Мое открытие Москвы: Новеллы

Многое из того, что некогда находилось в Оружейной, разошлось по миру. Делались щедрые подарки, наступали военные лихолетья, ясное московское небо застилали грозовые тучи… То, что показывается в витринах и лежит в запасниках-кладовых, настолько обширно и прекрасно, так очаровывает красотой,что ни в сказке сказать, пи пером описать.

Постоим в раздумье только перед некоторыми дарами веков.

…Среди былинных киевских богатырей едва ли не самый привлекательный Добрыня Никитич, наделенный совершенными чертами. Он мужествен, силен, обходителен, умеет держать себя («поклон ведет по-ученому»), он может потешить пирующих искусной игрой на гуслях. Когда же Добрыня приходит к родной матери «прикручинивши», то она его утешает, говоря, что породила его «силой в Илью Муромца, смелостью в Алешу Поповича, красотой в Самсона-богатыря». Почему здесь, в Оружейной палате, вспомнилось о ловком киевском хоробре, пировавшем за одним столом с Владимиром Красное Солнышко? Все великое просто. Перед нами - шлем самого Добрыни.

ШЛЕМ КНЯЗЯ ЯРОСЛАВА ВСЕВОЛОДОВИЧА. НАЧАЛО XIII ВЕКА.

Есть во Владимирском Ополье город Юрьев-Польский, младший брат Москвы, основанный Юрием Долгоруким. Крестьянин, собиравший грибы в лесу на берегу Колокши, набрел на замшелый предмет, лежавший под пнем. Когда находку расчистили, то перед глазами предстал воинский шлем, украшенный чеканным и золоченым серебром, а надпись гласила, что принадлежал он переяслав-залесскому князю Ярославу Всеволодовичу, участнику междоусобной Липицкой битвы владимиро-суздальцев с новгородцами. Было это в 1216 году, в злосчастном XIII веке. Среди участников битвы мы видим Мстислава, вошедшего в летописные повествования под именем Удалого. Но прославился он не в этой битве. Шлем на поле боя оставил Ярослав, один из сыновей Всеволода Большое Гнездо, отец Александра Невского. Есть и предположение, что шлем по каким-либо причинам мог быть спрятанным еще до битвы, а потом - в горячке событий - он так и остался лежать в укромном месте. Ярославу Всеволодовичу было от чего потерять голову. Он оказался в положении, про которое летописец меланхолически заметил: «Шелом спаде с него…» Новгородцы бились В пешем строю и основательно потеснили Ярослава и его союзников - побоище было кровавое и страшное и, в общем-то, бессмысленное. Брат шел на брата… Около шестисот лет пролежал шлем в поле, заросшем постепенно густым лесом… В богатейшей коллекции до-спехов-касок Оружейной палаты он патриарх. Когда художник Виктор Михайлович Васнецов стал писать «Трех богатырей» - На это, кстати говоря, его вдохновил образ Кремля, - то он, стараясь сочетать эпичность с исторической подлинностью, изобразил сидящего на коне Добрыню Никитича в шлеме, который некогда сверкал и грозных сечах. Знатоки считают, что Ярослав Всеволодович воевал и шлеме, изготовленном задолго до Липицкой битвы, - быть может, и в самом деле эта оборонительная шапка побывала на голове у одного из былинных богатырей. Как не обратить внимание на грифонов, цветы и травы, высеченные на шлеме и напоминающие каменные маски на Георгиевском соборе, что в Юрьеве-Польском!

Изобразив на своем полотне шишак, помнящий сыновей Всеволода Большое Гнездо - славного героя «Слова о полку Игореве», - Васнецов дал древнерусскому шлему новую жизнь. Не забудем, что «Три богатыря» - одно из самых народных произведений и мало творений живописи с ним могут сравниться. В годы Великой Отечественной войны репродукции васнецовской картины были размножены в огромном количестве экземпляров, висели в казармах, призывных пунктах, на вокзалах… И не случайно в пору гражданской войны шишак обрел новое бытие, послужив прообразом красноармейского шлема-буденовки. История поистине повторяется.

Дело, конечно, не в том, что в счастливую минуту шапка-богатырка попалась на глаза Виктору Михайловичу. В каком музее нет доспехов… Важно нечто более существенное. Васнецов любил говорить о том, что на него влиял московский воздух, московские люди, помогали, вдохновляли и картины Кремля, и кряжистые абрамцевские дубы: «Это ведь наша матушка-Русь! Ее, как и дубы, голыми руками не возьмешь! Не страшны ей ни метели, ни ураганы, ни пронесшиеся столетия!»

