Многогранники

— Я… меня подвезли, — ответила Маша и неожиданно для самой себя покраснела.

— А, вроде дядя Лёва говорил, что автобус будет развозить, да?

У Маши было несколько секунд на размышление. Соврать, что уехала на автобусе, и навсегда потерять Димкино доверие, если правда вскроется, или сказать правду и… опять-таки навсегда потерять Димкино доверие. Димка допил кофе одним глотком и вновь посмотрел на Машу. Когда Волков смотрел так пристально, это раздражало.

— Маш, там что-то случилось? — Димка отодвинул кружку и сложил руки на груди.

Маша молча кивнула.

— Что? — очень спокойно спросил Димка.

— Понимаешь, в автобусе я увидела, что тебя нет. Водитель сказал, что никто, кроме Крестовских, от пристани не отъезжал.

Маша принялась теребить ворот футболки, подыскивая слова. Димка перевел взгляд с ее лица на пальцы, мнущие ткань, потом опять на лицо:

— И? — спросил он, когда Маша замолчала.

— Я решила, что ты остался на яхте.

Он ничего не сказал, и ей пришлось продолжить:

— Я попросилась на яхту, но меня не пустили. Тогда мне пришлось позвонить Крестовскому, и…

— Что? — Димка подался вперед так резко, что Маша, отпрянув, едва не свалилась с табуретки.

— Я позвонила Крестовскому. У Захаровой номер взяла. И он приехал. Мы посмотрели на яхте. С ним меня пустили. Потом он подвез меня до дома. Все.

Маша закончила скороговоркой, чувствуя, что щеки пылают. Димка не мог этого не заметить, и Маша бесилась и готовилась перейти в наступление с первых же упреков. В конце концов, он сам ее бросил, а еще зачем-то представил своей девушкой, выставил дурой и вообще…

Димка медленно встал, отнес кружку к раковине и включил воду.

— Оставь. Я потом, — произнесла Маша, глядя в обтянутую футболкой напряженную спину.

Димка не обратил на нее никакого внимания. Тщательно вымыл кружку, поставил ее в сушилку и, подхватив с подоконника толстовку, вышел из кухни.

— Волков, ну хватит уже! — возмутилась Маша, выходя следом.

Димка уже шнуровал кеды.

— Что такого случилось? Мне надо было бросить тебя на яхте? Надо было вообще ничего не рассказывать?

Последние слова Маша договаривала уже в закрываемую дверь.

Глава 5

Ты исчезаешь отметкой с радара.

Роман так и не смог уснуть, хотя был уверен, что стоит ему добраться до постели, как он упадет и проспит минимум часов десять. Однако, войдя в пустую темную студию, он первым делом зачем-то побрел в зону кухни и включил кофемашину, приготовил кофе и, передумав его пить, вылил в раковину. Потом отправился в ванную, потому что ему вдруг пришла в голову идея погреться в теплой воде. Он не был уверен, что это поможет снять неприятную нервную дрожь, которая преследовала его весь путь до дома, но попробовать стоило.

В итоге Роман встретил рассвет, сидя на широком подоконнике с большой чашкой остывшего чая в руках. Он смотрел на то, как высотка университета проступает на фоне сереющего неба, и думал, что этот город так и останется ему чужим. Многополосные дороги, высотки, пробки…

Определенно не так представлял Роман свою жизнь еще год назад. Тогда он выбирал между Оксфордом и Кембриджем. Попасть и в тот, и в другой у него были все шансы. Кто-то, конечно, шутил, что элитное образование в его школе считалось элитным только из-за непомерной стоимости, но Роман прекрасно понимал, что так говорят лишь злопыхатели. Выпускники его школы имели наивысший средний балл и могли выбирать самые престижные колледжи Британии.

Но все его планы в одночасье рухнули год назад, во время семейной поездки в Инсбрук. Родители сообщили ему, что разводятся. Роман до сих пор помнил тот момент. Он как раз мимолетно удивился, что отец и мать подарили ему отдельные подарки ко дню рождения, и даже почти успел открыть подарок мамы, когда она вдруг сообщила ему эту во всех отношениях потрясающую новость. Роман тупо смотрел на надорванную упаковку и пытался угадать по показавшемуся углу коробки, что внутри. Лишь бы не обдумывать то, что сказала мама.

