Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова

В статье Т. Толстой все доказывало обреченность В. Петелина: название – «Клеем и ножницами» – не сулило ничего хорошего, имя рецензента – внучки героя книги – не оставляло возможности оправдаться, страшил и объем – больше одного авторского листа текста. Ну и тон, признаться, не оставлял автору ни тени надежды.

С самого начала рецензент подходит к этому беллетризованному жизнеописанию Алексея Толстого как к научному изданию («подзаголовок свидетельствует, что перед нами – научная монография»), что, конечно, излишне на фоне дальнейших констатаций, которые вполне красноречиво говорят об обратном; и далее критик оговаривает свой взгляд на творчество автора:

Если исследователь вошел в возраст зрелости уже после того, как писателя не стало, то, воссоздавая облик писателя, стиль его жизни, окружение и т. д., исследователь обращается к свидетельствам очевидцев. Ничего зазорного тут нет. При одном только условии: читателю следует дать ясное представление, откуда что взято. В. Петелин этого не делает, видимо, полагая, что если источников много, то неоговоренных заимствований не заметят. Заметили. Раскроем книгу и посмотрим, что получилось 118 .

118

Толстая Т. Клеем и ножницами // Вопросы литературы. 1983. № 9. С. 171–172.

И далее без особенного труда Татьяна Никитична уличает писателя во всем том, чем грешили многочисленные исторические романисты и авторы беллетризованных биографий эпохи застоя, да и эпохи нынешней:

Вот так, страница за страницей, идет преспокойное переписывание чужого текста. Если перечисляются несколько человек – В. Петелин перечислит их в том же порядке, что и мемуаристка. Если она снабдит имена инициалами – будут у В. Петелина и инициалы. Не упомянуты инициалы – и В. Петелин не потрудится их выяснить 119 .

119

Там же. С. 172–173.

Поскольку эта книга В. Петелина была по сути слеплена из двух ранее изданных, а белые нитки то и дело попадались на глаза, то на 283-й странице (из 511) вдруг возникает указание: «Здесь и в последующем диалоги А. Н. Толстого с его выдающимися современниками представляют собой беллетризованное изложение, основанное на строго документальном материале. При реконструкции бесед использованы письма, воспоминания, дневники и другие биографические источники».

Как же производится «беллетризация» документального материала? – вопрошает Т. Толстая. – А хотя бы так. Берутся воспоминания (скажем, Корнея Чуковского – блестящие, талантливейшие!) – и расписываются по ролям. <…> Простодушная убежденность, что «люди говорят, как пишут», что монолог внутренний не отличается от монолога внешнего, приводит к «реконструкции» совершенно диких и невозможных диалогов, произносимых напыщенным языком, мгновенно искажающих своей противоестественной тональностью облик говорящего 120 .

120

Там же. С. 174–175.

«Сомнительно, чтобы мелкое крошево из частных писем, обрывков записей, материала рассказов и литературоведческих домыслов давало адекватное представлении о мировоззрении, о внутреннем мире, о творческом методе писателя». Сам Толстой, по Петелину, выходит для вдумчивой читательницы Т. Толстой довольно непривычным: «Прежде всего, это злобный брюзга», «подслушивает чужие тайны и лихорадочно записывает», «отказывая писателю в праве на воображение, В. Петелин отводит ему роль соглядатая», «Неясно, как человек с такой убогой фантазией мог написать „Хождение по мукам“» 121 .

121

Толстая Т. Клеем и ножницами. С. 178–181.

Основа рецензии – обширные примеры того, как Петелин переписывает и попутно «беллетризирует» источники, приспосабливая для своей цели, порой несколько раз: в кавычках, в пересказе, в диалоге… Это все, повторимся, обычный метод советских писателей, и современникам, особенно литераторам, неожиданно было читать претензии, в согласии с которыми нужно было бы тогда закрыть и серию ЖЗЛ, и серию «Пламенные революционеры», потому что значительная часть книг этих серий – компиляции и пересказы разной степени литературного качества, преимущественно же дурного.

В. Петелин предоставил рецензенту столь широкое поле для выбора примеров, что Т. Толстую даже трудно обвинить в каких-то придирках – их единицы: скажем, когда писатель упоминает крылатку Маяковского при описании встречи Толстого в доме Лентулова, то рецензент сурово напоминает, что в крылатке, то есть плаще, никто в доме не сидит 122 . Но в целом текст Т. Толстой – это образцовая разгромная рецензия, не слишком желчная, не выходящая за пределы рассматриваемой книги. Завершает же Т. Толстая тем, что открывает читателю способ появления книги Петелина на свет:

122

Там же. С. 173.

