Многогранники
Шрифт:
«Привет. Очень нужно встретиться и поговорить насчет фоток, полцарства за коня и все такое… Не хочу видеть их в доступе».
Перечитав сообщение, Димка понял, что Шилова возликует. Впрочем, тут же вспомнил, как она бегала от него всю пятницу, и уверенности немного поубавилось. Он еще повисел над текстом, но так и не смог придумать ничего более удачного.
Отправив сообщение, Димка принялся за еду. Как всегда после мигреней, еда была почти лишена вкуса, что каждый раз его огорчало.
Димка механически жевал и тупо листал обзоры последних матчей Премьер-лиги. Официантка несколько раз подходила и спрашивала,
— Что-нибудь еще желаете?
— Нет, спасибо. Посчитайте меня, пожалуйста.
Официантка смотрела на него так, будто он говорил на незнакомом языке. Будь на его месте Крестовский, тот бы точно напрягся и решил, что говорит на английском. Языковые мытарства Крестовского были видны невооруженным глазом, и Димка, признаться, удивлялся, как кто-то мог считать того снобом, когда идиоту было понятно, что он реально зависает в разговорах, потому что усиленно обрабатывает информацию. Родители однажды говорили между собой, что у Крестовского из-за искривления позвоночника какая-то фигня с мозговым кровообращением. Может, поэтому он был таким придурком? Хотя, возможно, дело было в том, что на русском в их семье говорил лишь дядя Лёва.
— Точно не желаете? — уточнила официантка.
— Точно не желаю, — четко выговорил Димка и оскалился улыбкой.
Собственная внешность порой жутко его раздражала. Особенно когда у него не было настроения, а рядом с ним зависали левые барышни.
Официантка лучезарно улыбнулась и удалилась. Димка намеренно не поднимал головы, когда она принесла папочку со счетом, чтобы не давать ей лишнего повода для разговора. Однако девушка оказалась настойчивой: рядом с чеком лежала карточка заведения с размашистым «Марина» и номером телефона. В другой раз Димка бы вежливо улыбнулся и выбросил карточку в ближайшую урну, но сегодня он был на взводе, поэтому, медленно подняв взгляд на Марину, он доверительно произнес:
— Милая Марина, вы намекаете на встречу?
Девушка жеманным жестом поправила вырез блузки и улыбнулась.
— Да не вопрос. Прямо сейчас?
Девушка слегка опешила и неуверенно произнесла:
— Может, вечером?
— Давайте. Только я несовершеннолетний, ничего? Просто предупреждаю. Мне-то без разницы, а вот вы под статью попадаете.
— Извините, — пробормотала Марина и торопливо отошла к стойке.
Димка раздраженно смял карточку и бросил ее на тарелку из-под гамбургера. К счастью, в бумажнике оказались наличные, потому что звать еще раз Марину с терминалом не было никакого желания.
Дождь по-прежнему шел. Куртка так и не успела просохнуть, о кроссовках вообще говорить не приходилось. Димка постоял под козырьком на крыльце, решая, куда пойти. Проверил сообщения на «Фейсбуке». Шилова так и не прочла. Машка же неожиданно оказалась в Сети. Димка глубоко вздохнул и написал: «Привет».
Машка тут же прислала: «Привет».
Он написал: «Как ты», «?».
«Хорошо», — ответила Машка.
Димка набрал в грудь воздуха и, задержав дыхание, написал: «Машка, я идиот
и псих, но я не хотел тебя обидеть».Медленно выдохнув, он закрыл глаза и стал ждать ответа, понимая, что от того, что напишет Машка, будет зависеть вся его жизнь, как бы пафосно это ни звучало. Если она даст ему шанс, он вывернется наизнанку, чтобы все исправить, если же она его пошлет… Димка не хотел пока об этом думать.
Через минуту Машка ему позвонила. Димка встрепенулся и торопливо ответил на звонок, даже не обратив внимания на то, что мужик, входивший в кафе, толкнул его в спину.
— Маш.
— Димка, я не знаю, как быть дальше, — скороговоркой проговорила Машка. Так знакомо, так честно, будто ничего у них не произошло и она просто на что-то жалуется.
— Я знаю, — ответил Димка и торопливо заговорил: — Я все исправлю. Обещаю. Все будет как раньше. Можешь при встрече дать мне в нос.
Ворчание Машки на его пофигистское отношение к здоровью было таким привычным, что Димка едва не всхлипнул от облегчения. Он нес какую-то чушь, сам понимал, что это чушь, но остановиться уже не мог.
— Господи, Волков, — наконец простонала Машка, — хватит уже, а? Красноречие — не твой конек. То есть твой, но только когда ты девочек на вечеринках развлекаешь.
— Крестовский даже на вечеринках развлекать не умеет, — пробурчал Димка и быстро добавил: — Прости.
Машка, конечно же, соврала, что она их не сравнивает, и Димка почувствовал приступ обиды, острый, как зубная боль. Крестовского не должно быть в их отношениях. Он, блин, здесь не в тему! Потому что Димка же всегда ему проигрывает, с какой стороны ни посмотри. Машка свернула разговор, и Димка, чувствуя смесь облегчения и разочарования, вызвал такси. Официантка Марина посматривала на него сквозь стекло, убирая посуду со столика, и Димке даже стало ее немного жаль. Это какой же поганой должна быть жизнь, чтобы раздавать свои номера малолеткам.
Дома его встретила хмурая Лялька, которая с порога наехала на него за то, что он весь день проболтался со своей Машкой. Димка хотел было объяснить, что у Машки он пробыл минут тридцать и лучше бы вообще не заезжал, но Лялька хлопнула перед его носом дверью своей комнаты, и Димка, привычно выругавшись по этому поводу, пошел к себе.
Горячий душ не особенно помог согреться, а в горле к вечеру появилось неприятное першение. До смерти хотелось услышать Машку, потому что она непременно бы пожалела, немного поругала, и стало бы легче. Вот только позвонить Машке после сегодняшнего он так и не решился, несмотря на то что она вроде бы его простила.
Лялька заглянула к нему ближе к одиннадцати, когда Димку уже прилично трясло под одеялом. Долго бродила по комнате, вздыхала, поглядывала на шкаф, с которого Димка так и не снял мамин телефон, что отдельно его удивило. Могла бы сто раз залезть и забрать, пока его дома не было. Но, видно, Лялька оказалась на редкость честной. Или глупой.
— Ты чего маешься? Случилось что? — не выдержал наконец Димка.
Голос прозвучал сипло, а горло отозвалось болью. Лялька обернулась так резко, будто не ожидала, что в комнате есть кто-то еще, потом подошла к кровати и молча присела на краешек. Димка хотел отодвинуться, чтобы дать ей больше места, но Лялька уселась на край одеяла, и он, побарахтавшись, сдался.