Многогранники

Так прошел еще один бесцельный день.

Вечером перед сном он наконец достал новый телефон, поставил его на зарядку и, вставив сим-карту, включил. Оказалось, что Машка написала ему сообщение больше двадцати двух часов назад. Вчера поздно вечером.

«Я знаю о фото. Позвони мне».

И ссора с Лялькой вдруг оказалась ерундой по сравнению с тем, что Машка узнала о фотосессии с Шиловой. Димка сглотнул и нажал на вызов.

Глава 19

Ты —

тот, кто сделает сотни открытий.

Маша проснулась резко, будто что-то выбросило ее из сна. Еще до того, как открыть глаза, она поняла, что находится не дома. От пледа, которым она была укрыта, пахло одеколоном Крестовского, и Маша моментально вспомнила, как приехала к нему и, главное, почему. Стыд накатил волной. Как теперь посмотреть ему в глаза? Однако не успела она до конца осознать глубины своего падения, как услышала чей-то рассерженный шепот. Вероятно, именно он ее и разбудил.

— Я жду! — по шепоту невозможно было понять, кто говорит.

Маша осторожно открыла глаза. В комнате царил полумрак, свет горел лишь на вытяжке в кухонной зоне и еще, кажется, у входной двери. Спинка дивана мешала Маше увидеть говоривших.

— Юль, я понимаю, как это выглядит со стороны, но это правда не то, о чем ты могла подумать, — раздался шепот Крестовского.

Машу будто окатило кипятком от осознания того, что в квартире Шилова. Господи, если она сейчас потребует объяснений от Маши, то придется вставать, а на ней вещи Крестовского! Маша зажмурилась изо всех сил.

— Крестовский, ты вконец охренел? — Шилова перестала шептать, однако из-за проблем со связками ее речь звучала ненамного громче шепота.

— Юль, тише, пожалуйста. Ты Машу разбудишь.

— Что?

— Юль, ну правда. У нее сегодня был сложный день.

— И что же такое случилось?

— Это личное. Я не могу это обсуждать.

Крестовский по-прежнему шептал, Шилова говорила обычным голосом.

— Личное? У вас с ней?!

— Да нет же! — голос Крестовского взлетел вверх, но он тут же вновь зашептал: — Просто это не мой секрет. Маше нужно было… выговориться.

— Рома, ты меня совсем за дуру держишь? — в интонации Шиловой появились неприятные нотки.

— Нет. Я… правду говорю.

— Она спит в твоей квартире!

— Ну не в кровати же! — шепот Крестовского стал сердитым. — Хватит уже, пожалуйста. Я никогда тебя не обманывал. Между нами ничего нет.

— Между мной и тобой? — с сарказмом уточнила Шилова.

— Да что ж такое?! Между мной и Машей. Она с Волковым.

— И потому спит на твоем диване. Кстати, Волков в курсе?

Машино сердце замерло. Если Шилова расскажет Димке, а судя по ее финту с фотографиями, непременно расскажет, Димка убьет Крестовского. И саму Машу — заодно.

— Полагаю, Волков не в курсе. Но я бы попросил тебя с ним это не обсуждать. Я сам с ним поговорю.

Правильность и порядочность Крестовского показались Маше вдруг такими неуместно наивными, что жутко захотелось обнять это нелепое создание.

— А со мной тоже поговоришь? — после паузы спросила Шилова.

— Конечно. Отвечу на любые вопросы, кроме причины, по которой Маша здесь. Это — ее.

У двери послышались какая-то возня, шуршание одежды и шепот Крестовского:

— Не сердись. Это того не стоит, правда.

— Разбуди ее и выстави отсюда, — вдруг произнесла Шилова.

— Как это? — Джентльмен в Крестовском явно был удивлен.

— Я жду.

Маша так и видела, как Шилова сложила руки на груди.

— Я не могу, Юль.

— Крестовский, ты еще мой парень или уже Рябининой?

— Что?

— Это очень простой вопрос.

Крестовский ответил не сразу. Видно, подбирал слова, чтобы быть правильно понятым.

— Еще несколько дней назад я был уверен, что твой, — наконец сказал он.

Сердце Маши едва не выскочило из груди. Что он несет?

— А потом посиделки с Рябининой при свечах резко изменили твое мнение?

— Нет. Не изменили. Меня озадачило, что моя девушка поехала к фотографу, хотя мы договаривались, что она не поедет. Или я что-то не так понял?

— Ты что-то не так понял, — отрезала Шилова.

— Офигеть! — Крестовский забыл о том, что нужно шептать.

— Ну да. — Шилова была невозмутима. — Ты же с русским не очень дружишь. Вот и пожинаешь плоды.

Крестовский рассмеялся. Шилова не поддержала его веселье.

— Знаешь, я боюсь, что мы сейчас много наговорим такого, о чем потом пожалеем, поэтому давай на сегодня возьмем тайм-аут, окей?

— Окей, милый. Еще какой «окей».

— Юля, ну давай не так. Не уходи вот так.

— Пошел ты. Отпусти. Ну.

Звонок домофона заставил Машу вздрогнуть, а Крестовского — выругаться по-английски.

— Да-да, Ирина Петровна. Сто девятнадцатая. Поднимайтесь, пожалуйста.

— Это англичанка? — ошарашенно спросила Юла.

Маша же распахнула глаза и уставилась в потолок. Единственный человек, который мог сообщить ее матери о том, что она здесь, в этот момент, кажется, обнимался с Шиловой у двери. Вот подлец!

— Так, я сваливаю, — меж тем объявила Шилова.

— Не-не-не, — запротестовал Крестовский. — Я тебя отвезу.

— Ты дурак? Как ты отвезешь?

— На машине. Они потом дверь захлопнут, и все.

Маша бы удивилась этому театру абсурда, если бы ее так не тошнило от страха перед разговором с матерью. Вероятно, Крестовский распахнул дверь, не дожидаясь звонка.

— Добрый вечер, Ирина Петровна.

— Здравствуйте, Роман, Юля.

— Здравствуйте, Ирина Петровна.

— Где Маша? — голос мамы звучал требовательно.

— Она пока спит. На диване.

Маша снова зажмурилась.

— Ирина Петровна, вы проходите, пожалуйста. Я Юлю отвезу.

— То есть как?

— Вы просто дверь захлопните потом. Замок автоматический.

— Нет, Роман, так не пойдет. Я не хочу потом отвечать, если здесь что-то пропадет.

— Простите?

— Я доеду сама. Не вопрос, — голос Шиловой звучал неуместно радостно. — А ты Машу с Ириной Петровной подвези.