Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив (сборник)

Гарбоулд прервал ее и потребовал перейти к фактам. В его тоне сквозила неприкрытая злоба. Хэзелдин встал и заявил протест: свидетельницу нельзя прерывать, она нашла разгадку тайны, над которой бились лучшие умы Англии, и ей следует позволить высказаться в той форме, какую она предпочтет.

Рут пропустила мимо ушей и этот обмен репликами, и когда они умолкли, продолжила все так же размеренно:

— Я, конечно, помнила, как отец хотел «покончить со всем разом». Но никто не способен с такой раной встать и спрятать оружие. Наконец позавчера ночью мне привиделось во сне, будто я вхожу в лабораторию и вижу на рабочем столе отца заостренный стальной стержень.

— Вот уже и до снов дошло! — презрительно пробормотал Гарбоулд и, откинувшись на спинку кресла, сложил руки на животе.

— Сон меня не особенно впечатлил, разумеется, — продолжала Рут. — Я так напряженно и так долго размышляла над этой задачей — немудрено, что мне стали сниться подобные вещи. Но наутро, после завтрака, у меня вдруг возникло ощущение, что разгадку следует искать в лаборатории — если удастся обнаружить, в чем ее суть. Этому ощущению я тоже не поддалась; однако оно становилось все сильнее, и после полудня я все-таки пошла в лабораторию и взялась за поиски. Я перерыла все ящики стола — там ничего не было. Тогда я обошла помещение, всюду заглянула, все осмотрела — и приборы, и реторты, колбы и так далее. Потом стала посредине комнаты и, медленно поворачиваясь, вгляделась в комнату как можно пристальнее. Только тогда мой взгляд остановился на газовом цилиндре, то есть баллоне, который лежал под стеной, у двери, видимо, приготовленный на выброс. Я перевернула его, чтобы узнать, какой газ в нем хранился. Но на цилиндре не было ярлыка.

Девушка умокла и обвела зал взглядом, как бы призывая к особому вниманию, и продолжила рассказ:

— Это меня насторожило. Ведь по правилам газовые баллоны обязательно снабжаются ярлыком — многие газы опасны. Я провернула вентиль, но не услышала характерного шипения. Баллон был пуст. Тогда я взяла регистрационный журнал, в котором фиксируется поступление всех рабочих материалов; согласно найденным мною записям, за десять дней до смерти отцу доставили баллон СО2, то есть углекислого газа, и семь фунтов [40] льда. И во все оставшиеся дни он получал те же семь фунтов льда. Именно сочетание льда и СО2 навело меня на верную мысль. Углекислый газ, или двуокись углерода, имеет очень низкую точку замерзания, восемьдесят градусов по Цельсию; когда он выходит из баллона и смешивается с воздухом, образуются мелкие кристаллы, попросту снег. Если этот снег подвергнуть сжатию, получится лед, чрезвычайно твердый и прочный. Тогда-то я и догадалась, что отец мог набрать нужное количество этого снега и, вложив его в форму, создать орудие, которое позволяло нанести ему смертельную рану — и тут же мгновенно исчезло бы!

40

Около 2,8 кг.

Она вновь остановилась; множество глаз следило за ней из зала с таким восторгом, какому позавидовал бы любой рассказчик. И продолжение последовало:

— Я поняла, что именно это он и сделал. Сомневаться не приходилось. Лед из двуокиси углерода можно превратить в твердый и прочный кинжал, который быстро растает в парном отделении турецкой бани, испарится, не оставив даже запаха, поскольку он запаха не имеет. Таким образом, орудие убийства исчезнет. И наличие чайного листика объясняется теперь очень просто. Отцу было все равно, хорошо ли промыт термос, когда он помещал туда свой ледяной кинжал — главное, что термос одинаково хорошо держит и тепло, и холод, как всем известно. Он изготовил кинжал заранее, за день или за неделю, и спрятал его сразу же в термос; но чтобы надежнее сберечь его, он держал термос во льду до того момента, когда намеревался им воспользоваться. И никак иначе объяснить чайный листок нельзя. Он с самого начала прилип к острию кинжала и так попал в рану!

