Мое королевство (Химеры - 2)

К стоящей у городских ворот башне он подходил с опозданием, но не торопясь, потому как человеку его возраста и положения спешить как-то несолидно. Подождут. Не на свадьбе. Сапоги высыхали, влага оставляла разводы на нежной палевой замше.[.1] Денон злился. Не прибавили доброго расположения духа и замечания двух странного вида оболтусов: один был лысый с оттопыренными ушами, по второму плакали продавцы лечебных пиявок. Оболтусы хихикали и язвили по поводу бла-ародных дворян, которые позволяют себе...

– Заткнитесь, - велел их предводитель, высунув из дверей весьма неопрятную голову.
– И препроводите.

Денон подумал, что иногда Канцлер Круга бывает крайне предупредителен. Хотя Круг - этакое гнилое подобие рыцарского ордена, а проще говоря, пять с половиной оболтусов, семь из которых умеют только голосить стишки на заборах, а в остальных голубая кровь...

– в общем, этот Круг в Канцлере не нуждается. Если бы речь шла о нем, Деноне, тогда конечно. У него происхождение, опыт, стратегический склад ума, они его недооценивают и еще об этом пожалеют. Он бы им все возглавил, как надлежит, как положено в порядочных рыцарских орденах. Вот у мессира де Краона - там Орден. Адепты гроссмейстеру в рот смотрят. Денон споткнулся о щербатую ступеньку. Факел бы зажгли, уроды... Он перекрестил рот, пригладил волосы и выбрался на чердак.

Дивясь легкомыслию Капитула, он озирался на загаженный пол, но местечки почище уже расхватали. Клод вытащил из-за обшлага камзола обширный батистовый платок, расстелил его на грязных кирпичах и с кряхтением сел, подбирая скьявон.

– Гай бы сдох от зависти, - высказался кто-то из молодых обормотов. Клод метнул огненный взгляд и промахнулся. Канцлер прокашлялся, сплюнул под ноги, растер босой пяткой и призвал мессиров к тишине.

– Ну, значится, так, - возвестил он, оглядывая враз наклоненные макушки приспешников.
– На повестке дня, дети, вопрос у нас один. За неимением прочих. О разгроме типографии в Ле Форже и о том, почему мессир Денон, как местный отцеп... тьфу, прецептор, оному не воспрепятствовал. Прошу, мессир, оглашайте.

– А что, разгромили?
– прозвучало из полутьмы бархатное глубокое контральто.

Денон вздрогнул. И подумал, что на этой помойке, оказывается, иногда вырастают диковинные цветы.

– Разгромили, Айша, разгромили.

– А... э-мнэ... буквицы там, рамки всякие-э...

– А буквицы, - ядовито встрял узкоглазый обтерханный трубочист из Митиной слободы с гордым иноземным именем Виктор, - буквицы он, мессир, стало быть, утопил.

– В нужнике?

Капитул предвкушающе затаил дыхание.

– Не в нужнике, - сказал Денон, багровея.
– В бадье с молоком.

Неприличное хихиканье в углу было зажато ладонью.

– Инсургент... м-мать!..

Клод подергал скьявон за рукоятку.

– ... в результате чего, - продолжал Канцлер, - столь необходимые Кругу причиндалы оказались проданы вместе с молоком на Тишинке, в Кидай-городе и на Савеловском Подворье, наборщик арестован, а вот он - Канцлерский тощий перст с траурной каемкой под ногтем уткнулся Денону в лоб, - он пальцем не пошевелил. А мог! С такими-то связями.

– У вас, Гэлад, тоже связи.

– Да-а?
– развеселился тот.
– Я вам, как Канцлер, заявляю, что вы должны возместить убытки. Денежные и моральные.

– Капитул вас не поддержит.

Капитул нестройно загудел.

– Поддержит, - неуместным для такой благородной дамы голосом пропела Айша. Достала из мешочка на поясе что-то загадочное, по виду напоминавшее крохотный деревянный ковшик с янтарной длинной ручкой, и стала заталкивать в него мелко порезанное коричневое сено из другого мешочка. Высекла кресалом искру, сено задымилось, Айша сунула ковшик ручкой в рот и, блаженно прижмурившись, добавила, что Денон, как человек порядочный и благородный, следующий листок "Утра рыцаря" выпустит за свои деньги.

