Многие знания – многие печали

Впрочем, до смерти как Пильгуя, так и Кутайсова оставалось еще время, и я поехала отдохнуть – а по дороге разобраться еще с одним потенциальным папашей. Визу в Америку мне дали (а почему бы нет?), но, конечно, и думать нельзя было о том, чтобы попытаться провезти туда радиоактивный материал. И я решила в случае с Петром Горланиным действовать по наитию. Как кривая выведет. Хотя, если разбираться, находиться в роли объекта желания (даже столь ничтожных старичков, как Пильгуй) мне нравилось больше, чем в унизительном амплуа вдруг нашедшейся дочери.

Я прилетела в Лос-Анджелес, попутешествовала по западу Штатов: Сан-Франциско, Лас-Вегас, а потом перебралась на восток. Побывала в Вашингтоне, Бостоне, затем переехала в Нью-Йорк. Америка мне понравилась. Как совершенно верно замечал персонаж одного из романов, здесь я могу поехать в любом направлении и найти все, что мне нужно. И впрямь: бери машину напрокат и отправляйся в любую сторону света – и к вечеру тебе, где бы ты ни оказался, отыщется мотель с чистым бельем, комплектом свежих полотенец и телевизором с сотней каналов. А в коридоре гостиницы – стиральная машина и автомат со льдом, шоколадными батончиками и колой. И никаких забот, если у тебя есть деньги. А гроши у меня имелись: пару миллионов рублей в год приносили папашкины средства на депозите и заложенные акции, еще столько же – сдача квартир. Я даже стала мечтать: хорошо бы мистер Горланин оказался моим батей, да вдобавок признал меня – я бы тогда отсюда не уезжала.

Подбираться к Петру-Питу я решила нахоженной (после встречи с Пильгуем) дорожкой. Быть в шкуре девицы с сомнительными моральными принципами (а-ля моя мамаша в юности) понравилось мне, как я говорила, больше, нежели в сиротском прикиде «девочка ищет отца», что я неразумно продемонстрировала с номером первым, Кутайсовым. И я опять «случайно» столкнулась с Горланиным, кандидатом на роль моего отца – на сей раз в вагоне тесной подземки (не дай бог повстречаться в универе – зашуганные американские преподы боятся обвинений в связи со студенткой сильнее увольнения). Потом вдруг оказалось, что ехать нам в одну сторону, и мы мило поболтали минут сорок в вагоне. Почему бы профессору из России не поговорить о том о сем с обеспеченной туристкой из Москвы? Я недалеко отошла от собственного образа. И мы договорились с ним повстречаться на следующий день – пообедать. Видит бог, я не планировала его убивать, тем более настолько быстро после знакомства. Я была мила, в меру весела и кокетлива. Но, возможно, от меня исходила убийственная волна, которая уничтожала потенциальных папашек вне зависимости от моих реальных действий? Так сказать, материализовывались мои подспудные намерения? Убийственные мечтания? Как бы то ни было, мы с Горланиным очень крепко выпили в «Гарлем-баре», и он всячески пытался проторить дорожку к моему сердцу – а точнее, к месту чуть ниже. Однако, разумеется, ничего у него не вышло. Мы договорились встретиться завтра, он все предлагал прокатить меня на своем «Форде», смешной человечек, а я отговаривала его садиться за руль вовсе. Но, как потом выяснилось, он все-таки решил ехать – беспечность истинно российская, – а затем столкнулся с желтым кэбом на одном из манхэттенских перекрестков. И – насмерть.

Я в ходе наших посиделок в «Гарлем-баре» успела взять от него биологический материал – опять в виде слюны и отпечатков на стенке стакана. И снова – отдала его на экспертизу, и три дня спустя мне объявили, что – нет, он не мой отец, ни единого совпадения не выявлено.

Итак, идея задержаться в Америке не прошла. Питера похоронили – я прочла об этом в Интернете со ссылкой на местную коннектикутскую газету. И я вернулась в Москву. У меня оставались трое кандидатов на роль отца: артист Селиверстов, много пьющий малый бизнесмен Марцевич и художник Баринов.

К тому моменту, как я подошла к своей четвертой жертве, я поняла несколько вещей. Во-первых, мне понравилось мое дело. Оно было увлекательным, захватывающим. Надо было сначала много готовиться, а потом безупречно проводить свою партию. Мое занятие не принесло мне покуда ни единой копейки прибыли – однако в деньгах я особо не нуждалась. Я верила, что хоть кто-то из списка Харченко моим отцом в итоге окажется, и это, возможно, окупит расходы. А даже если нет, мне требовалось весело проводить время. И мне доставляло удовольствие мое занятие.

И я больше не совершала ошибок, как с самым первым, Кутайсовым. Я не играла в сиротинушку, просительницу, детку. Гораздо больше по сердцу пришлась мне маска иного рода: разбитной, циничной и готовой на все девки – профи или любительницы постельных приключений. И еще я поняла, что мне не очень нравится отложенная смерть. Когда ты узнаешь через месяцы, а то и через годы, что твоя жертва скончалась, это не производит особого эффекта. Гораздо интересней, когда ты сама нажимаешь спусковой крючок. И хоть я не присутствовала при гибели Пети-Питера, но сообщение в газетах, опубликованное на следующий день, подействовало гораздо сильнее, и радость я испытала намного полнее, чем от известия, которое доходит до тебя годом позже. У меня оставался последний радиоактивный элемент, однако я его откладывала на самый крайний случай – если только не получится расправиться с мужичками иначе.

