Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)

Возвращаясь домой, они заметили, что по обеим сторонам следа по всей его длине насыпало снега. От него не шло других следов.

Утренний свет не выявил чего-либо нового. Гладкий, чистый, нетронутый первый снег лежал повсюду.

Четыре дня спустя убитая горем мать пошла на ручей за водой. Когда она вернулась, то рассказала, что, проходя мимо того места, где кончался след, она услышала голос сына и сразу же начала звать его. Как ей казалось, голос доносился то с одной, то из другой стороны. Когда ее спросили, что говорил голос, она не смогла ответить, однако утверждала, что слова были слышны вполне отчетливо. Через считаные минуты вся семья была на месте, но ничего не было слышно, а про голос подумали, что это могла быть галлюцинация, вызванная тревогой матери и ее расстроенными нервами. Но после этого, через неравные промежутки времени, голос слышали и другие члены семьи. Все утверждали, что это был, несомненно, голос Чарлза Ашмора. Все сходились на том, что он исходил с большого расстояния, был еле слышим, однако с отчетливой артикуляцией. Однако никто не смог определить направление, откуда он слышался, или повторить то, что он говорил. Промежутки тишины становились все длиннее и длиннее, голос доносился каждый раз все слабее и был как бы отдаленней, а с середины лета его больше не слышали.

Если кто и знает судьбу Чарлза Ашмора, то это, наверное, его мать. Она уже умерла.

НЕ ДОБЕЖАВШИЙ ДО ФИНИША

Джеймс Берн Уорсон был сапожником и жил в Лимингтоне, графство Уорвикшир (Англия). У него был маленький магазинчик на одном из ответвлений дороги в Уорвик. В своем скромном кругу он считался порядочным человеком, хотя, как и многие люди его сословия в английских городах, любил выпить. Под действием ликера он делал глупые ставки. Вот однажды он похвастался своей ловкостью пешехода и спортсмена и в результате решил помериться силами с природой. Поспорив на один соверен, он решил пробежать всю дорогу в Ковентри и обратно — дистанцию длиной более 40 миль. Это было 3 сентября 1873 года. Он начал забег в компании человека, с которым поспорил и имя которого осталось неизвестным, а также Бархама Уайза, торговца льном, и Хамерсона Бэрнса, фотографа, которые следовали за ним в легкой коляске.

Несколько миль Уорсон пробежал на славу, без видимой усталости, ибо имел необыкновенную выносливость и не был настолько пьян, чтобы сойти с дистанции. Три человека в карете ехали сзади неподалеку, дружески подбадривая его время от времени, благо настроение у всех было хорошее. Внезапно на самой середине пути, менее чем в 10 ярдах от них и полностью в их поле зрения, человек споткнулся, полетел головой вперед, издал ужасающий крик и исчез! Он не упал на землю, нет, он исчез прежде, чем коснулся ее! От него не нашли и следа.

После бесцельного шатания на месте исчезновения трое мужчин вернулись в Лимингтон и поведали свою потрясающую историю, за что были взяты под арест. Но у них была добрая репутация, их всегда считали людьми честными, тем более они были трезвы во время происшествия, и ничего порочащего их данный под присягой отчет о необычном приключении, насчет которого мнение общественности разделилось по всей Англии, не обнаружили. Если у них и имелся злой умысел, то его экстравагантное осуществление, безусловно, поразило бы любого здравомыслящего человека.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Амброз Бирс делал все возможное, чтобы его рассказы выглядели достоверно — приводил фамилии, даты, точное указание места, ссылки на научные авторитеты, — поэтому ничего удивительного, что их порой принимали за отчеты о подлинных происшествиях. Более того, и до сих пор принимают. На эти истории прямо или косвенно ссылается ряд современных авторов, чьи книги посвящены «таинственным исчезновениям»…

По нелепой иронии судьбы Амброз Бирс и сам в каком-то смысле повторил судьбу своих персонажей. В 1913 году он бесследно исчез, отправившись военным корреспондентом в охваченную революцией Мексику. Хотя в тех условиях тотальной неразберихи и самоуправства революционных вождей подобное исчезновение практически наверняка означало незарегистрированную гибель, «тайна Амброза Бирса» до сих пор привлекает внимание любителей всяческих загадок…

Редьярд Киплинг ОКОПНАЯ МАДОННА

Что бы ни вздумал люд простой

О тех, кто выше поставлен судьбой,

Являли в веках они вновь и вновь

Величье души и без меры любовь.

О милая, счастье души моей!

Пусть нас разлучило течение дней,

Исчезла навечно ты, скрылась из глаз —

Но боги не сделают так еще раз!

Суинберн. Les Noyades [75]

После завершения войны ряды нашей «Ложи Инструкторов» (филиал ложи «Вера и Труд», исполнительный комитет № 5837), сильно поредевшие, начали пополняться в основном за счет бывших солдат. Чуда тут никакого не было: сейчас ведь, собственно, значительная часть человечества из таких солдат и состояла… А вот получись у новопринятых, каждый из которых продолжал нести в своей душе груз фронтовых воспоминаний, легко и просто наладить сотрудничество с остальными собратьями по ложе — это точно стало бы чудом. Но наш Доктор — он же Первый страж, он же просто брат Кид, энергичный крепыш с острой бородкой, вечно устремленной вперед, словно торпеда, — всегда был готов разобраться со всем, хоть мало-мальски имеющем отношение к нервному срыву. Так что я мог со спокойной совестью проверять кандидатов только на верность принципам ложи, а если мне что-то казалось сомнительным с медицинской точки зрения, то отправлял новичков к нему. А Кид не зря оттрубил два года военным врачом Южно-Лондонского батальона. [76] Разумеется, по этим самым причинам среди попадавших к нему на консультацию братьев по ложе часто оказывались фронтовые друзья и знакомые, но отзывы Доктора во всех случаях были беспристрастны.

