Моби Дик

Глава восьмая Его жизнь

Квикег был туземцем с острова Коковоко. Еще свежевылупленным дикаренком, бегая без присмотра по родным лесам, он испытывал сильнейшее желание поближе познакомиться с христианским миром. Отец его был верховный вождь, иначе говоря, царь в своем племени, дядя — верховный жрец, а по материнской линии он мог похвастать тетками, которые были женами непобедимых воинов. В его жилах, таким образом, текла настоящая цар- 

ская кровь, хотя, боюсь, несколько подпорченная людоедскими наклонностями, которые он свободно удовлетворял в дни своей простодушной юности.

Однажды кострову подошло судно из Сэг-Харбора, и Квикег решил отправиться на нем повидать белый свет. Однако команда корабля была полностью укомплектована. Но Кви- кег был не тот человек, чтобы отступать. Он взял каноэ и один уплыл к далекому проливу, через который должно было, покидая остров, проплыть судно. По одну сторону пролива тянулся коралловый риф, по другую — узкая коса, покрытая мангровыми зарослями, которые поднимались прямо из воды. В этих зарослях он и спрятал свое каноэ, поставив его носом к морю, а сам уселся на корме, низко держа над водой весло. Когда корабль проходил мимо, он, точно молния, ринулся наперерез, достиг борта, пинком ноги перевернул и потопил свое каноэ, взобрался по якорной цепи и, во весь рост растянувшись на палубе, вцепился в кольцо рыма и поклялся не разжимать рук, даже если его станут рубить на куски.

Напрасно капитан грозился вышвырнуть его за борт, напрасно замахивался топором над его обнаженными руками — Квикег был царским сыном, потомком гордых воинов, и он не шелохнулся. Наконец, пораженный его бесстрашием, капитан смягчился и сказал, что Квикег может остаться. Его поместили в кубрике среди матросов, и он стал китобоем.

Я осторожно поинтересовался, не собирается ли он вернуться на родину и стать вождем своего племени, поскольку его старого отца, наверно, уже нет в живых. Квикег ответил, что не собирается, во всяком случае — в ближайшее время, что ему еще хочется поплавать по всем четырем океанам и что гарпун китобоя вполне заменяет ему царский скипетр.

Узнав, что я тоже намерен наняться на китобойное судно и с этой целью отправляюсь в Нантакет, он сразу же решил не расставаться со мной, поступить на то же судно, что и я, попасть в одну со мной вахту, в один вельбот, за один стол, короче говоря — разделить со мной все превратности судьбы и, взявшись за руки, вместе черпать все, что пошлет нам удача. Я на это с радостью согласился и не только из-за привязанности, которую чувствовал к Квикегу, но и потому, что отлично понимал, что такой опытный гарпунщик может быть необычайно полезен мне, мало сведущему в тайнах китобойного дела, хотя и неплохо знакомому с морем.

Глава девятая В Нантакет

Нa следующее утро, в понедельник, сбыв набальзамированную голову местному цирюльнику в качестве болванки для париков, мы с Квикегом расплатились с хозяином гостиницы и, погрузив все наши пожитки в тачку, зашагали к причалу, где швартовался маленький нантакетский пакетбот «Лишайник».

Люди на улицах изумленно пялили на нас глаза — не столько на Квикега, потому что к диарям здесь привыкли, сколько именно на нас обоих, дружно шагавших рядом. Но мы не обращали ни на кого внимания и подошли к причалу как раз вовремя: только успели заплатить за проезд и пристроить свой багаж, как трап был убран и концы отданы.

Мы вышли в открытое море; ветер усилился, и наше ма-ленькое суденышко, как резвый жеребенок, помчалось вперед, раскидывая носом белую пену.

Стоя на палубе, мы с Квикегом с удовольствием подставляли лица морским брызгам, жадно вдыхая соленый воздух. Мы мчались все вперед и вперед навстречу океанскому ветру. «Лишайник» глубоко зарывался носом в волну, будто почтительно кланялся великой стихии, и над нами звенели снасти и грациозно выгибались стройные мачты.

