди, которым эти вещи нужны.
Чувство вины откусывало кусочек за кусочком: «Ты ведь осознанный человек! Ты не представляешь, сколько природных ресурсов было потрачено, чтобы их создать».
С одной стороны меня душил весь этот хлам, а сил раздавать его уже не было, с другой – не затыкался голос внутреннего эко-активиста: «Подходи осознанно к избавлению от вещей».
Но нашелся и третий голос: «Ты хочешь все выкинуть, потому что у тебя совсем нет сил. А чтобы их раздавать, требуется энергия и время.
Твои вещи – это твой ресурс, распоряжайся ими так как захочешь».
Наконец наступила тишина.