Мое бурное прошлое

– Ну, можешь попробовать чернослив, – предложила я.

Генри подался вперед, пытаясь понять, шучу я или нет.

– С черносливом трудно рассчитать дозу, – поведал он. – Кроме того, он будоражит гениталии.

– О боже! – Я содрогнулась и хотела было предложить медицинское промывание кишечника, но испугалась комментария Генри. – Нил, плесни мне «Гранд Марнье». И добавь Генри… Генри, что ты там пьешь?

– Бренди! – рявкнул Генри.

– Не хочешь виски? – спросила я у Алекса. – Я выпила твой кофе и теперь хочу ответить любезностью на любезность.

– Нет, спасибо, – просто ответил он.

Мне показалось, что Алекс хотел добавить что-то еще, но тут Генри проорал мне в самое ухо:

– Так, значит, Джил решила похерить своего муженька? Не удивляюсь. Он всегда казался мне недоноском.

Я так и подпрыгнула на стуле:

– Генри, следи за собой! Пожалуйста. Привычка Генри распускать язык доставила

Джил несколько неприятных минут. Чтобы пустить ему пыль в глаза, она разыграла целый спектакль: якобы собирается сделать крупное вложение в недвижимость, вот и пригласила Филипа, чтобы потолковать с ним на этот счет. Выдали ее сущие пустяки: отсутствие Джереми (ведь понятно, что без него никаких крупных вложений она бы делать не стала, иначе для чего тогда выходить замуж за банкира?), а также деланный слащавый голосок, который даже глухого навел бы на подозрения. В своей конспирации Джил дошла до того, что заказала себе и Филипу отдельные такси, сыграла очаровательную сцену прощального рукопожатия и сказала: «Большое вам спасибо за помощь». Во все это верилось не больше, чем верится в какой-нибудь мелодраматичный фарс.

В общем, даже хорошо, что Генри не повелся на этот детский сад. Теперь мне будет с кем обсудить ситуацию. Когда он предложил завалиться куда-нибудь, я согласилась не раздумывая.

– Так это и был новый мистер Джил? – проворчал Генри. – Мне он не понравился. Козел. И пижон вдобавок.

– Почему пижон? – устало промямлила я.

– Ну, знаешь, слишком выкаблучивается, – нетерпеливо отмахнулся Генри.

Под словом «выкаблучиваться» Генри, видимо, понимал следующее: аккуратный отглаженный костюм, гладко выбритый подбородок и галстук без мерзких пятен. Вывернутая наизнанку и сугубо английская щепетильность Генри была неподражаемой пародией на саму себя.

– Джил очень красивая женщина, – изрек он авторитетно.

Я так и видела его развалившимся в огромном кожаном кресле какого-нибудь закрытого мужского клуба, чинно покуривающим трубку. Таким тоном знать обычно говорит о прекрасных молодых кобылках.

– Она достойна большего, – продолжал он.

Про себя я отметила, что Джил вообще-то неплохо устроилась: сначала покладистый банкир, теперь аккуратист риэлтор. Предсказание Мэл, что Филип заплатит за всех в ресторане, с блеском подтвердилось. Он бы заплатил и за Генри (не воротить же нос!), но тот в забегаловке был на особом положении. Зная Генри, можно предположить, что он выторговал себе бесплатную жратву в обмен на доброе мнение о ресторане, но не желал делать этот договор достоянием общественности. Выходя, он просто пробормотал официанту: «Потом сочтемся, ладно?»

– Постарайся не трепаться об этом, Генри, – взмолилась я. – Они только-только успели разойтись. Бедняга Джереми безутешен.

Я надеялась воззвать к его мужской солидарности, и это сработало. Увесистая голова Генри встрепенулась и задумчиво закивала. Он рассеянно повозил пальцем по стойке бара.

– Бедный засранец. Помню, как погано было, когда Дженни бросила меня. Хотя нет, – поправился он, – не помню. Туман.

– Бренди?

