Мое любимое чудовище
Шрифт:
Пока Мейкпис бессвязно бормотал всякую чушь, Килбурн опять принялся писать, а потом сунул блокнот приятелю под нос, прервав его тираду на полуслове. «Зеленые глаза, симпатичная, в странном платье. Есть маленький сын по имени Индио».
– Ах, эта! – ничуть не смутившись, протянул Мейкпис. – Лили Стамп, лучшая комическая актриса современности… впрочем, просто лучшая, коль уж на то пошло. Она невероятно хороша: словно околдовывает аудиторию, особенно нашего брата. Выступает под псевдонимом Робин Гудфеллоу. Это очень удобно – жить под вымышленным именем.
Сам Мейкпис тоже был более известен как мистер Харт,
Аполлон написал: «Убери ее с территории парка».
Брови Мейкписа взметнулись вверх.
– Ну, знаешь, вообще-то парк мой, и мне решать…
Аполлон гневно сверкнул глазами, и Мейкпис поспешил поднять руки, сдаваясь:
– Хотя, конечно, твои инвестиции тоже весьма существенны.
Аполлон лишь фыркнул в ответ. Вот уж чертовски верное замечание! Он вложил в это предприятие все, что сумел наскрести четыре с половиной года назад, и поскольку большую часть этого времени провел в психиатрической лечебнице, которую в простонародье именуют Бедламом, другого капитала или дохода у него не было, поэтому просто сбежать из Лондона он не мог до тех пор, пока «Хартс-Фолли» не начнет приносить доход. Только тогда виконту Килбурну удастся вернуть свои деньги.
Именно поэтому он принял решение взять на себя контроль над восстановлением уничтоженного пожаром парка.
Мейкпис со вздохом уронил руки.
– Но я не могу приказать мисс Стамп покинуть территорию «Хартс-Фолли»: ей просто некуда идти.
Мейкпис перекатился на кровати, внезапно насторожившись, а Килбурн терпеливо ждал. В его немоте было огромное преимущество: собеседнику приходилось говорить за двоих.
Мейкпис понюхал собственную подмышку, поморщился, а потом стянул с себя рубашку и заговорил:
– Я фактически украл ее у Шервуда из «Ковент-Гардена». По какой-то причине этот осел воспринял это как личную обиду и лишил ее возможности найти работу в Лондоне. На прошлой неделе она пришла ко мне и сказала, что ей больше нечем платить за жилье…
Аса пожал плечами и швырнул грязную рубашку в угол, а виконт принялся гневно писать в блокноте: «Я не смогу сохранить инкогнито, если по парку будут расхаживать посторонние».
Мейкпис усмехнулся.
– А как насчет нанятых нами садовников? Их присутствие не вызвало у тебя раздражения.
«С этим ничего нельзя поделать: без них никак. К тому же ни один из них не обладает и сотой доли ума миссис Стамп».
– Мисс Стамп. Насколько я знаю, мистера Стампа не существует.
Аполлон изумленно заморгал и вскинул голову, затем написал: «А мальчик?»
– Ее сын. – Мейкпис потянулся к кувшину с водой, на удивление полному, и вылил его содержимое в щербатый таз. – Ты же знаешь этот театральный люд. Не будь таким пуританином.
Значит, она не замужем, хотя это совершенно неважно. Мисс Стамп сочла его умалишенным, к тому же он прятался от людей короля после побега из Бедлама, а значит, должен сохранять инкогнито.
Вздохнув, Аполлон написал: «Ты должен подыскать ей другое жилье».
Мейкпис вскинул голову, чтобы прочитать оказавшуюся у него перед носом записку,
и его рот открылся, точно у выловленного из воды карпа.– Боже милостивый! Какая замечательная идея, Килбурн! И как это мне самому в голову не пришло! Может, просто отправить ее в мой фамильный замок в Уэльсе, а? Правда, он малость обветшал, но пяти дюжин или около того слуг и сотни акров земли должно с лихвой хватить, чтобы компенсировать любые неудобства. А может, ей больше придется по нраву имение на юге Франции?
Килбурн прервал этот язвительный монолог, макнув друга головой в таз. Мейкпис взревел и встряхнулся, как мокрый пес, так что Аполлон изрядно промок.
– Кхе-кхе… – послышалось деликатное покашливание, и друзья разом обернулись.
На пороге жилища Мейкписа стоял невысокий джентльмен, грациозно опершись на трость эбенового дерева, украшенную позолотой. Его необычный розовый костюм был щедро расшит ярко-голубыми, зелеными, золотыми и черными узорами. На нем не было привычного белого парика, а лишенные пудры золотистые волосы, тщательно завитые, аккуратно удерживал на затылке черный бант. В ту ночь, когда «Хартс-Фолли» сгорел дотла, Килбурн впервые встретился с Валентайном Нейпиром, седьмым герцогом Монтгомери, сразу же мысленно окрестил его хлыщом, и за прошедшие месяцы его мнение об этом джентльмене совершенно не изменилось. На то попросту не было причины. Впрочем, кое-что к характеристике он бы все же добавил. Монтгомери представлялся ему не просто хлыщом, а хлыщом опасным.
– Джентльмены. – Верхняя губа Монтгомери дрогнула в некоем подобии улыбки, словно его позабавило увиденное. – Надеюсь, я не помешал?
Незваный гость хитро прищурился, отчего Килбурн втянул голову в плечи.
– Разве что моему утреннему туалету, – буркнул Мейкпис, проигнорировав намек, схватил полотенце и принялся энергично тереть волосы. – Вы вполне можете уйти и вернуться в более подходящее время, ваша светлость.
– Ах да, ведь вы такой занятой человек! – усмехнулся Монтгомери, поддев кончиком трости с золотым набалдашником стопку бумаг, возвышавшуюся на стуле, и те посыпались на пол, подняв облако пыли.
Еле заметная улыбка, на мгновение мелькнувшая на лице Монтгомери, вызвала в памяти Аполлона воспоминание про серого кота, которого когда-то держала его мать. Это коварное существо любило прогуливаться по каминной полке в гостиной и грациозно смахивать на пол украшавшие ее безделушки. Кот, прежде чем перейти к следующей вещице, невозмутимо наблюдал, как украшение разбивается о мрамор.
– Прошу вас, присаживайтесь, – протянул Мейкпис, выдвигая ящик комода и доставая оттуда чистую рубашку.
– Благодарю, – без тени смущения произнес Монтгомери и, опустившись на стул, скрестил ноги и смахнул невидимую ворсинку с шелка своих бриджей. – Я пришел узнать, как обстоят дела с моими капиталовложениями.
Аполлон нахмурился. Ему с самого начала не понравилась идея брать деньги у герцога, но обладавшему невероятным даром убеждения Мейкпису удалось его уговорить. И все же Килбурн не мог отделаться от ощущения, что они заключили сделку с дьяволом. Монтгомери провел за границей более десяти лет, прежде чем неожиданно вернулся в Лондон. Несмотря на то что его титул и фамилия всегда были на слуху, казалось, никто не знал, что это за человек и чем занимался в годы своего отсутствия.