Мое королевство. Бастион

— Передавал. С личными делами вместе, — отозвался тот флегматично. — Суок? Олександра, кухонная прислуга, 13 лет, сирота.

— Продолжаем здесь. А вы… — Крапивин набросал текст и отдал одному из егерей, — молнируйте вот это в наш Эйленский департамент. Пусть девочку отошлют ко мне сразу по получении.

В поезде на обратной дороге Даль позволил себе проспать все два часа.

Эксперт пообещал ему выжать из куклы все, что возможно. Барон — обыскать округу и осторожно выяснить, не появлялись ли чужие, кто, где и что поделывают теперь.

С вокзала комиссар позвонил в Твиртове. Государыня откушала и прогулялась по парку, никаких происшествий не было. А то бы Далю сразу доложили.

Потому он дал себе передышку — умыться, переодеться, выпить кофе.

И лишь потом отправился в резиденцию. Встретиться с хранителем. Но только после того, как увидит Алису.

Государыни в кабинете не было. Холодом тянуло через высокие, выходящие в парк двери и распахнутое окно. Даль перегнулся через письменный стол, чтобы захлопнуть створку, и зацепился взглядом за распахнутую тетрадь. На мелованной странице четким неженским почерком были аккуратно выведены стихи:

Новогодье терпко пахнет мандаринами,

Мы разыгрываем сказку старинную,

Музыкальная шкатулка, золоченые фигурки

И потрескиванье свечки стеариновой.

И намаявшись над глиной, господь

Видел сны, где несть печали и зла,

Одарил своей улыбкой и, должно быть, по ошибке

Нас отлили из цветного стекла.

Эта сказка, шарик хрустальный,

Дремлет в бархатной еловой ладони,

Но потом, осколки собирая,

Мы заплачем от взаправдашней боли…

— Даль Олегович! — окликнула Алиса, входя из парка, и он обернулся сконфуженный.

Государыня была в сером свитере крупной вязки, под горло, узких тувиях со шнуровкой по бедру и высоких ботиночках на пористой подошве. Так она одевалась только в Твиртове, не для парада, Даль подозревал, эту моду вынесла Алиса из прошлой жизни, из другого мира. На шее висел медальон с финифтью на крышке, скрывающей часики. Простенькая работа, у Алисы были куда более изысканные украшения. Это тоже оттуда?

Волосы вызолочены солнцем, слегка растрепаны, что государыне шло. Крапивин склонился к ее руке.

— Простите…

— Читайте. Через пару часов оно воплотится в абсолютный текст и тварный мир, не представляю, где и как, и исчезнет со страницы.

Алиса вздохнула:

— Так странно писать в пустоту. Эта тетрадь — мой знак сотворенного. Моя рабская цепь. Не представляете, сколько раз я пыталась ее уничтожить: рвала, топила в колодце, бросала в огонь. Она с ужасающим постоянством возвращалась. А еще… это подарок Хранителя. Феликс принес ее мне, когда я… жила у Майрониса… До восстания. Вместе с другими моими тетрадками, оттуда. Он очень чуткий и — беспощадный… был.

Даль вгрызся себе в язык, едва не ляпнув, что Феликс Сорен жив и здоров.

— А потом… я писала в нее письма… Сану, — государыня прикрыла глаза, погружаясь в прошлое, и комиссар взял ее под локоть, словно опасаясь, что Алиса потеряет сознание.

— Они исчезали и доходили до него.

— А сейчас? — спросил Даль.

Она распахнула глазищи, испуганные.

— Нет. Идемте! — силком потащила за руку. — Часики барахлят. У нас новый часовщик, хочу ему отдать. Он возится сейчас с троном, испросил дозволения починить старый механизм. Эти жуткие химеры…

— Давайте я сам отнесу, — вызвался комиссар, опасаясь, что маскировка Хранителя для проницательной Алисы может оказаться недостаточной. С другой стороны, Сорен — аватара господа и хоть в чем-то должен быть совершенен.

И еще подумал, что нельзя оставлять государыню над тетрадкой и бесплодной мыслью, летит ли к Сану ее текст. Ни за что нельзя.

— Хорошо, идемте. Какой странный обычай — елка в новогодье.

— Красивый, — возразила она. — Хотя деревьев жалко. Но… словно погружаешься в лес, в тайну, в ожидание чуда. Пахнет хвоей, мерцает мишура. И вспоминаешь игрушки, забытые на год, как старых друзей. Некоторые были хрупкие и старинные… — Алиса словно прислушивалась к себе, — старше меня уж точно. Красно-желтый прозрачный шар с полосками по экватору. И еще один: серебристо-розовый, Фигурная изнанка просвечивала сквозь стекло. Грустная девушка в шубке, девчонка на санках… И бусы надо было вешать осторожно, чтобы не оцарапаться о надколотые бусины.

— Я сделаю тебе такой праздник, Алиса. Огромную елку под свод, игрушки, какие захочешь, и снежинки из белой бумаги, и медную канитель, и вальс на золотом паркете тронного зала. Я обещаю!

Государыня посмотрела прямо:

— Невозможно, Даль. Но спасибо. За намерения.

Они вышли в слабо освещенный тронный зал. И Крапивин сперва не опознал в плюгавом мужичонке у трона Хранителя. Синий рабочий халат, нарукавники, шапочка, очечки… Любой мастер маскировки опух бы от зависти.

Одна из химер у ступеньки стояла с откинутой головой, и Сорен смазывал механизм.

— Давайте часики, я отдам. Милейший!

Феликс вернул на место уродливую голову и нехотя обернулся. Быстро склонился, уставившись в пол. Даль двинулся к нему, заслоняя от государыни:

— У меня есть дело.

— Я не хочу есть дело! — Алиса засмеялась. — Я хочу есть крем-брюле.

Комиссар порадовался, что она поздоровела, успокоилась и даже шутит. Надо бы переманить эйленского кудесника Михаила Антоновича в столицу. Но ведь милейший доктор Веска обидится.

— Назад!!

Предупреждение запоздало. Стоило Крапивину переступить невидимую черту — химеры у трона зашевелились. Метнулись, приподнявшись на хвостах, гремя чешуей и взмахивая медными крыльями.

Только мгновенная реакция спасла ему руку, но кожу рассекло глубоко.

— Даль!

— Алиса, — он отступил, поддержал государыню здоровой рукой. — Я жив и почти цел.

— Только неосмотрителен, — проскрипел Сорен. — Этот древний защитный механизм опасен для непосвященных.

Он сунул часики в карман халата.

— Давайте-ка я отведу вас к врачу, мессир. Простите, ваше величество.

На лицо Алисы вернулись краски. Она протянула платок:

— Затяните пока.

Хранитель склонился, перевязывая Даля, к ней спиной. Повел его, подволакивая ногу.

— Она… — Крапивин обернулся через плечо.

— Ее не тронут, — сказал Сорен. Даль снова вспомнил о мистической связи Твиртове и государыни, о химерах на уступах, которые некогда защитили Алису от преследователей, а после помогли ей взять крепость и город. Медно-каменная армия и сейчас была наготове. Ночью наверх вообще никто подниматься не смел. Уборщики рассказывали всякую жуть, завоевывая внимание дворцовых горничных.