Много дней впереди

У Оли всегда так: сказала что-нибудь и сейчас же ей надо это сделать.

— Подожди ты! — ухватил я её за руку, а то она уже собралась бежать к Вере Петровне. — Никуда не пойдём. Ещё чего!.. Она же начнёт, начнёт чего-нибудь… Дайте самое честное пионерское, что не проболтаетесь никому? Иначе ничего не узнаете!

— Что ты!.. — сказал Костя и сам себя крепко стукнул кулаком в грудь.

— Давай, давай, мы ждём, — теребила меня за плечо Оля.

— Со мной нечего кому-то сидеть. Что я, заболел? Я хочу другое сделать… От конторы экспедиции скоро пойдёт машина на поиски мамы. Там в кузов должны накидать одежду, много тёплой меховой одежды. Найдётся, где мне спрятаться! И я поеду с ними…

— Поедешь? С ними? — ахнула Оля.

— А что? Почему мне не ехать? Не могу же я… Они будут искать маму, а я должен ждать и мучиться? И не говорите мне ничего! — закричал я на них. — Ничего не говорите! Всё равно сделаю так, как сказал!

— Ты раньше не бывал в тайге… — Это Кристеп только теперь заговорил, а то молчал. — Ты не знаешь, как надо, что надо делать, чтобы искать…

— Всё равно!

— Оксэ! Я разве говорю тебе: оставайся, Женя? Если один спрячется в кузове, два разве не спрячутся? Я с тобой поеду, Ыйген. Вдвоём хорошо, одному плохо.

— Поедем, все поедем! — засуетился Костя. — И я поеду… Втроём ещё лучше!

— Нет, не лучше, — ответил ему Кристеп. — Много, если втроём… Троих заметят, тогда ни один не поедет.

— Вы сошли с ума!.. — закричала Оля.

Но я её перебил:

— Обещала молчать? Вот и молчи…

— Я честного пионерского не давала!

— Ах, ты не давала?.. Но вот: одно слово скажешь — мы с тобой враги навсегда. Молчи! От тебя одно требуется — сбегать к твоей маме. Я ведь у вас дома должен был их ждать, когда они вернутся. А чего ждать?.. Скажешь ей, когда машина уйдёт. А то ещё и меня станут повсюду искать, подумают, что я тоже потерялся…

— Ох, Женька, какой ты! — сказала Оля, но больше не возражала.

— Ты молодец, парень! — сказал Костя и ударил меня по плечу. — Ты когда к нам приехал, я сперва думал — ты так, мамсик… А теперь вижу — неправильно я это…

— Ко мне домой тоже сходите, — попросил Кристеп ребят. — Так скажите: когда я вернусь, не знаю. И куда поехал, зачем, скажите… Моя сумка в парте лежит, отнесите домой. Пошли, Ыйген, а то опоздаем, уйдёт машина.

Оля и Костя провожали нас до площади, а дальше мы пошли вдвоём с Кристепом и оглядывались по сторонам: боялись встретиться с дядей Федей, или с Олиной мамой, или с главным врачом.

Прятались в магазине, в том самом… Румяная продавщица — что тогда шапку нам показывала — подозрительно оглядывала то меня, то Кристепа, а потом спросила:

— Вы чего, мальчишки, здесь ошиваетесь? Чего здесь забыли, чего потеряли?

Я растерялся, не знал, что ответить. Кристеп нас обоих выручил:

— Кто ошивается? Никто не ошивается. Мы моего отца ждём… Отец велел, чтобы мы его здесь ждали.

Она вроде успокоилась и больше не обращала на нас внимания.

А нам через большое окно были хорошо видны распахнутые ворота и кусочек двора экспедиции. Наверно, много часов прошло, прежде чем к этим воротам подкатила машина. Шофёр, одетый в полушубок и меховые унты, как у лётчиков, вылез из кабины и направился к дому — пошёл сказать, что он готов, что можно отправляться.