75

Пер. Алины Немировой.

76

Речь идет о так называемом «земляческом батальоне»: довольно характерная для Первой мировой (особенно начального периода) ситуация, когда жители городского района, большой улицы или небольшого поселка записывались в одно военное подразделение. После войны те из них, кто выжил, обычно продолжали поддерживать друг с другом тесные отношения.

Клемент Стрэнджвик, рослый, худощавый юноша, пришел к нам как раз из какой-то Южно-Лондонской ложи. Его работа не вызывала нареканий, собеседование тоже прошло успешно, но странный, блуждающий взгляд молодого человека и его покрасневшие от бессонницы глаза все-таки наводили на мысль о нервной болезни. Так что я после некоторых колебаний отправил его к Киду. Тот сразу признал в новичке штабного ординарца своего батальона, поздравил его с тем, что он не только жив, но и здоров, — после чего двое однополчан погрузились в воспоминания о совместно пережитом на Сомме. [77]

77

Один из наиболее кровопролитных эпизодов Первой мировой войны, продолжавшийся с июня по октябрь 1916 г.

— Надеюсь, я поступил правильно, Кид? — спросил я Доктора, когда мы готовились к очередному заседанию ложи.

— О, вполне. Парень, кстати, напомнил мне, что мы уже встречались как врач и пациент.

— Во время битвы на Сомме?

— Нет, уже в восемнадцатом, при Сампуа. [78] Он и в ту пору был вестовым. Мне тогда, кстати, пришлось буквально собирать его по кусочкам — не телесно, слава богу, но именно в плане психики… а это тоже не сахар.

— Шок?

78

В отличие от Соммы, Сампуа (Sampoux) — вымышленное место: никаких «боев при Сампуа» история Первой мировой не знает. Видимо, Киплинг намеренно не захотел связывать действие своего рассказа с каким-либо реальным пунктом.

— Да как сказать… Нечто вроде того, но он тогда мне не помог во всем разобраться, а, прямо скажем, мешал всеми силами. Причем о симуляции речь не идет: юноша был буквально на пределе, с ним случилось что-то весьма серьезное, но… Ну, сами понимаете: если бы пациенты говорили нам только правду, медицина, наверное, сделалась бы по-настоящему точной наукой.

Заседание мы провели успешно — но потом Кид попросил нас всех задержаться и прочитал нечто вроде импровизированной лекции о строительстве Храма Соломона, во время какового строительства и были сформированы первые ложи, причем входящие в них собратья в равной мере наслаждались работой и великолепными банкетами — причем у меня создалось впечатление, что во всех этих процессах Кид выше всего ставит искусство заваривания чая, ну и совместное курение сигар тоже. [79] По ходу лекции мы как раз и предавались табакокурению на фоне чаепития, все было пускай не слишком занимательно, но очень мило — однако Стрэнджвик вдруг явственно занервничал, покраснел и вместе с креслом отодвинулся от стола. Ножки кресла завизжали по паркету — бывший ординарец рывком вскочил и с возгласом «О моя тетушка! Нет, я больше не могу этого вынести!» под общий смех выбежал из зала заседаний.

79

В масонской среде действительно популярны легенды о происхождении первых лож то от организаций средневековых зодчих, а то даже и непосредственно от «профсоюзов» строителей Храма Соломона, упомянутого в Библии. Но в данном случае эта история изложена как-то уж слишком несерьезно, словно бы «в пересказе для маленьких», что подчеркивается описанием типично английской церемонии чаепития; а уж о курении сигар и вообще табака до открытия Америки речь тем более идти не могла.

— Так я и думал, — шепнул мне Кид. — Идем за ним!

Мы настигли молодого человека в коридоре, истерически рыдающего и заламывающего руки; подхватив его под локти, довели, чуть ли не донесли, до небольшой комнаты, где у нас хранилась запасная мебель и парадные регалии ложи, используемые крайне редко; плотно закрыли за собой дверь.

— Не волнуйтесь, я… я в порядке, — жалобно произнес юноша.

— Разумеется, мой мальчик, — кивнул Кид. Раскрыл дверцу небольшого шкафчика, достал оттуда графин с водой, стакан и какой-то пузырек (если не ошибаюсь, еще вчера там ничего такого не было, но, похоже, Доктор заранее позаботился все припасти), быстро смешал микстуру, дал Стрэнджвику выпить, усадил его на кожаный диван. — Тут даже не о чем говорить. Я видел тебя в десятикратно худшем беспорядке. Но давай лучше все-таки расскажи, что тебя беспокоит.

Успокаивающе держа руку пациента в обеих своих, он ловко подтащил ногой стул и уселся напротив дивана. Стул скрипнул.

— Нет! — буквально завизжал Стрэнджвик. — Я не могу этого вынести! Ни скрипа такого, ни когда что-то со скрежетом тянется по полу, ни звука дверных петель — ничего! Как тогда эти короткие французские сапожки… из-под деревянного настила… а скрипит оно все вместе… Что мне было делать? Что я должен был сделать?

Кто-то деликатно постучал в дверь и негромко осведомился, нужна ли нам помощь.