Мое образование (Книга Cнов)

Вскоре после этого приехали Клейн с женой и выбрали картины.

Я поехал на открытие выставки, где продали три картины.

Снова в Лоуренсе, у себя дома с двумя спальнями, я делаю заметки на каталожных карточках. Я написал: "Ив Клейн иногда поджигал свои холсты" (я тоже так поступал с деревянными скульптурами, и результаты иногда оказывались хорошими), -- когда приезжает Джеймс и говорит мне, что Галерея Клейна, фактически -- весь квартал, где располагалась галерея, сгорела до основания. Никаких свидетельств того, что к пожару имел отношение сам Клейн.

Следует помнить, что Ив -- не совсем имя, скорее обращение, вроде "мистер". Любой Клейн, любой маленький человек мог перепутать провода, бросить сигарету (не до конца погашенную) в мусорную корзину. Он приехал туда первым. Из огня спасся кот, его назвал Болидом и унес домой прохожий.

Немыслимо ведь, чтобы эти события были как-то связаны?

~~~

Засаленный вероломный Генерал, отрыгивающий чесноком сквозь золотые зубы. И стройный аристократ, культивирующий в себе Макиавелли.

– - Вы самый лучший солдат из всех, кого я покупал, но вы не научились подчиняться приказам.

– - Смотря каким приказам.

– - Нет, не смотря каким приказам -- вообще ни на что не смотря. Например, я говорю: "Ступайте и отрежьте хуй у капитана Эрнандеса, и принесите его мне в спичечном коробке, чтобы я смог показать своей бляди-жене, каким маленьким стал хуй ее ебаря..."

– - Мне за подобные услуги не платят.

– - А если оплата будет хороша?

– - Никакая оплата не сможет такого компенсировать.

– - Вот как? То, чего не сделает человек ни за какие деньги или иную выгоду, вроде власти или времени, -- это мера его стоимости. А человек такой ценности всегда опасен.

– - У вас есть повод сомневаться в моей преданности?

– - О нет. Именно преданность, принципы -- вот что делает вас опасным.

Раса людей без желудков, -- но некоторые носят пристегивающиеся. Освобожденные от функции питания, они настолько отточили кулинарное искусство, что до таких высот оно не поднималось со времен самой Римской империи... соединить печень рыбы фугу с печенью бразильской фруктоядной рыбы. И -- как только удалят ядовитые железы -- с крохотным синекольцевым осьминогом. Тщательно сбалансированная диета, не оставляет никаких отходов, вроде случайного хрящика... поэтому прямой кишке, освобожденной от необходимости испражнения, остается только развлекательная функция. Или же ее можно удалить в любое время хирургическим путем.

Такой обед может стоить свыше $5,000 на человека, а определенные особые блюда -- $20,000 за порцию. Нужно ли говорить что-то еще? Осмелюсь ли я сказать что-то еще?

(Самое смертоносное изображение -- это изображение ничего вообще. Цвета -- на месте, контрасты, но нет самого изображения, ничего нет. Отчаянно ищешь какое-нибудь лицо, какое-нибудь дерево, дом, -- а там ничего.)

Проходя по приподнятому тротуару, открываю дверь, ведущую в чью-то частную квартиру, пытаюсь выбраться в коридор за нею -- он-то место общественное. Обедаю с Л. Роном Хаббардом. Чтобы попасть туда, где едят, приходится подниматься по крутой лестнице. На нем двубортный жилет и широкий розовато-лиловый галстук. Он очень невозмутим и благопристоен.

У меня назначен визит к зубному врачу у Джока Жардана. Назначено на два, а сейчас без четверти три. В Консульстве США встречаю Мэри МакКарти(101) и говорю, что она хорошо выглядит -- это ложь, она выглядит ужасно. Стою в очереди к окошечку кассы, чтобы обналичить чеки -- на самом деле, у меня нет чеков.

"После такого знания -- какое прощение?" Элиот.