— Сейчас? — шёпотом спросил я у Кристепа. Мне казалось: если громко спросить, все поймут, о чём мы договариваемся, и нас оставят в Ыйылы.

— Маленько подождём, — ответил он.

Как хорошо, что подождали!..

В воротах показался Фёдор Григорьевич. Он залез в кузов и проверил, что там и как уложено, крепко ли привязаны железные бочки с бензином впереди, у кабины. Потом он спрыгнул на землю, поговорил с шофёром, пнул ногой покрышки на задних колёсах. Шофёр и он вернулись в контору.

— Теперь давай быстро, самое время, другого не будет, — толкнул я Кристепа в бок.

Пригибаясь, мы бегом добрались до машины с обратной стороны, чтобы нас не заметили из окон. Сперва Кристеп с колеса махнул в кузов, следом за ним я. Целый ворох меховых штанов и курток, три тулупа, спальные мешки — всё это было уложено возле заднего борта. Лёжа на животе, мы разрыли две норы, каждый для себя. Забрались туда и укрылись. Устроились головами друг к другу так, чтобы можно было перешёптываться.

— Слышишь меня? — спросил я.

— Слышу.

— Как ты?

— Хорошо… Внизу мех, сверху мех. Однако, когда поедем, ветер не достанет нас.

Возле машины послышались голоса, и мы притихли, сжались, как будто тут и нет никого.

Говорил Фёдор Григорьевич, он стоял рядом, но казалось, его голос идёт откуда-то издалека.

— Едем!..

Ему отвечал мамин главный врач — я его узнал.

— Я думаю, нашу больничную машину мы нагоним в Хара-Сайялыке. Раньше нет смысла останавливаться. А там уже договоримся, как действовать, там и разделимся по разным направлениям. Согласны?

— Согласен, — ответил Фёдор Григорьевич. — Поехали, поехали… Вот только Женя… Не успел мальчишка вернуться, надо было бы подбодрить его… Но в школу к нему не успеем заехать — времени нельзя терять ни минуты. Вы, Пётр Тихонович, в кабину, а я устроюсь здесь, в кузове. И не спорьте, некогда спорить!

— Надо ехать, чтобы скорей до Хара-Сайялыка добраться. — Это кто-то незнакомый сказал, должно быть, шофёр.

Было слышно, как коротко хлопнула дверца кабины. Протяжно заскрипел борт — это дядя Федя полез в кузов.

Я сжался и дыхание затаил; я очень боялся: вдруг он возьмёт доху!.. Или ту, которой я укрыт, или ту, которой Кристеп. И тогда всё пропало!

Но нет, обошлось…

Мотор заурчал.

Я боком почувствовал первый толчок. Машина тронулась, она с места взяла большую скорость.

— Едем, едем, едем, — шептал я сам себе. — Едем за тобой и найдём…

Пока машина шла по накатанной дороге, лежать было действительно хорошо — тепло и мягко. Но потом началось! Толчок за толчком, и ухватиться, главное, не за что, чтобы держаться. Так все бока отобьёшь, пока доедешь… Но я терпел, ни разу не охнул. Правильно, шофёр, гони. Скорей приедем, скорей и поиски начнём. Ну куда, куда она могла деваться?! Ну что могло с ней случиться?!

Машина внезапно остановилась.

Я ещё ничего не успел понять: кто-то рывком сдёрнул с меня доху.

— Вылезай кто там есть! — сказал дядя Федя — он на коленях стоял возле меня. — То-то я смотрю: доха копошится, как живая… Э-э, вас ещё и двое!

— Это Кристеп со мной, — сказал я.

— Я вижу… Ты сын охотника Гермогенова, Спиридона Иннокентьевича, я не ошибаюсь?

— Спиридон Иннокентьевич — мой отец, — сказал Кристеп.

Вот так дела!.. А мне казалось, я лежу неподвижно!