Моё сердце в тебе бьётся

Смотреть-то на это было противно. Что уж говорить про остальное?

– Чего уставилась, Килька? – фыркнула, проходя мимо меня, первая красавица класса Алла Курочкина.

Говорящая фамилия так-то. Ну, вы понимаете.

– Завидуешь? Слюни подотри, тебе там ничего не светит, - проинформировала она меня сразу, как только закончила обжиматься с Соболевским на входе в женскую раздевалку.

Я тут же опустила глаза. Лучше не нарываться. Маленького и беззащитного обидеть проще всего, и я это прекрасно понимала. Глупые и неполноценные люди, вот такие, как эта Курочкина, самоутверждаются за счет таких как я. И в ситуации, когда на тебя нападает такой противник нужно просто быть умнее – дать ему подумать, что ты пасуешь перед ним. Что он герой, а ты какашка.

Так случилось и сейчас.

– О, наша Доска по Соболю что ли сохнет? – взвизгнула ее подружка Ника Ткачева.

Господи, прости! Откуда такие выводы?

– Куда ей еще сохнуть-то? И так уже как скелетина? – фыркнула Курочкина.

– Почему как? – потянула еще одна их подружка Дина Кабаева, и дружный хохот всей женской раздевалки заполнил маленькое помещение.

А я так и сидела, понурив голову и смотрела в потрескавшуюся коричневую краску, коей был окрашен пол, пока вокруг творилась вакханалия. И я лишь молилась, чтобы все наконец-то уже закончили со мной и переодеванием, а потому оставили меня одну, чтобы и я смогла спокойно сменить школьную форму на спортивную.

– Но губа у нашей Кильки не дура, - в цвет ржал кто-то. А я даже уже не разбирала кто, все для меня слилось в мешанину повизгиваний и криков.

– Соболя стошнит, если он узнает, что Доска на него запала.

– Любого стошнит при таком раскладе.

– Даже Зозулю.

О, Семён Зозуля был еще одним аутом в нашем классе. Тоже маленький, рыжий и весь в конопушках. Но, в отличие от меня, его так жестко не гнобили. Он просто был на побегушках у Соболевского и его прихвостней. За это он хотя бы не выхватывал пинков от параллели и старшеклассников.

Его так и называли Мальчик-Принеси-Подай.

– Ну чё ты нос, повесила, Доска? Не плачь и по твою душу уродец найдется.

– Это она еще не плачет, - услышала голос Курочкиной.

А потом у моего уха два раза громко хлопнули, но я даже не вздрогнула. Я слишком привыкла включать тотальное ко всему равнодушие. Эти гиены не будут жрать за мой счет.

– Плакать она будет после уроков, - и от этой угрозы холодок страха пробежал у меня по спине.

Что еще они могут мне сделать? Я думала, что пережила многое. Да, так и было, но не все.

Занятие по физкультуре прошло как обычно, с издевательским улюлюканьем, ведь я была не в состоянии отжаться, подтянуться, а попытки взобраться на канат выглядели и вовсе жалкими.

– Смотри не пукни, Килька, - заржал кто-то из мальчишек, видя мои бесплодные потуги.

– Ей нечем, все папаша сожрал, - и вновь по гулкому спортивному залу пронесся дикий ржач.

И да, в отличие от стройной мамы, мой отец был тучный, если не сказать больше. Семь лет назад у моего родителя обнаружили серьезное заболевание и пришлось сделать сложную операцию. А после, на фоне непрекращающейся депрессии и снижения уровня активности, мой отец стремительно набрал вес. И, конечно же, этот фактор не остался для многих незамеченным, а использовался и извратился, чтобы проходиться по мне снова и снова.

– Скоро и ее схавает, чтобы больше не отсвечивала!

– Скорей бы уже…

– Так, класс, отставить разговоры! – заголосил наш учитель физкультуры, - Симаков, Яковлев, упал-отжался. Ларина, на канат. Соболевский на турник! Сидишь рядом, а подзатыльник прописать не можешь этим дуракам? Княжина, на скамейку и не вздумай реветь мне тут.