Древо Знания? Древо Знания неизбежно пожалует смертным познание разума Бога. Со временем. Шах и мат. Через три тысячи лет. Чтобы Господь разыграл свою козырную карту. Атомную Бомбу. Но разве не Сатана соблазнил Еву, чтобы она съела адамово яблоко, и их обоих изгнали? Сатана просчитался, иначе бы он не проиграл бой. И вот теперь Господь Бог, уподобляясь Кали, вынужден прибегнуть к сатанинскому оружию тотального разрушения. Он тоже просчитался. Он не предвидел вмешательства Посетителей. Результат: тотальная неразбериха. Это Сатана притворяется Богом, или Бог притворяется Сатаной? И то, и другое более или менее, в зависимости от точки зрения, которая смещается от одной миллисекунды к другой.

Сажусь в лифт. Два лифта друг напротив друга. Я не уверен, какой из них идет к офису ЦРУ -- или оба туда идут? Сажусь в тот, который от меня справа, и давлю на кнопку шестого этажа.

Выхожу у секретарского стола. За ним -- новая девушка. Протягивает мне карточку, на которой я должен изложить цель своего посещения, и велит мне подождать. Мне -- ждать!!??

– - Я -- Уильям Берроуз. Я не обязан никого ждать!

Смятенное бормотание. Тут явно произошли какие-то перемены. Она вводит меня в небольшой кабинет, устланный коричневым ковром. Один стол. Один стул.

– - Мистер Фергюсон сейчас будет.

Ко мне уже поступают сигналы опасности, громко и ясно. Пробую дверь, в которую вошел. Заперта. В любую секунду ожидаю шипения отравляющего газа. Пробую другую дверь -- в конце очень маленькой прихожей, не больше чулана. Металлическая ручка резной формы. Открыто.

Выхожу сквозь лабиринт комнат и коридоров. Тут и там -- лифты.

– - Что за черт, они даже не знают, кто я такой.
– - А кто вы такой? Директор Директоров. Кому-то не хотелось, чтобы я видел, кто был у него в кабинете. Подбираю то, что напоминает недоделанное оружие. Трубка с присоединенным к одному концу цилиндром.

Ну вот, когда мне было года четыре или пять, у меня был маленький золотой ножик, и я, бывало, сосал его, чтобы ощутить вкус стали. Сложенный, конечно, -- трепетный стальной привкус. Кончилось тем, что я этот ножик проглотил -- но не стал подымать шума (и он вышел сам -- три дня спустя). Как бы то ни было, этот металлический привкус во рту стал первым признаком болезни.

Металлическая Хворь, она же -- Cтальная Болезнь. Сначала вкус замечательный, затем уже не так хорошо, а потом начинает саднить и болеть, десны и язык покрываются язвами, из которых сочится что-то похожее на ртуть или жидкий припой, а один врач сказал, что запах такой, как пах бы гнилой припой, если бы он мог гнить до самой кровоточащей кости. Первыми разлагаются зубы, десны и язык, затем -- гортань и нос. Дальше больной испражняется кровавым припоем с клочками внутренностей и выблевывает свои фосфоресцирующие кишки. Болезнь протекает примерно за три дня или меньше.

Площадка -- Портовый Музей Гарри в Гамбурге. Он занимает четыре этажа всякого мусора, который Гарри собирал много лет у моряков и посетителей. Морские раковины, ножи, маски, картинки, книги, журналы, кристаллы, чучела животных -- от крыс до медведей и верблюдов, беспризорные кошки, которые гадят на полки, по всем лестницам и рампам, гоняются за мышами и крысами и глодают экспонаты. Всепроникающая вонь кошачьих и мышиных мочи и экскрементов и разлагающихся животных впитывается в одежду. Все продается, если кто-то захочет купить.

Во сне длинная стойка бара из заржавленной листовой жести бежит вдоль всего фасада музея сразу как входишь. Мы с Джеймсом стоим у стойки. К концу стойки нас постоянно подталкивает наглый юный кокни. (Кроме нас в баре никого нет.) Наконец, я выхватываю полуавтоматический "кольт" карманной модели -- 1903 и сую ему под нос. Он издает, как все кокни, звуки смятения и поражения:

– - А -- э -- другие правила...
– - и отваливает в сторону.

Мы с Джеймсом собираемся посмотреть пьесу "Серая гильдия". Грэм Грин? По фасаду музея -- двери из ржавого металла во вмятинах, испещрены разломами и дырами. Снаружи пацаны-кокни колотят в дверь, требуя, чтобы их впустили. Мы с Джеймсом уходим, а толпа ист-эндской швали врывается внутрь.