Мое счастливое детство

И что? Ничего так и не останется. Мои внуки, близкие, друзья так и не узнают, как жил неизвестный и не знаменитый. То есть не Познер или Розовский, а просто мальчик.

Простой советский мальчик, родители которого таки из «штеттла», что в Белоруссии или на Смоленщине.

* * *

И я решился. «Надо ввязаться, а там судьба решит» (Наполеон).

Насчет смелости и судьбы – не знаю, а вот ввязаться – решил. Тем более что увидел – оказалось, мемуары мне писать – да не очень-то сложно.

Я просмотрел свои книги, тираж которых, кстати, уже заканчивается, и с удивлением обнаружил, что масса рассказов о том-сем на самом деле – о себе. Моих друзьях. О жизни в СССР во времена недавние, но уже далекие. И решился. Вперед.

Техника изложения

Техника написания мемуарных сведений и различного рода происшествий у всех, конечно, разная. Одни увлекаются описанием родных и близких. Благо теперь бояться нечего, и оказалось, что у многих папы-мамы, дедушки-бабушки, тети-дяди находились в титулах весьма достойных. То есть были и графья, и князья, а уж баронов – так просто пруд пруди.

Другие делают упор на людей знаменитых. И в основном, как они с ними ели-пили. Особенно – пили.

Третьи описывают жизнь страны обитания – в целом и на этом фоне – их воздействие на улучшение этой жизни.

Я пришел к неутешительному выводу – увы, и знаменитых людей я не могу привлечь, и тайных графьев-князьев не удастся разыскать, и политических изменений от результатов моей жизнедеятельности в стране СССР тоже не произошло.

Но все равно, уже появилось упрямство – ведь масса народа в мире состоит из простых особей. И они тоже хотят счастья, здоровья, успеха, как и персоны важные. И что бы делала страна без простых людей.

Вот им, простым, я эти мемуары и посвящаю.

Не могу не привести здесь стихотворение Е. Евтушенко. Оно – в том числе и обо мне.

Людей неинтересных в мире нет.Их судьбы – как истории планет.У каждой все особое, свое,и нет планет, похожих на нее.А если кто-то незаметно жили с этой незаметностью дружил,он интересен был среди людейсамой неинтересностью своей.У каждого – свой тайный личный мир.Есть в мире этом самый лучший миг.Есть в мире этом самый страшный час,но это все неведомо для нас.И если умирает человек,с ним умирает первый его снег,и первый поцелуй, и первый бой…Все это забирает он с собой.Да, остаются книги и мосты,машины и художников холсты,да, многому остаться суждено,но что-то ведь уходит все равно!Таков закон безжалостной игры.Не люди умирают, а миры.Людей мы помним, грешных и земных.А что мы знали, в сущности, о них?Что знаем мы про братьев, про друзей,что знаем о единственной своей?И про отца родного своегомы, зная все, не знаем ничего.Уходят люди… Их не возвратить.Их тайные миры не возродить.И каждый раз мне хочется опятьот этой невозвратности кричать.Е. Евтушенко, 1961

Благодарность

Моей жене Элеоноре – за дружеское участие и дискуссии, которые, безусловно, улучшили текст.

Ольге Орловой – за критическое осмысление текста.

Ирине Володиной – постоянно превращающей мои рукописи в нечто читаемое.

Дабы не утомлять уважаемого читателя, я решил описывать различные, особенно памятные, а иногда и повлиявшие на становление характера, эпизоды жизни. А они, эти эпизоды, и отражают, собственно, весь быт в СССР. Различный. Зачастую и не совсем страшный, как его иногда разрисовывают.

А уж в детстве да в юном возрасте – и вовсе даже счастливый. Хотя! Беды хватало – была война!

И мы, дети тридцатых годов рождения, хлебнули ее в полной мере.

Так что читатель может узнать, каково это все было. Детство! Счастливое!

По улице Карла Маркса, от Земляного Вала до Разгуляя

Как оно быстро бежит. Мчится. Просто как птица-тройка. Или, как говорит мой приятель Женя Швец из Хотькова:

«Жизнь течет,Жизнь катится.Кто не куритИ не пьет,Тот спохватится».

