Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Шрифт:
Прежде чем Кикаха повернулся, перед глазами у него промелькнуло нечто похожее на центр Лос-Анджелеса. Он узнал Брэдбери-Билдинг. Следующие двадцать панорам показывали незнакомые места.
А затем он увидел на миг пейзаж Лавалитового мира, планеты, откуда им с Ананой удалось бежать. Из ровной поверхности стала медленно вздыматься гора, а река у ее подножия разливалась все шире по мере того, как мелело ее русло.
Какой прок от всех этих картинок, если на них здесь некому смотреть?
По спине у Кикахи побежали мурашки. Слишком много вопросов — и ни одного ответа. Самым правильным будет не думать больше о
Завершив круг, Кикаха остановился. Рог не открыл больше никаких врат. И знакомых пейзажей на стенах тоже больше не появилось. Да и не мог он разглядеть изображения, находившиеся значительно выше на изогнутой стене.
Он вздрогнул, услышав, как Анана закричала:
— Вон Рыжий Орк!
Когда Кикаха подбежал к ней, видение уже исчезло.
— Он собирался пройти через врата! — сообщила ему Анана. — Он был на том же утесе у моря, но шел к вратам. К шестиугольнику!
— Возможно, это происходит не сейчас. Почему бы не предположить запись?
Кикаха направился было к кубу, собираясь обследовать его, как вдруг Анана выругалась по-тоански:
— Элиттрия!
Кикаха стремительно обернулся и успел уловить последние две секунды очередной картинки. На ней была часть гигантской усыпальницы с кубом, а совсем близко стояли они с Ананой, глядя перед собой и немного вверх.
— Мы! — взревел Кикаха.
— Что здесь удивительного! Если наблюдение ведется за столькими мирами и местами, то вполне естественно, что и эта гробница не будет исключением. Хотя бы потому, что наблюдателям полагается знать, когда сюда проникнет какой-нибудь незваный гость — как мы с тобой.
— Но против нас ничего не предприняли.
— Пока...
— Следи дальше за изображениями, — сказал Кикаха. Он подошел к кубу и ощупал круглый постамент, но не нашел никаких выступов или впадин. Управляющие механизмы, если таковые имелись, были явно не здесь. Кикаха попробовал снять куб с колонны, но тот не поддавался его усилиям.
Пришлось снова обследовать стены. Через час он изучил взглядом всю стену на такую высоту, на какой только мог что-либо рассмотреть, а затем принялся ощупывать ее поверхность. Безрезультатно. А между тем скрытые мониторы наверняка записывали все его действия.
Эта мысль вызвала за собой множество вопросов. Как же все-таки мониторы ухитряются следить за столькими местами в стольких мирах? Камеры, снимающие бесчисленные миры, должны быть недоступны для обнаружения. Какие-то особые постоянные магнитные поля? И они передают картинки через какие-то особые врата в усыпальницу? Если все эти записи сохраняются в некоем архиве, то он должен занимать исполинскую площадь. Может, он скрыт внутри этой планеты?
Но какой-то смысл во всем этом все-таки должен быть!
— Кикаха! — позвала Анана.
Он подбежал к ней:
— Что?
— Тот человек — ну, помнишь, мы видели его в летающем дворце Лавалитового мира. Я только что заметила его!
— А где он был — знаешь?
Анана покачала головой:
— Он шел по лесу. Но такие деревья могут расти и на Земле, и в Многоярусном мире, и на сотне других планет. Ни зверей, ни птиц я не видела.
— «Все страньше и страньше» — вздохнул Кикаха, затем снова посмотрел вокруг и добавил: — Не думаю, чтобы нам удалось разузнать
здесь что-либо еще. Мы не можем просто сидеть сложа руки и ждать, надеясь, что мелькнет изображение Рыжего Орка, или незнакомца в старинном костюме, или — хотя видит Бог, как бы мне этого хотелось! — Вольфа с Хрисеидой.— Но мы могли бы когда-нибудь вернуться сюда, повторив свой путь через врата.
— Мы вернемся. А теперь пора уходить. Мне не очень хочется снова в башню, но у нас нет выбора.
Они подошли к стене, где находились невидимые врата, через которые им удалось проникнуть сюда. Кикаха поднес к губам рог и затрубил. Воздух замерцал, и они увидели помещение в башне, которую недавно покинули. Анана шагнула через врата, а Кикаха — за ней по пятам. Но, проходя, он обернулся бросить последний взгляд на усыпальницу.
И увидел, что куб заполнился множеством лучей разных цветов и оттенков. Они вспыхивали, гасли и в мгновение ока сменялись другими лучами. Существо, окутанное оранжевым сиянием, начало медленно погружаться на дно куба.
— Погоди! — крикнул Кикаха.
Но склеп уже скрылся из глаз. Кикаха успел лишь заметить, как приподнялась крышка куба. Он не стал объяснять Анане, зачем снова трубит в рог. Однако на сей раз вход в гигантскую гробницу не открылся. Вместо этого их перенесло совсем в другое место — и опять началась цепь перемещений.
В конце концов они очутились на цветущей равнине. Далеко впереди виднелся густой лес, а за ним вздымалась скальная стена — такая высокая, что вершины ее Кикаха не видел. Стена тянулась вправо и влево сплошным нерушимым барьером. В ярко-зеленом небе сияло солнце, такое же желтое и яркое, как на Земле.
У них хватило времени выбежать из зоны действия врат, пока те не понесли их снова по кругу, потому что Алофметбин, что в переводе означает «Многоярусный мир», Кикаха любил больше всех прочих вселенных. А громадная скальная стена во многих милях впереди представляла собой один из пяти поистине колоссальных монолитов, образовывавших вертикальные части этой планеты, созданной в виде Вавилонской башни. Кикаха с Ананой находились на одном из таких монолитов, хотя пока не знали на каком.
Анана, переводя дух, спросила:
— А тебе не показалось, что врата предоставили нам такую возможность? У нас в избытке хватало времени отбежать от них.
— Похоже, будто поезд, следующий без остановок, притормозил немного, чтобы дать нам возможность спрыгнуть.
Она кивнула. Лицо ее сделалось мрачным.
— Думаю, кое-кто специально подстроил все так, чтобы мы сошли именно здесь.
— Рыжий Орк!
4
— Это кажется наиболее вероятным, — кивнула Анана. — Он мог создать эту цепь и западню для одного из своих многочисленных врагов. И, вполне возможно, сделал это задолго до того, как на сцене появились мы с тобой. А может, она служила ему аварийным выходом на случай, если понадобится срочно уносить ноги.
— Все может быть. Как говаривала ваш тоанский философ, Манату Ворцион, «порядок складывается из беспорядка, а в беспорядке есть свой собственный порядок». Но в любом случае мне все это кажется очень подозрительным.