– Да все, что завалялось в доме. Потом всякая отрава, которой пичкал меня Нил. Я вырубился на месяцы. – В его горле забулькало нечто вроде подобия смеха. – Почитала бы ты тогда мою писанину. Нет ресторана, который я не облил бы дерьмом. Мне перестали звонить с работы и спрашивать, какого черта я несу, потому что я отправлял их на хер. В конце концов они сделали все за меня. Хорошо сделали… лучше, чем я, – добавил он, видимо впервые осознав эту мысль до конца.

Я молча цедила очередной «Гранд Марнье», твердо решив свалить, как только он иссякнет. Было не так уж поздно. Мы ушли из ресторана в одиннадцать. Я взглянула на часы: половина первого. Вот и хорошо. В час я буду мирно дрыхнуть. Если, конечно, Генри не втянет меня в опасный марафон под названием «кто кого перепьет».

– Надо отлить, – пробормотал Генри.

Я похолодела от ужаса, когда он начал сползать с высокого табурета. Табурет нещадно скрипел и трясся, а когда ноги Генри коснулись пола, мне показалось, что бедная мебель вот-вот рассыплется в щепки. Однако Генри, изрыгая серию хрюкающих звуков, точным и ловким движением оторвал свой огромный зад от табурета, и тот зашатался с очевидным облегчением.

Без Генри, утопавшего в сортир, атмосфера паба показалась мне вдруг зловещей. Здешние завсегдатаи слов не тратили, лишь время от времени восклицая: «Нил, повтори!»

Я сделала еще один глоток и прислушалась к собственному дыханию. Пьяная йога.

До меня не сразу дошло, что Алекс обращается ко мне.

– Что? – Я повернулась на табурете.

– Я хожу сюда десять лет. Первый раз вижу, чтобы Генри привел девушку.

– Ну, надеюсь, не последний, – ответила я и добавила, в упор глядя на Нила: – Мне эта шарашка по душе.

Внезапно меня озарило. Алекс, да и Нил, уверены, что я – новая пассия Генри! Этакая трещотка из рекламного бизнеса, которую Генри таскает по злачным местам Камдена. Я задумалась, как бы развеять этот миф. Даже если бы я не находила Алекса пусть и слегка зашоренным, но все же единственным нормальным мужиком во всем пабе, мне бы все равно пришлось защитить свое честное имя.

– Мы с Генри друзья, – как бы невзначай заметила я. – Скорее даже коллеги. Встретились случайно в ресторане «Тайский дом».

– А-а, Генри вечно там кантуется, – протянул Нил. – Он говорит, что…

– Знаю, что он говорит, – оборвала я.

Из-за утиного жира и баклажанов в животе начиналась маленькая буря. Последнее, что мне оставалось, чтобы окончательно довести свой желудок, это представить, что именно сейчас происходит с Генри.

– Работаешь где-то поблизости? – спросила я Алекса. В этот вечер я с завидным упорством выдавала одну банальность за другой. И все из-за этого Филипа.

– На набережной, у канала. По дороге домой заглядываю сюда.

С языка, несмотря на все мои усилия сдержаться, слетел очередной кошмарный вопрос:

– Понятно, так чем ты занимаешься?

Я съежилась, но сказанного не воротишь.

– Я архитектор.

– Надо же! – Так обычно восклицают, когда оказывается, что у собеседника достойная, даже требующая некоторого таланта работа.

Очередная банальность уже была на подходе, из последних сил я крепилась, не позволяя губам произнести: «Архитектор! Как это интересно!» Спас меня Генри, вернувшийся из сортира и тем самым удержавший от дальнейшей демонстрации слабоумия. Мозг явно требовал подзарядки, а навыки светской львицы и в лучшие времена не были моей сильной стороной. Пора домой – баиньки.

– С меня на сегодня хватит! – объявила я, приканчивая ликер. – Завтра с утра пораньше на работу.

– Бред сивой кобылы! – провозгласил Генри. Уцепившись за стойку бара, он ловко закинул свой зад на табурет. Оказалось, что сесть куда легче, чем слезть. – Я должен разделаться с этим дерьмом, бы Нил на завтра припас что-нибудь получше.

Степень серьезности, с которой это было заявлено, я оценить не сумела.

– А я на боковую. Завтра дел до черта. Надо, чтобы голова была свежая.

Господи, что со мной? Я отпускаю больше штампов, чем спортивный комментатор.