МОЁ ДЕТСТВО

Тогда мама мне рассказала, что после отъезда от нас к себе домой в Грозный, на следующий год тётя Рая умерла от воспаления лёгких в свои четыре года.

Целый день ревел по утрате, своей единственной тёти Рае. Мама стала беспокоиться за меня. Боялась, что у меня случится нервный срыв или какая-то другая беда по случаю моего расстройства.

У мамы часто на протяжении всей жизни с детьми, сбывались предчувствия беды, которая может постигнуть её детей. Так было и в тот раз. Непонятно по какой причине, но сильно заболел.

К вечеру у меня поднялась температура. Меня стало лихорадить. Надо было меня показать детскому врачу. Но в эти дни детского врача в поликлинике Гудермеса, почему-то, не было.

– Надо вести ребёнка срочно в Грозный! – заволновалась бабушка Нюся. – Там хорошие врачи. Рядом с больницей в старой крепости живёт моя двоюродная сестра Евдокия. Она присмотрит за Шуриком. Заодно побываете в гостях у Ивлевых. После смерти дочки они больше не приезжали.

Рано утром отец отвёз меня и маму на станцию Гудермес. В небольшом зале вокзала тепло и уютно. Народу совсем мало. Мама прошла со мной в самый дальний угол в зале ожидания.

Уложила меня на скамейку рядом с тёплой батареей. Отец остался со мной, а мама пошла к дежурному вокзала. Почти все родственники из нашего Старого хутора работали на станции и на вокзале Гудермес.

Были железнодорожниками по ремонту железной дороги, а также по ремонту поездов. Мама быстро вернулась в зал ожидания. На руках у неё был билет в тёплый вагон.

Ехать от станции Гудермес до станции Грозный не больше часа. Но мама беспокоилась за моё здоровье. На улице поздняя осень. В плацкартных и общих вагонах, холодно и сквозняки, от которых можно заболеть даже взрослому человеку. Больному ребёнку достаточно того, что он и без того болен.

– Мария! Ты можешь погостить у родных. – сказал отец маме перед нашей посадкой в поезд. – Присмотрю за твоей мамой и за нашим хозяйством. Если будет трудно, то приглашу родичей.

– Серёжа! Ты только не напивайся. – заволновалась мама. – Иначе обратно осколки полезут.

– Всё будет хорошо! Не беспокойся! – сказал отец, закрывая за нами дверь в вагоне поезда.

Поезд тронулся с места и под колёсами застучали стыки рельс железной дороги. Из-за болезни, у меня не было ни каких сил передвигаться по вагону в сторону мягкого купе. Мама с трудом подняла меня на руки и понесла в купе.

Хорошо, что в мягком купе была всего одна женщина с грудным ребёнком. Нам можно было свободно располагаться на своей нижней полке у тёплой батареи.

Как только мама положила меня на тёплый матрас нижней полки и укрыла меня тёплым одеялом, то сразу разомлел и вскоре уснул впервые за сутки моей болезни.

Сквозь сон слышал, как мама разговаривает с нашей попутчицей. Как опытная женщина с трёхлетним ребёнком, мама давала женщине какие-то советы насчёт здоровья грудного ребёнка.

Мне было не интересно слушать женские разговоры. Поэтому принял удобную позу на нижней полке и сразу крепко уснул.

– Надо ребёнка переодеть, чтобы он потный не простыл на улице. – услышал сквозь сон голос мамы и чей-то знакомый женский голос. – Мы вас отвезём сразу в больницу. После к нам в гости.

Открыл глаза и удивился тому, что мы были не в мягком купе поезда, а в зале ожидания на вокзале станции Грозный. В это лето, мы с отцом по каким-то делам на один день ездили в Грозный.

Поэтому хорошо запомнил зал ожидания вокзала станции Грозный. Здесь отец впервые купил мне, сливочное мороженное пломбир на палочке. Очень хорошее на вкус мороженое.

– Вот и внучок проснулся! – радостно, воскликнула бабушка Дуся, которая по возрасту была моложе моей мамы, именно у неё в семье была моя тётя Рая, которая умерла в возрасте четыре года.

Несмотря на то, что в зале ожидания было тепло, мне всё равно было зябко от того, что меня раздели наголо и махровым полотенцем обтирали моё потное тело.

Настолько сильно пропотел во время сна в тёплом купе мягкого вагона, что стал совершенно здоров. Вся моя болезнь вышла из меня вместе с потом. Мне не хотелось кутаться обратно в тёплую одежду.

Так как почти круглый год бегал по двору в одних трусах и никогда не болел. Однако мама настояла на том, чтобы тепло оделся. Потому что мама считала меня больным. Мне не стоило сейчас быть легко одетым.

– Мама! Ну, совершенно здоров. – капризничал, когда мама напяливала мне на голову шапку.

– Это доктор определит состояние твоего здоровья. – серьёзным голосом, сказала мама. – Сейчас одевайся тепло и быстро в машину. Ивлевы сейчас тебя отвезут в госпиталь на проверку к врачу.

Из рассказов отца о войне с фашистами хорошо знал, что такое госпиталь на фронте. Именно из госпиталя выходят здоровыми раненные и искалеченные войной солдаты.

Не был солдатом, но прекрасно понимал, что меня должен хорошо осмотреть в госпитале врач, чтобы вышел из госпиталя вполне здоровый человеком. Так же как мой отец здоровым выходил из госпиталя.

Наши родственники Ивлевы жили у стены старой крепости Грозной. За стеной крепости находился военный госпиталь. В этом госпитале в нескольких поколениях работали наши многочисленные родственники. Поэтому в госпитале приняли меня родственники, как у себя в гостях. Несмотря на мой бледный вид после болезни, меня родственники тискали в своих объятьях.

– Вы так и вполне здорового замнёте до смерти. – забеспокоилась мама, освобождая меня от объятий родственников. – Сейчас надо Шурку показать доктору. Как будет здоров, так мы сразу придём к вам в гости. Вот тогда можете его тискать сколько угодно. Хватит! Идём на приём к доктору.

Мама вытащила меня от объятий родственников и в сопровождении санитарки, мы пошли в приёмное отделение оформляться в больничную палату и на приём к доктору.

К моему удивлению, в приёмной палате вместо больных солдат находились дети, примерно моего возраста. Наверно, тогда была эпидемия какого-то детского заболевания?

Иначе, почему, так много детей на приём к доктору в военном госпитале для солдат? Может быть, мы все были дети инвалидов войны?

– Так молодой человек! Откройте рот. – серьёзным голосом, сказал мне доктор, когда мы по очереди зашли к доктору в кабинет. – Покажи язык. Покашляй! Сильно дыши! Не дыши! Сядь на стул.

Раздетого до трусов в прохладном кабинете доктор осматривал меня со всех сторон. Заглядывал мне в уши, в рот, в глаза. Прослушивал моё дыхание какими-то трубочками и с чашечкой.