Мнемозина, или Алиби троеженца
Шрифт:
– Слышал, что она сказала, иди в сад и садись на скамью! – быстро скомандовала Вера.
Я послушно убежал в сад, где сел на скамейку и закурил…
Потом расплакался от волнения и даже сигарету выронил…
Правая моя рука дрожала как живое и отдельно существующее от меня разумное существо, я гладил ее левой рукой, дотрагиваясь ногами до сухих голых пней к которым была приколочена доска скамьи…
Скамья тоже была живой, она вздрагивала подо мной как женщина, ощущающая меня всем телом…
Во всех окружающих меня предметах таилась какая-то своя особенная и таинственная жизнь…
Все
Люди, время, деревья, животные и просто холодные, молчаливые предметы, даже камни что-то говорили на своем таинственном языке…
Надо было только уловить и почувствовать их дыхание… Поток их неслышимого и дрожащего голоса…
Чтобы за долю секунды обрести его в себе, и поймав его, побрести уже по небу, в даль, за горизонт, где спрятались дремлющие облака… Хранящие в себе еще одно исчезновенье…
Из избы доносился какой-то шум и крики Мнемозины. Через несколько минут ко мне подбежала раскрасневшаяся от волнения Капа.
– Где твой бритвенный станок?! – спросила она, часто дыша и сверкая прекрасными глазами.
– На умывальнике, за печкой. А вы что, еще ничего не сделали?!
– Пока только сделали очистительную клизму!
– Кому, Нонне Львовне?
– Да, нет, Мнемозине! – крикнула Капа, убегая от меня назад, в избу.
Я поглядел на небо, с неба уже посыпался первый снег. В этом году он пошел очень поздно, хотя может это и хорошо, и возможно, он явился, как счастливое предзнаменование рождения нашего ребенка?! Вроде бы уже давно зима, а снег только пошел! Как же все странно в нашей жизни! Как все странно…
Глава 22. Сознание похожее на муху, бьющуюся в паутине неведомых сил
Мнемозина родила девочку, и в честь нашей акушерки, героически принимавшей роды, сидя на горшке, мы назвали девочку Нонной.
После этого Нонна Львовна стала намного добрей, и уже не нуждалась ни в каком слабительном средстве.
Теперь нашу семью объединила маленькая Нонночка, с которой мы часами возились, и постоянно выхватывали друг у друга, лишь бы подержать эту драгоценность у себя на руках.
– Да, вы ей так голову свернете! – пугалась девочку Нонна Львовна, – оставьте ее в покое, пусть она поспит!
– А разве она не может спать у нас на руках?! – спросила Мнемозина.
– Может, – вздохнула Нонна Львовна, – но только так вы затискаете ребенка!
Нонна Львовна с большим трудом убедила нас оставить ребенка в покое, и уложить его в кроватку.
С большим удовольствием мы все наблюдали, как Мнемозина кормит грудью нашу девочку. Иногда, в свободное время я уединялся с Капой на сеновале. Чтобы нам было тепло, я купил в хозяйственном магазине тепловую пушку, которая нагоняла через вентилятор такую массу горячего воздуха, что мы чувствовали себя как в Африке.
Чуть позднее к нам присоединилась и Мнемозина, которая уже оправилась после родов. Больше они не стеснялись друг друга, и уж тем более не ревновали, а общались как родные сестры. Единственной помехой в нашей интимной связи с Мнемозиной была маленькая Нонночка.
Как только Нонночка писала или какала во сне, она сразу же настойчиво требовала своего, крича как резаная, поэтому Мнемозине приходилось
бросать нас с Каппой, и бежать к ребенку.В это время мы с Капой чувствовали себя неловко, ибо ничем не могли помочь Мнемозине.
Иногда к нам забиралась и Вера, но только для того, чтоб просто поболтать, а от меня она держалась подальше, так как очень скоро тоже должна была рожать.
Спустя несколько дней Мнемозина стала упрекать меня, что я совсем почти не занимаюсь ребенком и не помогаю ей, а она очень устает и спит очень мало, и только между кормежками.
Упреки Мнемозины поддержала и Нонна Львовна, говоря мне, что я должен хоть немного помочь Мнемозине, чтобы она могла отдохнуть.
Капа же, наоборот, встала на мою защиту, утверждая, что я и без этого устаю, как единственный мужчина в их бабьем царстве, а поэтому больше чем кто-либо нуждаюсь в отдыхе.
На самом же деле я действительно обленился.
Еще до родов Мнемозины я привел одного электрика, и с его помощью заменил всю проводку в доме, установив как в доме, так и в сарае тепловентилятор, и тепловую пушку, что в дальнейшем нас избавило от рубки дров.
Воду теперь носила в основном Капа, в магазин ходила Нонна Львовна, а зверюшек кормила Вера. Как ни странно, но я действительно ничего не делал!
Если только занимался сексом с Капой и с Мнемозиной, но это уже была не обязанность, а взаимная необходимость, без которой вообще я не мог представить своего существования, как впрочем, и все мои жены.
Беда заключалась только в том, что все они мечтали видеть меня единственным своим покровителем, а этого я допустить не мог, поскольку думал, что по-справедливости должен каждой из них уделять свое внимание, а они, в свою очередь, к этому никак не могли привыкнуть.
Любая из них видела во мне свою собственную вещь, принадлежащую только ей и никакой другой женщине.
Они только на время становились подругами, а потом снова тихо враждовали между собой. И как мне их было приучить, и как я могу в равной степени быть со всеми, и в постели, и в жизни, за исключением нашей акушерки Нонны Львовны?!
– А почему бы Нонне Львовне не помочь тебе? Ты бы сцеживала молоко в бутылочку, а потом отдыхала, а Нонна Львовна ухаживала за ребенком и кормила его, – предложила Капа Мнемозине.
– Стоит малышку только приучить к соске, и она уже ни за что не возьмет грудь, – нахмурилась Мнемозина.
– И откуда ты это взяла?! – удивилась Капа.
– Надо читать доктора Спока, Капочка! – заступилась за Мнемозину Нонна Львовна.
– И когда они перестанут ругаться между собой?! – подумал я. – Человеку так мало отпущено жизни, а он все равно тратит ее на всякие мелкие дрязги!
– Я и так, между прочим, сцеживаю, когда у меня затвердевают соски, и они у меня так болят, – заплакала Мнемозина.
– Это пройдет через полтора месяца, – успокоила ее Нонна Львовна, – с непривычки это у многих бывает.
Неожиданно мне стало стыдно, и я обнял, и поцеловал Мнемозину.
– Можно я позвоню родителям, чтобы они приехали поглядеть на внучку?! – спросила она.
– Конечно, можно, – улыбнулся я, еще крепче прижимая ее к себе.
– А вдруг мой отец через них узнает, где мы?! – насторожилась Капа.