– И пенсион семье наборщика, - хмуро уточнил Виктор.
– Потому как повесили его с утра.

Установилось тягостное молчание. На Денона никто не смотрел. А благородный мессир прямо чувствовал, как, не глядя на жару, пол под батистовым платочком холодит зад. Сейчас они ему устроят судилище. Холопы. Дернул же его черт... Он подсчитал в уме грозящие убытки и ужаснулся. Сабина будет в ярости. Никаких вердийских кружев и клубники со сливками. Чулки будет штопать.

Лестница заскрипела. Кое-кто потянулся к оружию - на всякий случай. Гэлад наставил на отверстие в полу свой недопалаш. Но воевать не пришлось.

– Здравствуйте, господа.

– Каменный гость, - непочтительно сказали из все того же угла. Денон подумал, что потом, когда Капитул закончится, надо будет выяснить, какая зараза там сидела, и морду набить. Впрочем, сравнение оказалось не только ехидным, но и точным. Молодой мужчина с тяжеловатой фигурой и застывшим лицом поднялся в проем, оглядел сборище, коротко извинился за опоздание и объявил, что у него еще есть вопросы, требующие безотлагательного решения.

– А вот спорим, - Кешка задумчиво огладил голое пузо.
– Спорим, что я в тумбочку залезу.

– Задаром?

– Ща! За пряник.

– Ну, лезь.

Условно воспитательская комната медленно наполнялась. Входящие занимали сперва высокие с кожаными спинками стулья, потом, когда стулья закончились, растеклись по подоконнику, кровати с железными шишками и совсем не дворянскими перинами и угнездились на ореховом комодике с завитушечками, который Кешка почему-то окрестил тумбочкой. Пестрое общество незаметно сглатывало буржуйский быт, таяли рюшечки, салфеточки, бисквитные котики и жилистая герань на окне. Герань, впрочем, исчезла вполне обыкновенно: решая квартирный вопрос, ее просто своротили на пол. Останки растения собрали в горшок, а землю подошвами хозяйственно заскребли под коврики. До Кешкиного заявления разговоры бубнились по углам, не пересекаясь. Александр Юрьевич, пробуя расчистить себе дорогу к розетке, балансировал с ведром воды в правой руке и кипятильником в левой. Общество презрело макароны по-флотски и собиралось гонять чаи. С пряниками. Но ведро, в которое бухнули целую пачку окаменевшей заварки, будет кипеть час, а есть пряники Кешке хотелось немедленно.

– Ну лезь, лезь, - сказал Александр Юрьевич с ленивой издевкой, втыкая вилку в гнездо.

Кешка постоял, поежился, как перед прыжком в холодную воду, потом сложился вчетверо и унырнул в ящик.

– До конца не задвигайте, а то задохнусь. И пряник давайте.

– Дети!
– воззвал Александр Юрьевич, - принесите Кеше пряник. А ты сиди, кто ж тебе потом поверит...

Кешка заголосил, что судьба к нему несправедлива, но ор его, казалось бы, мощный, потонул в истеричном визге врывающихся девиц. Складывалось впечатление, что бежит табунок принцесс, преследуемый ма-аленькой мышкой. Процессию завершала Ирочка - мокрая и слегка навеселе.

– Какой ужас!
– воскликнула она, когда девицы чуть-чуть рассосались по мебели.
– Так и льет.
– Ирочка вытерла влажное лицо.
– Истомин, закройте форточку немедленно! Молния шаровая влетит.

– Уже влетела, - буркнули из-за занавески.

Кешка с криком выскочил из комода. Он всю жизнь мечтал увидеть шаровую молнию.

– Обманули маленького?
– Кешка посопел.
– Молния где? И мой пряник!

Кто-то из девиц утешил ребенка шоколадкой. Ирочке сунули полотенце и пообещали, что вот-вот будет чай.