Мое простое счастье

Рэй снова посмотрел на меня:

– Вы с Гриффом друзья?

Я улыбнулась «Гриффу», который уже наливал мне бурбон – двойную порцию с целой кучей соли.

– Конечно!

– Ну, тогда ладно. – Рэй накинул куртку на плечи и пошел к выходу. – До скорого!

Я посмотрела на Гриффина: он поднял свой стакан и наклонил его в мою сторону.

– Ну что, теперь вы рады, что я все-таки не Рэй?

– Очень, – ответила я и тоже наклонила свой стакан в его сторону.

Я сделала долгий, медленный глоток. Теплый бурбон обжег мне горло.

– Красивое платье, – сказал Гриффин. – Тут он прав.

– Не обманывайтесь, – отмахнулась я. – Это волшебное платье.

– Боюсь, не совсем понимаю.

– Что-то вроде миража, – объяснила я. – Но мне нечего было надеть, кроме этого платья и ядовито-розового кимоно, в которое я больше не влезаю… И, если честно, не уверена, что вообще когда-нибудь влезала.

Он засмеялся. Разве я сказала что-то смешное?.. Видимо, да. Гриффин обошел стойку и указал на соседний табурет:

– Можно? Так будет больше похоже на правду, что мы с вами знакомы.

– На случай, если Рэй вернется? – с улыбкой спросила я.

Он тоже улыбнулся, и ямочка у него на подбородке стала еще заметнее.

– Именно.

Я похлопала по соседнему табурету:

– Присаживайтесь.

Гриффин сел и повернулся ко мне лицом. Только тут я заметила, что ярко-зеленая куртка, которую он успел расстегнуть, это форменная куртка повара. На кармане белыми нитками было вышито: «Шеф-повар».

– Погодите-ка, вы что, шеф-повар?

Гриффин посмотрел на свою куртку и потянул за вышитую надпись на кармане.

– Разве? – шутливо спросил он, парадируя мой удивленный тон. – Ух ты… Видимо, шеф-повар, раз тут так написано.

– Извините… просто… вы стояли за стойкой, и я решила, что днем вы подрабатываете здесь барменом… ну, или скорее ночью… я думала, вы актер.

– Что же навело вас на такую мысль?

«Во-первых, ваши глаза», – хотелось мне ответить, но это прозвучало бы как грубая лесть, и я сказала:

– Видимо, у меня просто богатая фантазия.

Он улыбнулся:

– В последний раз я выходил на сцену в старшей школе, когда мы ставили «Пижамную игру» [4] .

4

«Пижамная игра» – мюзикл по роману Ричарда Биссела «Семь с половиной центов». Премьера состоялась в 1954 году.

– Обожаю «Пижамную игру».

– Наша версия вам бы не понравилась, уж поверьте.

– А теперь вы работаете здесь поваром?

– Временно, по крайней мере. Постоянный шеф-повар, Лиза, ушла в декрет, и я ее замещаю. Раньше работал в ресторане той же компании в Беркширских холмах, милях в двадцати от Стокбриджа. Называется «Мейбеллинс».

– Я знаю Стокбридж – была там в прошлом году. Вернее, рядом – в Грейт-Баррингтоне. Ездила туда по работе. Если бы знала, то заглянула бы к вам в ресторан и написала про него. Я репортер, веду колонку о путешествиях «Сто открытий». Хотя статья была посвящена Грейт-Баррингтону и мне вряд ли разрешили бы о вас написать – в тот раз по крайней мере…

Поток моего красноречия наконец-то иссяк. Гриффин, склонив голову набок, удивленно смотрел на меня.

– Извините, – сказала я. – Я несколько дней почти не сплю, поэтому и говорю слишком много.

Он приблизил руку к моему лицу, почти касаясь пальцами щеки:

– Но у вас вот тут след от подушки.

Я ощутила холодок в том месте, до которого он чуть было не дотронулся, и инстинктивно заслонила лицо рукой.

– Это долгая история.

– Даже не сомневаюсь, – рассмеялся Гриффин.

– Значит, в «Мейбеллинс» вы больше не работаете?

– Нет. Вообще-то следующей зимой я собираюсь вернуться в Массачусетс и открыть собственный ресторан в Уильямсберге…

Я растерянно посмотрела на него, пытаясь понять, не ослышалась ли.

– Как вы сказали: в Уильямстауне?

Мне вспомнился этот очаровательный городок в Беркширских холмах, где летом проводят чудесный театральный фестиваль. В Уильямстауне находится Институт искусств Стерлинга и Франсины Кларк. А еще там я писала один из первых репортажей для «Ста открытий».

– Нет, в Уильямсберге. Но всем слышится «Уильямстаун» – тут вы не одиноки. Это примерно в часе езды оттуда, в Долине пионеров. Я вырос в Уильямсберге, поэтому и открываю там ресторан.

– Здорово.

Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ:

– Рад, что вы так думаете. Может, приедете как-нибудь и напишете о моем новом ресторане – в обмен на этот бурбон?

– Договорились.

Гриффин перегнулся через стойку, взял бутылку и налил нам обоим еще немного. Я с удивлением отметила, что бутылка заметно опустела.

– Ну что, может, расскажете? – спросил Гриффин.

Я растерянно взглянула на него.

– Долгую историю про след от подушки, – пояснил он.

– Ах, об этом… – Я пожала плечами, не зная, как лучше выразиться. – Последнее время я сама на себя не похожа.

Гриффин сделал долгий глоток, обдумывая мои слова. Только тут я заметила у него на запястье татуировку – якорь, вернее, половину якоря – рисунок резко обрывался, и одного рога не хватало.

И тут я сделала нечто странное – первый поступок, который доказывал, что я и правда сама на себя не похожа. Я дотронулась до нее – дотронулась до татуировки и провела пальцами по ее контуру. Ну разве это нормально? Но в тот момент это почему-то казалось нормальным. Гриффин никак не отреагировал – просто опустил взгляд и наблюдал, как мой палец скользит по тому месту, где рисунок резко обрывается, по незаконченной части, части со знаком минус.

– С этой татуировкой связана одна история, – сказал он. – Только не уверен, что ее можно назвать хорошей.

– История про бывшую девушку?

– Про бывшую девушку, мой восемнадцатый день рождения и долгую ночь в тату-салоне в Канаде.

– Вы решили разделить якорь? Что-то вроде парных подвесок для влюбленных?

Он покачал головой и указал на меня рукой:

– Как раз на такой случай у меня есть одно прекрасное правило.

– Какое?

– Никогда не говорить с женщиной о других женщинах.

Я рассмеялась:

– Ясно. Ну а если новая девушка хочет узнать о ваших бывших? О тех, кто был до нее? Как вы тогда выкручиваетесь?

– Я рассказываю ей две истории – самую лучшую и самую худшую. Что же до остального… Некоторые любят откровенничать о прошлом – якобы сближает. А по-моему, это нечестно.

Я налила себе последний стакан, одновременно пытаясь понять, что имеет в виду Гриффин.

– Нечестно по отношению к бывшей девушке?

– По отношению ко всем. Ты словно живешь в прошлом, еще и в искаженной его версии. Любое событие мы по-настоящему помним только пять лет. Потом в мозгу остается лишь воспоминание о событии, но не само событие, а еще через пять лет – воспоминание о воспоминании. Понимаете, что я хочу сказать?