Моё прекрасное безумие

Энни за всё это время не проронила не слова, ни на миллиметр не пошевелила телом. Но когда за главврачихой захлопнулось дверь, она не выдержала и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. Но плач длился не долго. Через несколько минут она подняла совершенно сухое лицо, не выражавшее совсершенно никаких эмоций и произнесла:

— Мама права. Я слабая.

***

С этого дня всё полетело к чертям. Энни забросила рисование, а все рисунки отдала Финнику в аккуратной папке, которую когда-то он принёс ей совершенно новой и чистой. Она снова часами сидела на кровати, уставившись в одну точку, а кошмары случались по нескольку раз за ночь. Финника это мучало. За то время до приезда матери Энни он успел не просто привязаться к девушке и поверить в то, что когда-нибудь её можно будет вылечить. Он смог полюбить её. Полюбить всем сердцем, как ещё никого в своей жизни.

По ночам, когда ему не надо было дежурить, он допоздна сидел в кресле у камина и смотрел на огонь. Миа заметила, что с её братом что-то не так. Несколько дней она добивалась объяснения, но потом Финник не выдержал. Рассказал ей всё. Об Энни, о рисовании, о том чувстве на букву «Л», которого ещё не испытывал ни к кому в своей жизни, о том дне, когда всё снова сломалось, и о том, что теперь всё очень плохо. Он понимал, что всё равно это бы ничем не закончилось, но надежда на лучшее всегда есть у людей, не правда ли? Всегда мы хотим чего-то невозможного, а потом, когда жестокая реальность обламывает крылья нашей мечте, что-то ломается и внутри нас.

***

Всё произошло слишком быстро и как в тумане. Финник даже не особо понимал, что происходит. Только какими-то отрывками. Вот в ночи звонит телефон и женский голос сообщает: «Смерть от передозировки лекарственными препаратами». Вот Одэйр подбегает к дверям больницы, входит внутрь и встречает заплаканную Роуз. Видит её тело в морге, такое маленькое, спокойное, как будто Энни не умерла, просто заснула, спокойно, мирно и без кошмаров. Кричит на приехавшую мать, что та во всём виновата, а она смотрит на него с каменным лицом, как будто бы только что не её дочь покончила с собой. Та телефонная трель ознаменовала конец мира, к которому так привязался Финник за два месяца, мира, который он полюбил.

На похороны Одэйр не пришёл. Он не хотел видеть людей. Никого не хотел видеть, а особенно миссис Кресту, хотя что-то всё равно подсказывало ему, что та не придёт.

Последним утешением для себя в тот день стала папка с рисунками Энни. После того, как они оказались дома у Финника, он не разу её не открыл — не до того было. Некоторые рисунки он уже видел, даже присутствовал при их создании, некоторые стали для него новыми. Но внезапно из общей кучи выпал один листок, меньше остальных по размеру. На нём не было рисунка, только строчки, написанные аккуратным, красивым почерком.

Дорогой Финник,

Да, именно дорогой, потому что в последнее время кроме тебя, у меня не осталось дорогих людей.

Я знаю, что ты прочитаешь это письмо, когда меня уже не будет в живых. До этого у тебя не будет для этого времени.

Может быть, взяв это в руки, ты подумаешь, что я виню тебя, но это не так. Я не виню тебя, Финник Одэйр.

Ты был самым прекрасным, что случилось в моей жизни. Моим прекрасным безумием. Потому что безумием было влюбляться в тебя, зная, что скоро всё закончится именно так, как сейчас.

Да, я влюблена в тебя, Финник. Но я не могла тебе этого сказать, пока была жива. Психиатр и пациентка не могут быть вместе.

Мне трудно уходить, но я должна это сделать, пока не стало только хуже. Хотя вряд ли есть куда.

Прощай, Финник Одэйр.

Любящая тебя до последнего вздоха,

Энни Креста