Многоликий странник

Торговля шерстью научила его одному очень важному качеству – терпенью. До тех пор, пока он ни освоил ткачества и искусства валяния тканей, его ремесло заключалось в сезонной закупке только что состриженной шерсти по крестьянским хозяйствам и монастырям и дальнейшей перепродаже ее в дни ярмарок на рыночных площадях, причем не только в самом Уинчестере, но и в соседних городах, если ему заранее доносили, что там можно будет поставить более высокие цены. В остальное же время он работал по дому или проводил время в относительной праздности, терпеливо ожидая следующего сезона.

Уил не заметил, как заснул. Ему ничего не снилось, и проснулся он хорошо отдохнувшим и окрепшим. Только нестерпимо хотелось есть. Солнце еще пряталось за деревьями, но день обещал быть не менее жарким, чем вчерашний.

Проклиная себя за нерасчетливость, Уил продолжил свой унылый путь. Сейчас он во своей отчетливостью видел допущенные ошибки, которые в сложившейся ситуации могли оказаться для него роковыми. Зная, что его ожидает, он не должен был сломя голову бросаться обратно через мертвый сушняк, а сперва пройти по дубовой опушке леса вдоль провала. И пусть на это ушло бы лишних два-три дня, за это время он набил бы достаточно дичи, чтобы потом продержаться без охоты значительно дольше. Кроме того, раз дубы росли, как и должен расти настоящий лес, значит, там сохранялась вероятность отыскать животворный источник. Почему его потянуло назад, навстречу неминуемой гибели? Почему было не выбрать одно из двух направлений вдоль опушки? Или он наивно верил в то, что обратная дорога рано или поздно приведет его к дому? Какая непоправимая глупость!

В какой-то момент Уил подумал о том, чтобы снова повернуть назад и вернуться к провалу. За спиной были полтора дня пути, которые он, зная цель, мог бы с огромным трудом, но все-таки продержаться. Напротив, впереди его ждала полная неизвестность. Встряхнув фляжкой, он прикинул, что жидкости осталось глотков на пять-шесть. Сколько это? Два дня мучений? Три? Открыв крышку, сделал жадный глоток. Теперь уж точно не три. Скорей бы все кончалось!

Он шел весь день. Когда спустилась тьма, рухнул на плед.

Он так устал, что забыл про фляжку, и проснулся под утро от страшной сухости во рту. Напившись, – если так можно назвать ощущение влажности на губах и жжения на языке, – огляделся в поисках солнца. Небо было затянуто серой дымкой. Поначалу ему показалось, что это дым от пожара, однако запаха гари не чувствовалось, и Уил воспрянул духом: плотные облака скрывали солнце. Сколько это могло продлиться, он не знал и потому, сориентировавшись на местности по собственным вчерашним следам, оставшимися глубокими впадинами в выжженной земле, незамедлительно отправился в путь. То и дело оглядываясь, он следил за тем, чтобы остававшаяся за ним дорожка следов тянулась прямой линией. Тогда он мог быть уверен хотя бы в том, что не бродит кругами.

Уил уже настолько привык к окружавшим его сухим деревьям, что почти не замечал, как их острые сучья рвут на нем одежду и царапают тело. От пота ранки зудели и саднили, однако эта боль была ничто по сравнению с утомительным головокружением и поедающим самого себя от голода желудком.

Уила так и подмывало покончить со всеми этими муками разом, залпом выпив фляжку или выплеснув ее содержимое на землю. Он знал, что не перестанет идти, пока еще теплится надежда. Умрет надежда, умрет и он. Однажды он уже умер. Тогда ему удалось обмануть смерть. Неужели лишь затем, чтобы умереть вновь, на сей раз взаправду?

Так прошел еще один день.

Расстилая в сумерках плед рядом с целой кучей сушняка, наваленного вокруг отдельно стоящего дерева, Уил отчетливо услышал далекий раскат грома. Сначала он даже не обратил на него внимания, укладываясь и закрывая глаза, чтобы попытаться заснуть, но потом приподнялся на локте и прислушался. Гром пророкотал снова, и на сей раз Уилу показалось, что он заметил в том направлении, откуда пришел, всполох молнии. Гроза! Настоящая гроза! Так вот почему весь день небо было затянуто тучами! Погода портилась! Какое счастье! Будет дождь!