Крестики, иконки, вырезанные из камня или дерева, крохотные мощевики - современники темной ночи, которая нависла над Русью, когда под конскими копытами были растоптаны Киев, Владимир, Рязань, - многострадальная земля наша, лежавшая в развалинах, покрытая пеплом, пропитанная кровью, спасла Западную Европу от нашествия кочевников, чьи орды напоминали стихийное бедствие.

ПОТИР. НОВГОРОД. XIV ВЕК

Бытовыми и охотничьими сценками украшена рогатина тверского великого князя Бориса Александровича, породнившегося с московским князем. Смысл изображений таинствен, как и разноречивые толкования каменных накладных изображений на владимирских храмах. Новгородский потир-чаша, относящийся к 1329 году, украшенный самоцветами, - эхо блистательной жизни Господина Великого Новгорода, знавшего превосходных мастеров-ювелиров и торговавшего со всем тогдашним миром.

…Пойдем дальше. Живое дыхание истории ощутимо здесь, в этих тихих залах, как нигде. Вот кольчуга - защитная рубашка из металлических колец. Ее надевал сам Ермак Тимофеевич.

Защищая владения Строгановых, выдвинутые на берега Оби и Иртыша, Ермак стал предводителем похода, приведшего к падению ханства Кучума, - путь в Сибирь навсегда был открыт. Великое историческое деяние совершалось народом на свой страх и риск. Когда пришел успех, Иван Грозный прислал Ермаку Тимофеевичу 500 стрельцов да железную кольчугу. Оборонительный доспех был непростой - Москва отлично помнила, что в этих кольцах воевал знаменитый князь Петр Иванович Шуйский, участник Казанского и Ливонских походов. Получить простому казаку княжеский доспех было куда как лестно… Среди народных героев Ермак - один из самых любимых. В годину Великой Отечественной в оборонном долгом сидении или на привалах редко обходилось без того, чтобы не вспомнил запевала о том, как «на диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой». В памяти народной сохранилось и то, что Ермак выступил в поход за Урал-Камень с немногочисленным отрядом храбрецов. Отсюда поговорка: «Семеро пойдут - Сибирь найдут». Позднее, много позднее, Суворов разъяснит ее так: «Воюют не числом, а умением». Разглядывая железную рубашку, быть может хранящую следы стрел Кучума, раздумываешь: не в этой ли кольчуге (вес ее больше пуда) плыл израненный казак, пытаясь добраться до струга? Историки считают, что Ермак утонул в реке Вагас, но у народа своя память - он упрямо поет: «На диком бреге Иртыша…» После смерти Ермака, гласит предание, кольчуга попала в руки кочевников и вернулась в Москву после длительных приключений. Всего одна вещь, а какие страницы жизни отсвечивают в железных кольцах! Есть в палате и три (намени Ермака Тимофеевича, напоминающие о великом походе наших предков в Сибирь. На двух из них изображены лев и единорог, готовые к бою.

КОЛЬЧУГА КНЯЗЯ П. И. ШУЙСКОГО ЖЕЛЕЗО. СЕРЕДИНА XVI ВЕКА

Оружейная хранит изделия тех, кому она обязана всесветной своей славой. В числе самых первых должен быть назван «самопального и латного дела» мастер Никита Давыдов, бронник, оружейник, златокуз-нец, родом из Мурома, что на Оке. Полвека трудился земляк Ильи Муромца, потомственный кузнец, создавая шлемы, кольчуги, панцири, копья, мечи, искусно украшая изделия, предназначенные для парадных выходов, золотыми узорами, драгоценными камнями. Ему также принадлежали зерцала - полировавшиеся до блеска металлические пластинки для защиты груди, спины, боков от ударов холодным оружием. Среди творений Никиты Давыдова - шапка Иерихонская, золотой парадный шлем, поверхность которого расчеканена орнаментом из корон и трав, а в гнездах сияют драгоценные камни. Почему стальной головной убор связывался в своем наименовании с Иерихоном? Уже говорилось, что средневековье любило обозначать окружающее языком библейских понятий. Иерихон - город, расположенный на западном берегу реки Иордан, в нескольких часах ходьбы от Иерусалима. Согласно преданию, стены Иерихона отличались нерушимой крепостью, но и они сами собой пали, когда издали громогласные звуки трубы воинов, ведших осаду. Художники любили изображать на миниатюрах или на стенах зданий рушащиеся стены, трубы, воинов в шлемах конической формы… Со временем выражение «труба иерихонская» стало обозначением громкого голоса или звука, а «шапкой иерихонской» называли прадеды островерхий парадный шлем.