Вот так, не успеешь оглянуться – ты уже женат. Второй раз оглянулся… женат опять. Еще немного помедлил – дети. Разного темперамента, образования, интересов.

Чуть зазевался – уже внуки. Ну, думаешь, внуки-то здесь при чем. А внуки тебя без зазрения зовут дедом.

Уже осторожно гуляешь в парке. Спрашиваешь у девушки, как, мол, пройти туда-то. А она в ответ: «Поверните налево, папик». Приходит юбилей – а тут, пожалуйста, – правнуки.

Нет, на самом деле, жизнь течет, летит, катится. (Иногда кажется – под откос.) А как тормозить?

Я стою в самом начале улицы Карла Маркса. Сейчас – январь 2021 года. Новый век! Мне кажется, что со мной снова мои школьные друзья и дворовые товарищи: Женька, Лешка, Игорь, Сашка. Прошло 60 лет, как мы окончили 346-ю мужскую школу, что в Токмаковом переулке, а кажется, что это было вчера и что мы снова все вместе идем куда-то, скорее всего играть в футбол. За моей спиной – Земляной Вал, и слева, там, где площадь с якорем и кинотеатр «Новороссийск», должны быть несколько двухэтажных домов. В угловом – магазин-бакалея и гастрономия, а далее, на втором этаже – наш любимый кинотеатр «Спартак».

В самом начале улицы – дом новый, правда, довоенной постройки, № 4, в нем – аптека, которая, к моему удивлению, сохранилась и до сих пор.

Дальше, в самом начале улицы, стоят в ряд перед мостом несколько двухэтажных домов. В одном из них, доме № 6, до сих пор находится часовая мастерская. Я ее очень хорошо помню. Помню, как в 1939–1940 годах я часами простаивал у витрины, за которой священнодействовали мастера. Они привыкли меня видеть, да и няне, очевидно, было удобно – стоит себе спокойно ребенок и при деле. Мастера посмеивались – быть пацану часовых дел мастером.

А дальше, через железнодорожный мост, в доме № 10, нужно было пройти под арку во двор, и во втором доме по деревянной лестнице попадаешь в квартиру Леши Барбашинского (уже давно он сменил эту фамилию и стал зваться Бельцовым).

Леша жил совершенно один, в одной комнате двухкомнатной старой квартиры. Помню, мы с ним ходили на склады у Курского вокзала, где ему выписывали дрова, на санках эти дрова везли до дома, сгружали в сарай. Так вот, Леша жил совершенно один, и это было так привлекательно: прийти вечером, зимой, он топит печку, и я веду беседу, и пьем чай и т. п. Теперь я думаю, что Лешины родители погибли в мрачные времена, но тогда мы не очень-то этим интересовались (наша инфантильность, плавно переходящая в черствость). Недаром даже сейчас я с удивлением замечаю, что мои старинные друзья совсем не интересуются моим теперешним проживанием. Ленивы мы и не любопытны.

К Леше, в силу его «семейного положения», в школе наши учителя (дай Бог им здоровья и вечная им память) относились с большим вниманием и теплотой. Мы учились в мужской школе и с девочками очень-то не встречались, то есть вообще не встречались. Но вот в десятом классе Леша влюбился в девочку из соседней, естественно, школы. Кажется, ее звали Гита. Я ее видел один или два раза. Красивая. Темные волосы. Похожа на красивую грузинку. Конечно, эта любовь ничем не кончилась. Я встретил Лешу у своего дома в 1960-е годы. Леша был женат на Тоне, у него были дети. Я затащил его к себе, нашлась бутылка вина. То-се, воспоминания. Но что меня поразило, он весь вечер говорил только о Гите. Все вспоминал их встречи. Тогда я уже был взрослее, и уколола меня зависть и какая-то печаль нашла – а ведь это, вероятно, и есть настоящая любовь, которую, увы, не каждому довелось испытать.