Она умолкла, и по залу прошел, если можно так выразиться, общий вздох облегчения.

Тишину прервал Гарбоулд.

— Почему же вы сразу не изложили эту вашу фантастическую теорию полиции? — спросил он раздраженно и недоверчиво.

— Потому что это было бы без толку, — немедленно парировала Рут. — Мало ли что могло прийти мне в голову! Нужно было, чтобы и другие люди могли мне поверить. Нужны были точные доказательства. Я стала их искать. Чутье подсказывало мне, что они существуют. Где-то должна была остаться форма. И я ее нашла!

В этих словах прозвучало неприкрытое торжество. Девушка улыбнулась Виллоутону и продолжала:

— Точнее, я обнаружила ее обломки. В ящике, куда мы выбрасываем всякий мусор, отработанные реактивы, негодные приборы и разбитые пробирки, я нашла несколько кусков эбонита и сразу поняла, что это — обломки продолговатой емкости. Тогда я скатала из воска стержень известного размера и стала прикладывать к нему найденные фрагменты. На эту работу я потратила целую ночь. Мне удалось собрать почти полную форму, недоставало лишь мелких осколков. Зато самую важную часть — заостренный наконечник — я нашла!

Рут сунула руку в свою сумочку и, достав странный предмет черного цвета, длиной около девяти дюймов и толщиной примерно дюйм, подняла его над головой, чтобы все могли видеть.

Кто-то из публики не удержался и зааплодировал; в зале тотчас поднялась буря рукоплесканий, и в ней потонули и призывы пристава к порядку, и рычание Гарбоулда.

Когда всплеск эмоций утих, Хэзелдин, который никогда не упускает нужного момента, бесстрастно произнес:

— У меня больше нет вопросов к свидетельнице, милорд, — и сел на свое место.

Эта реплика показалась мне завершающим аккордом, и присяжные, несомненно, восприняли ее так же.

Гарбоулд, красный как рак, наклонился к Рут и почти заорал:

— И вы рассчитываете, что жюри поверит, будто такой почтенный человек, как ваш отец, способен был, умирая, сознательно подстроить ловушку, чтобы довести подсудимого до виселицы?

Рут взглянула на него, пожала плечами и сказала с тем мудрым пониманием человеческой природы, какого можно было бы ожидать от женщины в зрелых летах:

— Да, папа мог так поступить. И он, конечно же, был убежден, что у него есть веские причины, чтобы убить мистера Виллоутона.

Что-то в ее тоне и жестах создавало непреложную уверенность в том, что Килстерн был способен не только придумать, но и осуществить подобную месть.

Гриторикс отказался допрашивать Рут; он посовещался с Хэзелдином, и наконец тот поднялся и начал защитительную речь. Она оказалась короткой. Хэзелдин заявил, что не хочет напрасно отнимать время у суда, и потому, ввиду того, что мисс Килстерн сама разрешила загадку смерти своего отца, ограничится вызовом одного свидетеля, а именно профессора Мозли.

Тот сутуловатый, седоволосый мужчина с седой бородкой, который с таким опозданием явился в суд, поднялся на свидетельское место. Теперь я понял, почему его лицо показалось мне знакомым: конечно же, я встречал его фотографии в газетах. Пакет, завернутый в коричневую бумагу, все еще был у него в руках.

Отвечая на вопросы Хэзелдина, он подтвердил, что из двуокиси углерода можно, и даже нетрудно, изготовить оружие достаточно твердое, острое и прочное, чтобы нанести такую рану, от которой скончался Килстерн.

— Способ изготовления такого орудия заключается в следующем: вы берете мешочек из замши, натягиваете его на вентиль баллона с двуокисью углерода, надеваете защитные перчатки и, держа мешочек левой рукой, правой открываете вентиль. Двуокись углерода испаряется так быстро, что почти сразу доходит до своей точки замерзания, 80° по Цельсию; таким образом, в замшевом мешочке она переходит в твердую форму и накапливается в виде двууглекислого снега. Затем вы заворачиваете вентиль, снег перекладываете ложкой в эбонитовую форму нужной толщины и утрамбовываете его при помощи эбонитового песта до получения стержня требуемой твердости.