Любителей ребусов и головоломок ждет на страницах книги и еще один сюрприз – «копирайт»: «(©) Издательство „Художественная литература“, с дополнениями и изменениями, 1982 г.». Дополнениями и изменениями относительно чего? Относительно первого издания? Но ни слова о том, что перед нами – издание второе. В аннотации же говорится: «В книгу… вошли главы из книг „Судьба художника“ и „Алексей Толстой“ В. Петелина, а также ряд новых материалов». Сколько же глав из «Судьбы художника – 79» вошло в «Судьбу-82»? Все. А из «Алексея Толстого» (ЖЗЛ)? Почти все – со стр. 103 до стр. 380. То есть и «Судьба-79», и «Алексей Толстой» вышли вторым изданием под одной обложкой, образовав первое издание «Судьбы художника – 82». Очень, очень странно… Главы двух исходных книг чередуются, и для того, чтобы подогнать их друг к другу, и произведены небольшие изменения и дополнения. Зато опечатки изменению не подверглись… 123

123

Там же. С. 188.

Трудно сказать, знала ли Т. Толстая причину, по которой редакция «Вопросов литературы» вдруг обратилась именно к ней и заказала рецензию на книгу об Алексее Толстом. Тем более что предыдущие книги В. Петелина, посвященные ее деду – и «Алексей Толстой» в серии ЖЗЛ, и «Судьба художника», напечатанная в 1979 году Воениздатом, – были приняты критикой благожелательно 124 . В начале 1983 года на «Судьбу художника» уже появились в печати многочисленные положительные рецензии, одна из которых, как будто специально для нашего рассказа, была написана его другом О. Михайловым, предрекавшим сочинениям В. Петелина большой читательский успех 125 (он же в 1976-м и 1979-м писал для издательств отзывы на обе рукописи, причем по поводу первой высказал автору ряд замечаний 126 ).

124

См.: Ханбеков Л. Чувство пути: [Рец. на кн.: В. Петелина. Алексей Толстой, Судьба художника, Заволжье] // Наш современник. 1983. № 9. С. 190–192.

125

Михайлов О. На стыке двух жанров / [Рец. на кн.:] Петелин В. Заволжье. Документальное повествование; Петелин В. Судьба художника // Москва. 1983. № 1. С. 189–191.

126

НИОР РГБ. Ф. 939. К. 67. Ед. хр. 33. Л. 1–3.

Если бы кто-то хотел тогда разделать под орех эти сочинения, то, повторимся, напечатать такой разнос было бы негде, поскольку никто бы не захотел ссориться ни с парткомом московских писателей, ни с напечатавшими эти книги издательствами. Но в рамках идеологической кампании такая возможность появилась: антагонистом Петелина был высокопоставленный М. Б. Храпченко (1904–1986) – академик-секретарь Отделения литературы и языка и член Президиума АН СССР, который без малого два десятилетия де-юре был главным советским литературоведом, который в 1984 году получит звезду Героя Социалистического Труда и очередной орден Ленина «за большие заслуги в развитии советской литературы, активную общественную деятельность и в связи с 50-летием образования Союза писателей СССР» 127 , многоопытный партийный функционер, хорошо понимающий суть происходящего. И мы ничуть не удивлены, что редактор и парторг «Вопросов литературы» Е. А. Кацева (1920–2005) впоследствии описала, как именно Храпченко, который входил в редколлегию «Вопросов литературы», провел эту публикацию, «наделавшую много шуму и положившую начало литературного пути знаменитой ныне, а тогда работавшей младшим редактором в издательстве Академии наук Татьяны Толстой» 128 .

127

Указ Президиума Верховного Совета СССР; 16 ноября 1984 // Советская культура. 1984. № 139, 20 ноября. С. 1.

128

Кацева Е. Мой личный военный трофей: Повесть о жизни. М.: Радуга, 2002. С. 98.

Вряд ли для литературных критиков в статье Толстой было содержательно много нового: в целом творчество Петелина-биографа ставилось достаточно невысоко. И несмотря на хвалебные рецензии в прессе, никто не видел тех внутренних рецензий, которые давались не друзьями, а неангажированными историками литературы. В качестве показательного примера приведем отзыв М. О. Чудаковой 1976 года на рукопись «Алексей Толстой» для серии ЖЗЛ. Это не менее резкий текст, с удивлением, почему бытовым и семейным подробностям жизни даже не Толстого, а его родных уделено столько внимания; самому герою – тоже достаточно, но вопрос, как это делает Петелин: