Мнемоны. Части 1 и 2
Шрифт:
– - Могу сейчас. Примерно часа через полтора, если вы конечно еще на работе будете. Куда подъехать?
– - Я пришлю за вами машину, -- Оксана свет Владимировна и не подумала отвечать на мой вопрос.
– - Нет. Я сам прекрасно доберусь.
– - Да?
– - В голосе следачки послышалось сомнение, словно она была не уверена в моей дееспособности, или боялась, что я до нее не доеду. Например, сорвусь в бега.
– - Да, да.
– - Я начинал злиться.
– - Адрес говорите.
2
На электричку мы успели. Ника настояла на том чтобы поехать со мной.
– - Я еду с тобой.
– - Тон безапелляционный.
– - Нет.
– - Да.
– - Ника, послушай, тебе там делать нечего.
– - Я не собирался с ней спорить,
– - Я еду один и точка.
– - Я еду с тобой, и точка, -- передразнила она меня.
И отвернувшись крикнула:
– - Надежда Петровна, Сережа с Дашей где?
Я вздохнул спорить с ней было бесполезно, она была еще более упертой чем я.
– - Хорошо, но только до города, а там ты домой, я в управление. И давай в темпе, времени мало.
Ника фыркнула:
– - Успеем.
– - Вы позовите их, -- обратилась она к вышедшей на двор соседке, -- мы шашлыки затеяли, да вот срочно уехать надо. Не пропадать же добру, тем более - мы их позвать хотели.
– - Сколько им готовится осталось?
– - Это уже мне.
– - Минут десять, пару раз перевернуть и все.
– - Пусть приглядят, потом покушают. Фил шашлыки вкусные делает. И за домом приглядите, ладно? Мы завтра с утра приедем.
– - Ты скоро? Я уже.
– - А я еще нет.
– - Проворчал я, запирая дверь.
Вот что мне в ней нравится, помимо всего остального, так эта ее легкость на подъем. Раз и сорвалась. И вещей никаких, кроме мобилки, и MP3 плеера. Ни сумки, ни косметички, ни кошелька - деньги в кармане таскает.
– - Надежда Петровна, вы уж проследите, чтобы ваши мальцы, когда закончат, огонь затушили.
– - Обратился я к соседке.
– - А то сушь такая, до пожара недалеко.
Вагон был пустой, кроме нас с Никой, лишь припозднившийся рыбак, да тетка в платке и темном, совсем не по сезону платье. Мы сидели на жесткой скамье, Ника, положив голову мне на плечо и обняв за руку, с закрытыми глазами слушала плеер. Умница девочка, с вопросами не лезет, сочувствия не выражает, соболезнований не высказывает. Не то у меня настроение, чтобы на вопросы отвечать, и сочувствия выслушивать.
Из наушника до меня доносилось еле слышное бормотание:
Look into my e yes - you will see
What you mean to me
Search your heart - search your soul
And when you find me there you'll
search no more
Don't tell me it's not worth tryin' for
You can't tell me it's not worth dyin'for
You know it's true
Everything i do - i do it for you...5
Но Ника не подпевала, хоть я знал - это ее любимая песня. И когда бы, и где бы, она ее не слушала, то обязательно вторила певцу. Или в полный голос, если одна, или беззвучно, чуть шевеля губами, если на людях. Сейчас ее губы были плотно сжаты.
– - Ника.
– - Я нагнулся к девушке.
Она подняла на меня глаза.
Я прошептал:
...Нет ни одной любви похожей на твою,
Никто не может так любить, как любишь ты.
Не существует в мире ничего, когда ты далеко.
И так будет всегда...6
Она улыбнулась и шепнула в ответ:
– - Я тоже тебя люблю.
– - И снова закрыла глаза.
Ехать до города минут сорок, есть время все обдумать. Вот только что, все? Смерть Таши? Информации мало. Нелепость ее смерти? Любая смерть нелепа, а уж девушки двадцати трех лет и подавно. Жестокость с которой ее убили? Что я об этом знаю? Расчленили, отрезали голову. Мало ли что сетевые борзописцы напишут. Чего сейчас только не выдумывают, для привлечения аудитории. Всему верить нельзя.
А чему можно?
Памяти?
С условием того, где я сейчас работал, то и памяти верить нельзя. Она может оказаться чужой. Или вовсе отсутствовать.
Но я свою не покупал и не продавал! Вот она моя жизнь, как на ладони!
До четырнадцати лет я жил в глухой сибирской деревне. Даже не деревне хуторе, в семье староверов. Проучился всего семь классов, и то, больше помогал родителям по хозяйству - в сельском доме всегда есть работа, чем грыз гранит, скорее шпалу, науки. А потом сдернул, просто банально стащил из комода свидетельство о рождении, паспорта я не получал - у отца были очень ортодоксальные взгляды на бумаги выдаваемые государством, даже не знаю как он согласился получить свидетельство о рождении. Здраво рассудив, что делать мне в тайге нечего. Помощников у родителей предостаточно, трое старших детей и двое младших, так что без меня они как-нибудь обойдутся.
Уехал я к тетке, младшей сестре матери, незамужней и бездетной, живущей в большом городе где-то в Поволжье. Она несколько раз приезжала к нам, но в последний свой приезд вдрызг разругалась с отцом, как раз из-за меня. Тетушка считала что такому, смышленому баламуту как я, дословные слова между прочим, нечего делать в таежной глухомани.
– - Да пойми ты, медвежья твоя башка, у него не голова, а дом советов, ему учится надо, а не навоз в хлеву месить, и по тайге с ружьем шляться...
Я, кстати, тоже так считал. Поэтому дождавшись удобного момента, собрал манатки (ха! можно подумать их было много) и свалил. Понятное дело, без паспорта и думать было нечего соваться на железку, и кто продал бы мне - четырнадцатилетнему, билет? Пришлось добираться на попутках. Больше месяца. Ничего плохого со мной за время пути не произошло, может быть потому что при росте один метр и семьдесят два сантиметра, я весил почти семьдесят килограмм, спасибо бате, он размерами походил скорее на средних размеров бегемота, нежели на человека, да и матушка была ему под стать, я так и не дорос до ее метра девяносто. И рожей, покрытой жесткой бледной щетиной, она у меня полезла, как только мне исполнилось тринадцать. А может по тому, что Бог любит таких дураков, в хорошем смысле этого слова, как я. Который совершенно без знания дороги (ну примерное направление я представлял - знал через какие ключевые города надо добираться), с одним лишь адресом (я надеялся что тетушка не съехала, последняя весточка от нее была три года назад) через всю страну, а ля Михайло Ломаносов, едет за знаниями.
Зато, за время пути, я набрался бесценного опыта, по части психологии общения с людьми. Кто только меня не подвозил. Дальнобои и отцы семейств, один раз вояки из местного гарнизона и странная дамочка на огромном внедорожнике. Я научился различать фальшь в милых улыбках, и доброту за небритыми харями. Выслушал море житейских историй: печальных и веселых, добрых и откровенно злых. Местами поучительных, местами отвратительных в своей откровенности. Так или иначе, но я добрался до места.
Уяснив что я, это я: то есть ее любимый племянник, тот который - смышленый баламут, только повзрослевший, обтрепанный за время путешествия, и слегка грязный, тетушка ахнула, охнула, побледнела и бросилась строчить письмо родителям. Ответ, ровно в одну строчку, пришел через две недели - сына у меня нет, он умер и похоронен.