Увлеченные величественным зрелищем, мы сначала не за-мечали насмешливых взглядов, которые бросала на нас компания сухопутных увальней, стоявших, как и мы, у борта, Эти неотесанные дубины никак не могли надивиться тому, что двое людей — белый и черный — могут быть друзьями, как будто белый человек чем-нибудь, кроме цвета кожи, отличается от черного человека.

Заметив их насмешки, Квикег вдруг схватил одного из этих балбесов, и я подумал, что этому дурню пришел конец. Прислонив к борту свой гарпун, могучий дикарь сгреб парня в охапку и с поразительной силой швырнул его вверх, так что парень перевернулся в воздухе через голову и тяжело плюхнулся на палубу. А Квикег спокойно повернулся к нему спиной, разжег свой томагавк и предложил мне затянуться.

— Капитан! Капитан! — заорал дурень, вскакивая на ноги. — Посмотрите, что делает этот черный дьявол! 

— Эй вы, сэр! — сказал тощий, как мачта, капитан, при-ближаясь к Квикегу. — Ведь вы же могли его убить!

— Что она говорит? — обратился ко мне Квикег.

— Он говорит, что ты чуть не убил этого человека.

— Убил? — переспросил Квикег, презрительно сморщив разрисованную физиономию. — Убил эта маленькая рыбка? Хо! Квикег убивает не маленькая рыбка, а большой кит!

— Ну, ты! — заревел капитан. — Я убью тебя самого, про-клятый каннибал, если ты еще хоть кого-нибудь тронешь на моем судне! Смотри у меня!

Однако смотреть-то нужно было самому капитану, и смотреть в оба. Чудовищный порыв ветра внезапно оборвал шкот, и тяжеленное бревно гика пронеслось над палубой, от борта к борту, сметая все на своем пути.

Никто не успел и оглянуться, как бедняга, с которым так грубо обошелся Квикег, оказался за бортом. Матросы не знали, что делать: любая попытка остановить гик показалась бы безумием. Никто ничего не предпринимал, все столпились на носу суденышка и с ужасом следили оттуда за мечущимся бревном. Но, пока все стояли, оцепенев от ужаса, Квикег быстро опустился на колени, прополз под гиком и, схватив трос, закрепил один его конец за фальшборт, а другой свернул на манер лассо и набросил на гик, пролетавший у него над головой. Рывок… и гик пойман и закреплен. Паруса снова набрали ветер. Пока матросы спускали шлюпку, чтобы спасти тонущего парня, Квикег скинул бушлат и рубаху и прыгнул в воду, описав в воздухе широкую дугу.

Минуты три он плыл, выбрасывая далеко вперед свои могучие руки, и из ледяной пены поочередно показывалось то одно, то другое мускулистое плечо.

Я оглядел пространство вокруг моего смелого и благородного друга, но нигде не увидел тонущего. Юнец уже исчез в волнах. Квикег высоко поднял голову, что-то, по-видимому, разглядел и, нырнув, скрылся под водой. Несколько минут его не было видно, потом он снова появился на поверхности, одну руку по-прежнему далеко забрасывая вперед, а другой держа безжизненное тело.

Скоро шлюпка подобрала их обоих. Бедный дурень был спасен, матросы единодушно объявили Квикега отличным малым, капитан принес ему свои извинения, а я с этого часа прилепился к Квикегу точно ракушка к обшивке корабля, и

до самого последнего в его жизни прыжка в воду мы с ним больше не разлучались ни на один день.

Ну, есть ли на свете еще такой простодушный герой? Он и не думал, что совершил подвиг. Он попросил только пресной воды, чтобы смыть со своего тела морскую соль, а помывшись, надел сухую одежду, разжег трубку и, прислонившись к борту, мирно поглядывал на пассажиров, словно говоря: «Мир, в котором мы живем, только и может держаться на взаимной выручке, так что нечего удивляться, если язычник помог христианину, а христианин поможет язычнику».