Вот так было всегда. Типа решили проблему. Можно подумать отжимание или подтягивание способно пресечь у подростков тягу к травле и жестоким насмешкам. Хотя нет, тут скорее имеет место безразличие. Людям было на меня плевать. Родителям, учителям, всем вокруг.

И я сидела, и с максимальной ненавистью высверливала дырку в голове своего злейшего врага, который в этот момент так легко и непринужденно подтягивался на турнике. И он тоже смотрел на меня. И в его взгляде точно также бурлила лютая ненависть.

Наверное, она у нас была одна на двоих. И я бы пожертвовала своей половиной, только чтобы никогда этого гада больше не видеть. Никогда!

4.1

POV Алёна

Физкультура закончилась и я, по обыкновению, не спеша приступила к уборке спортивного инвентаря. Не по доброте душевной, нет, вы не подумайте. А лишь для того, чтобы опять избежать переодевания в компании своих «любимых» одноклассниц.

Когда же дело было сделано, я еще выждала минут пятнадцать, созерцая в панорамные окна зала хмурое осеннее небо и подумала, что сегодня оно на сто процентов отражает мое настроение. Хмыкнула, улыбнулась сама себе, потому что было больше некому и поплелась в раздевалку.

У меня на сегодня было дежурство по классу, а мама не любила, когда я задерживалась после занятий. Нужно было помогать по дому и готовке. А еще мама по вечерам мыла пол в подъездах нашего дома и еще соседних трех. На зарплату библиотека ведь сильно не пошикуешь. И я таскала ей воду, пока она елозила тряпкой по грязным, сбитым ступеням.

Вошла в раздевалку, включила свет и замерла. Обувь на месте. Рюкзак тоже. А вот пакета со сменкой нет. Я тут же судорожно кинулась ее искать, но ее нигде не было, ни в темных углах, ни под лавкой. Пусто!

Топнула с досады ногой, но приказала себе смирившись с очередной злой шуткой. Схватила рюкзак, дешевые туфли из кожзама и двинула в сторону классного кабинета, чтобы помыть пол и доску, а еще полить множество цветов, что стояли на подоконнике.

Но стоило мне только открыть дверь и сделать шаг внутрь, как на меня хлынул поток грязной, вонючей воды, а затем и мокрая половая тряпка приземлилась прямо на голову. Каким-то чудом осталась стоять неподвижно, не вскинула руки, не вскрикнула удивленно. И не заплакала. Просто стояла и ждала, пока компания мальчишек и девчонок насмеется вдоволь.

Это внутри все ныло и стонало, а снаружи я давно научилась казаться бездушной куклой. Которой все ни по чем.

– Килька, ты опоздала, - обхохатывалась Вера Лёвочкина, с которой мы вместе должны были сегодня выполнять уборку кабинета, - я уже все убрала, а ты, гляди, опять все испачкала.

– Да, Доска, теперь твоя очередь наводить чистоту, - глумилась Ника Ткачева.

– Хоть какой-то с тебя прок, Глиста, - прыснула Дина Кабаева.

– Где слезы, убогая? Порадуй нас хоть чем-то? – голосила Аллочка, звезда школы, гордость родителей и красавица класса, а ей аплодировали все, кто был рядом.

Я медленно сняла тряпку с головы, окинула всех безразличным взглядом и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ни слова. Ни одной эмоции. Для них? Никогда!

Я неторопливо, поджимая губы, дошла до туалета, а там, как могла, промыла длинные волосы, что теперь пахли не любимым шампунем «Кря-Кря» с ароматом абрикоса, а стыдом и грязью. И да, перед тем как сунуть голову под холодную струю воды, я заперлась изнутри на шпингалет и только тогда дала волю слезам.

Боже, как обидно мне было, как горестно. Как страшно жить в этом жестоком мире. И только вера в то, что судьба все расставит по своим местам, грело мое глупое и наивное сердце.