Мое непреклонное сердце

Колин забрал стакан из рук Мерседес и поставил его на ночной столик.

— Ты хочешь, чтобы я спустился к ним?

Мерседес стало так спокойно, когда она почувствовала его руку, обнявшую ее за талию.

— Нет, я не думаю, что это нужно. Обри держится очень достойно. А я должна буду поговорить с Сильвией. Она ведет себя безрассудно.

И как только Мерседес произнесла это, Сильвия соскочила с балюстрады и бросилась на шею Обри. Он настолько не ожидал этого, что Сильвия чуть не уронила его. Он схватил ее за талию и попробовал отстранить от себя, но она обвила его шею обеими руками и припала губами к его рту.

Колин почувствовал, как Мерседес вся напряглась.

— Я пойду, — сказал он.

— Нет. Посмотри. Он ее отцепляет от себя.

Это слово очень точно отражало то, чем занимался Обри. Сильвия прилипла к нему, как ракушка к днищу корабля.

— «Таинственный» должен отплыть через четыре дня, — сказал Колин. — Хочешь, я скажу Обри, чтобы он отправился на день раньше?

— А он может это сделать? Колин кивнул:

— Один день ничьих планов не расстроит. Мерседес молчала, раздумывая над этим предложением. И тут они увидели, что Обри повернулся и пошел к дому. Сильвия продолжала стоять у балюстрады, и ее волосы светились под луной серебряным светом. Она смотрела вслед Обри, и Мерседес заметила, что в ее позе и осанке ничего не изменилось. Сильвия сжала плечи скорее от прохладного ночного ветерка, чем от подавленного настроения.

— Днем раньше, днем позже, — сказала Мерседес. — Не думаю, что это будет иметь какое-то значение. Обри правильно поймет тебя, если ты попросишь его снять жилье в Лондоне?

— Он поймет. Возможно, он даже будет благодарен тебе за такое предложение. Мне кажется, он просто не знает, что ему делать с Сильвией. Обри лучше чувствует себя с…

Мерседес подняла руку.

— Можешь не говорить мне. И вообще ты не имеешь права судить его. Я прекрасно помню Молли.

Колин без всякого предупреждения схватил Мерседес в объятия.

— Понятия не имею, кто это.

Не обращая внимания на ее протестующие вопли и хохот, Колин отнес ее к постели и бросил на смятые простыни. Она тут же подскочила и вся подобралась, ожидая, что он на нее накинется, но Колин невинно поднес ей стакан с водой.

— Спасибо, — сказала она. Она села, оперлась об изголовье и сделала несколько глотков. — И еще спасибо за то, что ты все понял насчет Обри. Я знаю, он твой друг. Мне страшно не хочется просить его уехать. И только…

Колин присел на край постели.

— Ничего не объясняй мне и не извиняйся, я все понял. Но боюсь, как бы мне не стать свирепым поборником правил хорошего тона: этакий раскаявшийся распутник.

Мерседес посмотрела на него с подозрением.

— А ты в самом деле такой?

— О чем ты меня спрашиваешь: что я исправился или что был распутником?

Мерседес протянула ему пустой стакан. Вопросительно подняв правую бровь, она окинула его скептическим взглядом.

— Наверное, о том и о другом.

— Я готов изгнать своего лучшего друга из Уэйборн-Парка, чтобы спасти Сильвию от самой себя, — заявил он. — Так что решай сама, исправился я или нет. А что касается распутника…

Его поцелуй был нежен, неспешен и полон страсти. Он не отрывался от нее так долго, что она была увлечена и даже несколько поражена его пылом.

— Я никогда им не был. — Он коснулся лбом ее лба и прошептал:

— Все, что я знаю о любви, я узнал от тебя.

От скептического взгляда не осталось и следа. Мерседес верила ему. Она выкинула из головы все сомнения и вся отдалась моменту и настроению. Обхватив руками его шею, она повалила его на подушку рядом с собой, чтобы преподать ему еще один урок любви.

Обри Джонс уехал на следующее утро. Он не чувствовал никакой враждебности ни к Колину, ни к Мерседес.

Колин пришел к нему, когда тот складывал свои вещи, уже решившись уехать.

Они обменялись лишь несколькими фразами. Все и так было ясно.

— Она должна побывать на лондонском сезоне, — сказал Обри, запихивая рубашки в чемодан. — Если она не встретит никого, кто поразит ее воображение, тогда…

Он пожал плечами и стал с остервенением набивать чемодан.

Колин заметил, что вещи Обри были теперь уложены так плотно, что места в чемодане хватило бы еще на два таких гардероба. Но он мудро промолчал.

— Я хочу передать с тобой письмо для Джоанны.

— Есть, сэр, — печально произнес Обри. — Мисс Ремингтон как раз ждет его. После того как я рассказал ей, что у тебя теперь есть жена… я думаю, она стала готовиться к этому. Куинси хотел, чтобы я вытащил тебя отсюда, но она была против.

— Значит, ты пойдешь в Китай один.

— И побью твой рекорд.

Колин в этом и не сомневался. У Обри Джонса будет причина спешить назад. Сильвия Лейден будет ждать его здесь. Лондонский сезон вряд ли способен отвлечь ее от выбранного курса.

— Я буду считать дни, — сказал Колин. — А уж деньги — тут все будет зависеть от тебя.

Для Обри Джонса ставки были еще выше.

— Я тоже буду считать их. — Он взял протянутую Колином руку в свою огромную ладонь и крепко стиснул ее. — Удачи тебе, капитан. Ты нашел здесь себе славное создание!

И он ушел прежде, чем Колин успел расчувствоваться. Сильвия узнала об отъезде Обри во время завтрака. Она ушла в свою комнату, и никакими мольбами и просьбами Хлоя и Мерседес не могли заставить ее выйти оттуда. Колин лишь радовался, что не попросили его вмешательства. Ему легче было бы выдержать зимний шторм в Атлантике, чем гнев этой молодой леди. По крайней мере, как бороться с гигантскими волнами и ледяным ветром, он знал лучше.

— Пережди непогоду, — сказал он Мерседес ближе к вечеру. — Убери паруса и отсидись в бухте, пока утихнет ветер.

Мерседес, улыбаясь, мягко погладила его по руке.

— Ты не обидишься, если я не последую твоему совету?

Колин не обиделся, а, наоборот, обрадовался.

— В общем-то я на это и рассчитывал. — Он взял маленький бутерброд с подноса, который служанка только что внесла в гостиную. — Если окажется, что я прав, то я чуть-чуть позлорадствую, если нет, то я могу быть спокоен, что ко мне больше никогда не обратятся за советом по такому поводу.

Его ответ произвел должное впечатление. Мерседес улыбалась. Колин был готов и впредь стараться в том же духе, лишь бы как можно чаще купаться в лучах ее неотразимой улыбки.