В случае с актером Селиверстовым я решила не только убить его (одновременно, разумеется, выяснив, является ли он в реале моим отцом), но и уничтожить его репутацию, создав иллюзию того, что он погиб в результате наркотического передоза. Я спланировала своего рода идеальное преступление: проследила за ним, выяснила, где он нынче проживает, какой образ жизни ведет. Подготовилась: отыскать героин в столице, к сожалению (для нормальных людей) и к счастью (для меня), не составило большого труда. Прикинулась совсем уж оторвой, познакомилась с Селиверстовым на улице, сделала вид, что опознала его как актерика и страшно очарована им, и немедленно согласилась подняться к нему в квартиру.

Я подсыпала герыча ему в шампанское, которым он попытался меня споить, а когда он уснул, вколола ему в вену чуть не пятерную дозу – и стала ждать. То ли героин оказался некачественным, то ли здоровье у актерыча было крепкое… Или, может, человека убить не так просто, и он изо всех сил цепляется за жизнь… Как бы то ни было, кончался Селиверстов долго, он не приходил в сознание, бредил. Отчаявшись, под утро я сделала ему новый укол, и только тогда он отдал концы.

Каковым же оказалось мое удивление, когда я день спустя открыла желтые газеты и узнала, что мой несостоявшийся папенька скончался, оказывается, тихо-мирно, чуть ли не в своей постели от сердечного приступа! Вот это номер! Почему?! Откуда?! Здраво поразмыслив, я решила, что свое слово сказала вдова: несмотря на следы, которые недвусмысленно свидетельствовали, что последнюю ночь актер провел в объятиях женщины в наркотическом бреду, она выставила его перед публикой белым-белым и пушистым-пушистым. Дура! Небось и денег за это заплатила! И второе разочарование, которое я испытала в связи с Селиверстовым, заключалось в том, что он тоже оказался не моим папашей. А было бы неплохо, честно говоря. Отец – герой сериалов, красиво звучит. Но нет так нет.

Зато с Марцевичем, не знаю почему, мне снова захотелось сыграть сиротинушку. Возможно, оттого, что он, несмотря на свои крупные габариты, выглядел – я понаблюдала за ним издалека – несчастненьким, беззащитным. Я знала, что он алкоголик в завязке, и подозревала, что все мужики со столь трудной судьбой именно так недоделанно и выглядят. (Ведь человек не станет пить как лошадь, если шкура у него дубленая, а жизнь – шоколадная.) И Антона Борисовича я обрадовала тем, что я его дочь, привела несколько тому свидетельств – и он, в отличие от Кутайсова, не стал отрекаться от меня или требовать доказательств. Сразу признал, и на первую нашу встречу пришел приподнято-взволнованным, и начал строить планы, как он будет заботиться обо мне, и куда мы с ним поедем в отпуск. Мне даже стало жалко его (первого из всех), но это не помешало мне подбить его выпить рюмочку за нашу встречу – и понеслось! Если честно, я не ожидала столь резвого старта – как и того, что выпивка со мной для него окажется, как и для Питера Горланина, роковой. Спустя три дня я прочла в московском выпуске «Комсомолки», что Марцевич скончался.

Итак, у меня оставался один: художник Баринов.

Кирилл Баринов

В моем общении с Леной закоперщицей всегда выступала она: звонила, предлагала, вытаскивала. Вот и сегодня сказала по телефону в утвердительном тоне: «Буду у тебя в четыре». Я не то чтобы впервые – нет, я задумывался и раньше, но в первый раз поразмыслил всерьез: а зачем я ей вообще нужен? Что она нашла в мужчине старше ее лет на двадцать? Откуда взялась такая тяга ко мне и напористость? Настойчивость Лены впервые насторожила меня. Я подумал, что не знаю, кто она и откуда, и у нас нет ни единого общего друга или хотя бы знакомого, а возникла она в моей жизни внезапно и случайно – и теперь, смотрите, она прямо-таки цепляется за меня. Я хоть и хотел ее видеть, стал отнекиваться почти инстинктивно: сегодня не могу, мол, с тобой встретиться. Однако она в ответ начала наступать вроде бы шутейно – но в каждой шутке, как известно, только доля шутки: «Что случилось, сударь? Как вы себя ведете? Манкируете прекрасной дамой? Я ведь могу и обидеться! Я и тортик купила, и вечер для тебя освободила!» Я слабый человек, поэтому в итоге согласился, чтобы она приехала. Единственное, назначил встречу не в четыре часа дня, а в семь вечера: нужно, дескать, работать. Но мысль: зачем я ей нужен – засела у меня в голове, и я решил задать ей этот вопрос напрямую сегодня же. Порой удивительных результатов можно достичь, спрашивая человека в лоб. Он, конечно, может и соврать – да только вранье все равно обычно бывает видно.

А буквально следом за Леной мне позвонил Данилов – я его даже в первый момент не узнал, потому что раньше с ним по телефону не разговаривал и не думал, что он станет беспокоить меня по мобильному. Все-таки не дружеские у меня с ним отношения, а, скорее, деловые: клиент и заказчик, какие тут внезапные звонки. И разговор у меня с ним пошел странный.

– Скажите, Кирилл, – спросил он осторожно, – в вашей жизни в последнее время не появлялось новой женщины?

– Появлялась, – брякнул я, пребывая в некотором смущении, – и не одна. Вас какая из них интересует?