— Рома, ты слышал? — уточнил отец, и Роман вновь некстати отметил, что отец спросил по-русски, чего почти никогда не делал при маме.

Оказалось, что мама уже год как общается — они так это назвали — с другим мужчиной. Общается! Будто Роману исполнилось не семнадцать, а семь. Он тогда смотрел на маму и пытался подумать о том, что у нее роман с каким-то мужчиной, но никак не получалось. Она была просто мамой: активной, веселой, увлекающейся живописью и любящей принимать гостей. Когда Роман был маленьким, кто-то из папиных русских друзей сказал однажды отцу: «Твоя Диана совсем непохожа на англичанку». Роман не очень понял тогда эту фразу, но на всякий случай обиделся, потому что мама не могла быть поддельной. Мама родилась и выросла в Энфилде, и Роман часть каникул обязательно проводил там с дедом. Ребенком он даже мечтал, что пойдет в местную школу, но отец был против.

И вот вдруг оказалось, что у его настоящей, неподдельной мамы есть другой мужчина, отец смотрит так, будто ничего хорошего в жизни уже не будет, а Роман стоит с наполовину развернутым подарком, и ему очень-очень хочется орать.

Он был уверен, что у них идеальная семья. Почти такая же, как была у Волкова. Родители никогда при нем не ссорились. Мама любила выходы в свет, отец старался ее сопровождать, если ему не нужно было лететь по делам на другой конец земного шара, а Роман сначала был на попечении нянь, всегда русскоязычных, что не очень нравилось маме, но было непременным условием, выдвинутым папой, а после — в школе. Так жили все его друзья, и Роман искренне считал, что семья Волковых, которые проводили все время вместе, — это какая-то утопия. Наверное, потому что они русские. Мама иногда говорила Роману: «Это в тебе русские корни». Обычно фраза звучала в моменты, когда Роман делал что-то недопустимое. Например, когда сбежал из школы или же когда вдруг решил бросить теннис. После этих слов Роману всегда было немного стыдно, потому что из уст мамы это звучало как приговор. И он старался прятать эти самые корни, как мог. Хотя, признаться, понятия не имел, что именно должен прятать. Роман никогда не был в России. Вся его жизнь прошла за пределами родины отца. У судьбы же вдруг оказалось отменное чувство юмора, и свое совершеннолетие Роман встретил в Москве, вдали от друзей и привычной жизни. А мама даже не позвонила.

Роман сделал глоток остывшего чая и закутался в плед, устраиваясь поудобнее на широком подоконнике. Подоконник был единственным, что нравилось Роману в неуютной студии, которую отец купил к его приезду. Увидев фото своего будущего жилища, он правдоподобно изобразил энтузиазм, хотя до этого почему-то думал, что они будут жить вместе. Однако по здравом размышлении Роман понял, что отец молод и у него должна быть своя жизнь, а самому Роману, в конце концов, уже почти восемнадцать.

Первые ночи он совсем не мог здесь спать. Слушал британское радио, смотрел британские каналы, а потом волевым усилием заставил себя отключить спутниковую антенну, чтобы не было соблазна, и без того было плохо. Тогда же он понял, что, если бы знал заранее, насколько изменится его жизнь, вряд ли у него хватило бы духа пойти до конца. Поэтому Роман был рад, что принимал решение, находясь в счастливом неведении. Отцу нужна была его поддержка, и он хотел вернуться в Москву, потому что разом возненавидел все, связанное с Англией.

Роман искренне надеялся, что отец станет здесь счастливее. И вот прошло почти девять месяцев, а видимого эффекта пока не наблюдалось.

Взглянув на часы в сотый раз, Роман понял, что надеяться бессмысленно. Мама уже не позвонит, раз не позвонила до сих пор. Вот бы еще перестать наконец проверять пропущенные на мобильном. Он же вроде как уже взрослый, совершеннолетний, самостоятельный…

Телефон завибрировал, и Роман, вздрогнув, выплеснул остатки чая на подоконник. На экране высветилось лицо английского деда. С детства в картине мира Романа родственники четко делились на русских и английских.