ШЛЕМ («ШАПКА ИЕРИХОНСКАЯ») РАБОТЫ Н. ДАВЫДОВА

Обычно мы не знаем имен мастеров. История не только сохранила имя родоначальника русских оружейников, но до нас дошли сведения о разнообразных обстоятельствах его жизни. Давыдов прослыл таким искусником, что его посылали за море, он ездил в Царьград - редчайшая честь для муромского кузнеца! За полвека, проведенные в Оружейной, он обучил множество мастеров. Хранится челобитная Никиты Давыдова, донесшая до нас красоту и силу старинной русской речи: «В нонешнем… [1648] судом божием сына моего Любимка Не стало, а ныне государь есть у меня богом данный мне сыничка, купленный татарчонок Мишка. Купил я холоп твой его Мишку на Дону маленька в те поры как был на Вашей государевой службе и Парьграде и привез к Москве и крестил и научил его своему рукоделию…» И далее Никита просит царя определить Мишку на Любим кино место. Что и говорить, документ огромной силы - за строками челобитной судьба человека и мастера.

Примечательный отзвук эпохи Смуты - сабли народных героев, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, чья рать в свое время двинулась от берегов Волги, от Костромы и Ярославля освобождать Москву. Проста сабля Кузьмы Минина, как прост был посадский человек, бросивший некогда в Нижнем Новгороде всенародный клич освобождения. Если в былые годы Москва не раз грудью вставала на защиту Нижнего и других понизовских земель, то теперь Волга протянула руку помощи Москве. На сабельном лезвии - зазубрины: не раз Кузьма Захарович с этой вот, теперь недвижно дремлющей саблей бросался в горячие схватки. Желтые пятна на белой рукоятке тоже следы времени. Существует предание, что Минин подарил саблю Троице-Сергиеву монастырю, сыгравшему героическую роль в ту пору, на память о событиях, которые не должны забываться. Холоден персидский булат сабли Дмитрия Пожарского, тоже зазубренной, с серебряной рукоятью, слегка поврежденной, - оружие не пребывало в праздности.

САБЛИ К. МИНИНА И Д. ПОЖАРСКОГО.

РЕЛЬЕФ «ЦАРСКОГО МЕСТА» ИВАНА ГРОЗНОГО В УСПЕНСКОМ СОБОРЕ МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ XVI ВЕК.

Самая и всесветно знаменитая регалия Оружейной палаты - шапка Мономаха, коронационный венец, которым венчались на царство великие московские князья и цари. Она сама по себе - памятник русской истории. О ней, золотой, убранной драгоценными камнями и жемчугом, отороченной собольим мехом, вспоминает в пушкинской трагедии Борис Годунов, восклицая в сердцах: «Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!» Мало кто видел этот головной убор, но знали о нем все, ибо он символизировал власть. История его окутана легендами, преданиями и сказаниями. По существовавшей молве, венец из Византии в Киев прислал император Константин своему внуку Владимиру Мономаху как символ власти. Этот сюжет изображен был в резных клеймах «царского места» в Успенском соборе Московского Кремля, на так называемом Мономаховом троне.

Когда глядишь на холодный свет, излучаемый камнями венца, невольно думаешь о честолюбцах, домогавшихся шапки, обладавшей свойством вести к погибели тех, кто протягивал к ней руки. Теперь, рассматривая венец, воспринимаешь его скорее через художественное стекло старой книжности. Москва со времен Василия III увлекалась «Сказанием о князьях Владимирских», где рассказывалось

О походе Владимира Мономаха во Фракию, о том, как попали в Киев ожерелья-бармы, золотая цепь и шапка, принадлежавшая некогда римским кесарям. Можно представить, как давила она голову Бориса Годунова, решившегося ради нее на «углицкое дело»; она привела к погибели сына Бориса Федора и сделала несчастной его дочь Ксению. «Сказание» не было просто красочным преданием. Оно открывало «перед московскими князьями заманчивую даль, на горизонте которой рисовалось блестящее марево всемирной власти; в шапке Мономаха и в «крабице», из которой «Август кесарь веселяшеся», им виделся символический залог будущего необъятного величия Москвы». Отсюда был один шаг до мысли о том, что Москва - это третий Рим. Ведь пал Древний Рим, был осужден за грехи и также пал «второй Рим» - Константинополь, а мировым городом должна была, согласно средневековому воззрению, стать Москва. Жизнь оказалась куда сложнее, но давние слова нельзя не вспомнить, рассматривая знаменитую шапку.