Если бы у Уила оставались силы, он вскочил бы на ноги и пустился в пляс. Отчаявшегося, чуть не отказавшегося от борьбы за жизнь, его теперь спасали те же самые явления Господни, которые до сих пор столь нещадно испытывали его ослабевший дух. Уил перевернулся на живот, поднялся на колени и принялся истово молиться в сторону громовых раскатов.

Гроза надвигалась.

Глотая слезы радости и умиления от ниспосланной ему милости Всевышнего, Уил то и дело поднимал лицо вверх, ожидая первых капель долгожданного дождя. Над лесом уже проносились сильные порывы ветра. Сухие стволы беспомощно трещали. В какой-то момент Уила обдало облако поднятой с земли пыли. Он только рассмеялся, злорадствуя бессилию казавшегося до сих пор таким страшным леса.

Гром пророкотал над самой его головой. Уил хотел было закричать от охватившего его религиозного экстаза, но сорвавшийся с потрескавшихся губ крик превратился в вопль ужаса. Незамедлительно последовавшая за раскатом грома молния на его глазах вспорола черный бархат неба и вонзилась в лес, на краткий миг озарив деревья застывшие с воздетыми к ней в немой мольбе ветками. Уил увидел, как расколовшийся пополам ствол вспыхнул гигантской лучиной. От первого ствола занялся второй, и вот уже вокруг заплясали причудливые тени от разгоравшегося в каких-нибудь пятнадцати ярдах от него пожара.

Пути Господни неисповедимы! Искусив раба своего надеждой на спасение, Всевышний обрушил на него всепожирающий огонь!

Уил вскочил с колен, чтобы обратиться в бегство, но замер, потрясенный разворачивавшимся на его глазах буйством природы. Деревья вспыхивали, как щепки и превращались в столбы пламени. Жар от них был сильнее, чем жар полуденного солнца. Огненные языки устремлялись ввысь и гудели, как адские трубы. Уил никогда не думал, что смерть может быть так ужасающе прекрасна.

И тут из ниоткуда хлынул ливень. Потрясенный Уил оказался отрезанным от пожара стеной золотистых капель. Вмиг все померкло. Огня не стало. Теперь в окружающей темноте стояло лишь негодующее шипение мокрых стволов да шуршание ливня по раскисающей земле.

Словно очнувшись от спячки, Уил бросился рыскать в потемках в поисках фляжки и блюда. Блюдо он нашел первым. Задев его рукой, он почувствовал, как через край выливается уже набравшаяся в него вода. Настоящая дождевая вода! Где же фляжка? Да вот же она! Теперь нужно попытаться думать. Напиться! Наполнить фляжку! Да, конечно, ведь ливень может в любой момент прекратиться. Только без суеты! Спокойно, не расплескать.

Запрокинув лицо навстречу холодным струям дождя и ловя ртом живительную влагу, Уил судорожно выдернул из фляжки пробку. Первым делом необходимо наполнить ее водой, а уж напиться он успеет. Захлебываясь, одним махом вылил себе в горло остатки настойки. Не обращая внимания на ощущение приятной апатии, обычно сопровождающей опьянение, Уил одной рукой обхватил горлышко фляжки, а другой принялся осторожно вливать в него дождевую воду из дрожащего от напряжения блюда.

Дождь не прекращался.

Фляжка наконец заполнилась до краев. Заткнув ее пробкой, Уил с наслаждением распластался на спине в образовавшейся под ним луже и раскинул руки. Вода сама сыпалась с неба в его смеющийся от счастья рот. Несколько раз он даже чуть не захлебнулся. Сейчас он мог позволить себе не только пить вволю, но и кощунственно сплевывать воду себе на грудь.

Господь не покинул его! Искусил, напугал до смерти, но не покинул! Наоборот, явил знамение своей безмерной милости тому, кто нашел в себе силы покориться Его всевышней воле. Да пребудешь ты и впредь пастырем моим, Господи!