Мода на невинность

От отчаяния я заплакала.

Мне было так горько, что я мечтала только об одном – чтобы меня пожалели. Чтобы меня пожалел он.

Он как раз шел мне навстречу...

– Оля!

– Вадим Петрович! – Я бросилась ему на шею. – Идемте со мной!

– Идем... Куда?

– Идемте в милицию... Ах нет, я не собираюсь заявлять на вас... есть человек, очень большой негодяй, его надо наказать...

– Что он с тобой сделал? – Лицо Вадима Петровича вдруг сделалось каменным, и проступило то странное, неистовое выражение, словно он был готов убить всякого, кто обидит меня.

– Нет, со мной ничего, это касается Инессы, он ее обокрал, надо вернуть все ее детям, чтобы справедливость...

– Ничего не понимаю, – сказал Вадим Петрович, успокоившись, когда понял, что никто лично меня не обижал.

– И не надо, – вздохнула я. – У меня кое-что есть, спрячьте пока у себя. Я потом Глебу отдам, не сейчас...

Я передала ему медальон, но Вадим Петрович даже не посмотрел на него, просто положил в карман. В этом было что-то патологическое... его ничто не интересовало, кроме меня, – это и льстило, и нагоняло тоску, словно брел за мной одинокий бродячий пес, отогнать которого не было никакой возможности, он и раздражал, и вызывал ненужные сомнения. А вдруг Вадим Петрович действительно меня любит – так, как он говорил мне?..

– Так ты расскажешь? – доверчиво спросил он.

– Нет, потом. – Я почему-то переменила свое решение, мне показалось неразумным впутывать в эту историю третьих лиц. Только я и Инесса.

– Как хочешь... Идем в милицию?

– И в милицию мы тоже не пойдем. Незачем вам туда ходить... скажите спасибо тете Зине.

Мы побрели в сторону нашей улицы.

– Ты знаешь, а не проходит, – произнес Вадим Петрович со своей странной улыбкой.

– Что?

– Эйфория... ты ведь назвала это эйфорией?

– Ах вот вы о чем... Слишком мало времени прошло, – рассеянно ответила я. У меня в голове стал вырисовываться план, как вернуть котенка Челлини. Если не получится, тогда действительно следует обратиться в правоохранительные органы, к капитану Фоменко... И в самом деле, так мало времени! Ник сказал, что они уезжают завтра...

– Оля...

– А?..

Мы стояли под липами в каком-то пустынном переулке, и Вадим Петрович повернул меня к себе и обнял. Я хотела оттолкнуть его, но тут же передумала и прижалась к нему сильнее.

– Поздно пить боржоми, когда почки отвалились... – пробормотала я.

– В каком смысле?

– Нет, это я так...

Рядом был облупившийся деревянный забор, по нему ползла божья коровка.

– Я тебя не пущу... мы теперь будем вместе!

– Какая жалкая у вас добыча... – с усмешкой пробормотала я.

– Ты о чем? – с ужасом спросил он. – Ты о себе так? Нельзя... вспомни, что еще тебе говорила Инесса?

– Что я люблю вас. Что я всегда любила вас, с самого начала, но считала свое чувство преступным и оттого сходила с ума...

– Как жаль, что она ушла от нас!

– Очень, очень жаль...

Я провела рукой по его лицу, и опять мою ладонь словно обожгло. Этот человек был мне родным!

– Ты меня нюхаешь? – испугался он. – Я что, как-то не так...

Я уткнулась в его шею, в то место, где она соединялась с плечом.

– Я всю жизнь хотела вас понюхать, – призналась я. – То есть от вас никогда ничем не пахло, вы, Вадим Петрович, известный чистюля и гигиенист, но у любого человека есть собственный запах, надо только подойти близко, прижаться носом прямо к коже... я очень давно хотела это сделать.

– Ну... и?..

– Я не знаю... Кажется, нет ничего такого, что бы меня оттолкнуло.

– Слава богу! – обрадовался он.

– Нет, мы с вами все-таки сумасшедшие...

– Так ты не уйдешь? – с надеждой спросил он.

– Нет. Только тетя Зина меня не поймет...

– Ну что ж... не могут же все быть счастливыми! – И он опять улыбнулся.

Все-таки в этот вечер нам пришлось расстаться, но я обещала, что ненадолго. В самом деле, неужели слова имеют обратную силу?.. Я, похоже, действительно его любила.

Тетя Зина сидела дома за томиком Ушинского, увидев меня, она принялась читать вслух некоторые, особо понравившиеся ей места и совершенно не обратила внимания на то, что я делаю. А я собрала кое-какие вещи в пакет.

– Ты что, опять куда-то уходишь? – встрепенулась она, когда я была уже у двери.

– Ненадолго, тетенька, ненадолго! – обещала я ей.

Через некоторое время я была опять у этой растреклятой гостиницы. Глупо соваться в главный вход, и поэтому я быстро переоделась в кустах. Коричневое платье с пелериной, темная косынка на голову, под которую я спрятала свои слишком заметные волосы, стоптанные тети-Зинины тапочки. Рядом валялось жестяное ведро, и я, по какому-то наитию, прихватила его с собой.

Сгорбившись, я прошаркала через площадь – швейцар даже не посмотрел в мою сторону: вероятно, я представляла собой очень унылое зрелище – и толкнулась в дверь с надписью «Служебный вход». К моему счастью, она была открыта и мне не пришлось лезть через забор, что, при моей ловкости, было довольно рискованно...

Я оказалась на заднем дворе – здесь был свален мусор, высилась поленница серых дров и росла крапива. Для полной убедительности я прихватила с собой и швабру, которая стояла тут же, у поленницы. Никого не было, только из распахнутой двери, которая вела, скорее всего, на кухню ресторана, раздавались какие-то голоса и гремели кастрюлями. Я мельком посмотрела в черное закопченное окно первого этажа – типичная провинциальная уборщица. Баба Глаша или тетя Маша... Темный платок скрывал половину лица, и мой возраст определить было трудно.

Это действительно оказалась кухня – огромная жестяная вытяжка тянулась вдоль стены, пахло щами и котлетами, в конце коридора персонал в белых халатах таскал баки. Не глядя в ту сторону, я свернула в коридор, продолжая усердно изображать из себя уборщицу.

Поднялась вверх по лестнице. Я почти не боялась, что меня поймают и начнут пытать с пристрастием – «А вы, гражданка, что здесь делаете?» – я бы тогда точно рассказала всем про Ника. И потом, что бы мне сделали? Отвели бы в милицию? Я сама туда собиралась в случае неудачи...

Второй этаж был пуст, ковровая дорожка с проплешинами, множество дверей. Со шваброй в руках я подошла к одной из дверей, делая вид, что подметаю, прислушалась... Тишина.

И вдруг я вспомнила, что Ник собирался остановиться в люксе, а эти номера никак не напоминали люкс.

Я поднялась на третий этаж. Мимо меня прошли двое мужчин в спортивных костюмах. Я обмерла, но они даже не посмотрели в мою сторону – наверное, постояльцы.

Четвертый, последний этаж выглядел иначе – дорожки здесь были приличные, двери не облезлые, ручки на них золотые. В другом конце коридора была стойка дежурной по этажу, но, на мое счастье, за ней никого не оказалось. Простота и непринужденность нравов. Я стала ходить по коридору, прислушиваясь, что творится за дверями.