Моё сердце в тебе бьётся

– Карташов у нас тут кто?

– Я, – поднял руку мальчишка.

– Новенький, значит? Ну, рассказывай, откуда к нам пожаловал. – И рукой дала знак ему встать.

– Привет всем! Меня зовут Антон Карташов, я приехал к вам из Владивостока. Увлекаюсь баскетболом. Ярко выраженный гуманитарий, но таблицу умножения знаю, – и тут класс довольно заурчал, – ну вот, пожалуй, и все. И да, рад, что буду учиться вместе с вами.

Но не успел никто ничего сказать, как с задней парты послышалось угрожающее:

– Это ненадолго.

Соболевский гад! Но Антон не стушевался, а повернулся к агрессору, дружелюбно отвечая:

– Мой отец военный. Эта школа уже пятая за семь лет обучения. Так что да, вполне себе возможно, что ненадолго.

– Сто процентов, – снова слышу голос упыря, и класс замер в ожидании стычки. Но ее не случилось. Антон лишь улыбнулся, покачал головой и повернулся к учительнице, полностью игнорируя Соболевского.

– Спасибо, Антон, можешь садиться, – ответила женщина. – Так, а Курочкина у нас где?

– Она перевелась на домашнее обучение, – услышала я голос Ники Ткачевой.

– Ах да, точно, что-то слышала об этом, – почему-то вспыхнула учительница, – ладно, едем дальше.

И мы поехали. Учебные дни понеслись перед глазами, как картинки калейдоскопа, но неизменным оставалось одно – отношение класса к моей скоромной персоне. Парни как-то странно смотрели на меня, хмурились, а потом и вовсе упорно делали вид, что я лишь пылинка, парящая в воздухе. Невидимка. Девчонки же изгалялись, как и прежде. Только теперь их вымораживал не факт отсутствия у меня груди и остальных девчачьих выпуклостей, а, казалось, наоборот, их наличие. А еще то, что со мной дружил новенький.

Несмотря ни на что.

Мы с Антоном так и сидели уже неделю вместе, а после занятий парень регулярно провожал меня до дома, хотя ему было совсем не по пути. И вообще, мы будто бы стали маленькой, равнодушной ко всему частью большого и злобного класса. Еще и Соболевский будто с цепи сорвался, кидаясь на новенького при каждом удобном случае. А если его не находилось, то и не при удобном.

Так было в среду на уроке физкультуры, где ненавистный одноклассник во время игры в баскетбол провел жесткую атаку. Когда Карташов уже был готов вколотить мяч в кольцо, его буквально снес Соболевский. Класс поднялся на ноги и заголосил, ведь новенький совершил небольшой, но все же полет, ибо приложили его нехило.

Тренер тут же прервал игру, а я в шоке смотрела, с какой кровожадностью ненавистный одноклассник смотрит на моего друга.

– Все нормально, – поднялся на ноги Антон, – меня младшая сестренка дома сносит с ног сильнее, чем это было сейчас.

Я рассмеялась. Соболевский поджал губы и посмотрел на меня так, как будто хотел придушить голыми руками. Я же только отвернулась. Я не хотела на него смотреть. Никогда!

Тренер же решил примирить игроков, и уже на следующее занятие парни боролись за победу в одной команде. Но и тут Соболевский вел себя как последний кусок дерьма. Запоздалый окрик для передачи, и вот уже баскетбольный мяч со всей силы попадает Карташову прямо в лицо. Тот падает, и все замирают, вслушиваясь в холодные слова моего заклятого врага:

– Так нормально? Теперь я могу потягаться с твоей сестренкой?

– Возможно, – протянул Антон, поднимаясь с пола, – только таких все равно не берут в космонавты.

– Да плевать я хотел на твою космонавтику. Смотри, как бы сам не вылетел в астрал.

И снова зарождающуюся драку прервал учитель, но напряжение росло, и это напрягало меня просто донельзя. Хотя, по правде сказать, Антону было чхать на то, что с ним не общается мужская половина класса. А девочки ему и подавно были не нужны.

– Мне и тебя хватает, Алёнка, – улыбался он, и на его правой щеке появлялась забавная ямочка, – пошли лучше в театр сходим, м-м? – предложил он в субботу после занятий, сидя у раздевалки и переобуваясь.

– В театр? – мечтательно протянула я.

– Ага. В Пушкинском дают «Недоросль». Ты как? – улыбнулся мне Антон.

– Я очень, – закивала я в ответ.

– Отлично! Тогда завтра?

– О, завтра – это чудесно, – улыбнулась я.

– Ну и супер. Постановка в семь, я зайду за тобой к половине шестого. Пойдет? – подмигнул мне друг.

– Полетит, – рассмеялась я, и тут же смех застрял в горле, так как из-за поворота вывернул Соболевский собственной персоной и окинул нас брезгливым взглядом.

И вроде же с виду нормальный парень, ничего плохого и не скажешь, а какой на самом деле он был гнилой внутри. Это знала только я, и потому этот человек вызывал у меня острое чувство неприятия. Я органически не переваривала его всего и не понимала, отчего девчонки так заходятся в восторге, стремясь привлечь его внимание. Глупые!

Красивый? Для меня он был самым уродливым на земле!

– Боже, как же я ненавижу его, – прошептала я, когда враг номер один скрылся с горизонта.

– Похоже, у вас это взаимно, – пожал плечами Антон и поднялся на ноги. – Ладно, идем, провожу тебя и побегу на тренировку.

И мы пошли, а потом всю дорогу разговаривали об учебе, о планах на будущее, о любимых книгах, музыке и даже политике. Антон был очень умным и начитанным, а потому я все больше и больше проваливалась в наше общение, в наши шутки и совместные интересы. С ним я больше не чувствовала себя одинокой скалой, которую лупит со всех сторон штормовое море этой суровой действительности.

Мне наконец-то было кому улыбаться.

И завтрашнего дня я ждала с щемящим в груди сердцем. Театр! Боже, как прекрасно это звучало! Хоть бы все не обернулось комом.

Воскресный день, на мне простенькое, но красивое шерстяное платье кофейного цвета, а еще прическа. Мама сподобилась заплести мне две красивые косы. И я сама себе нравилась в этот день, вот прямо очень!

И почти не волновалась, когда часы пробили пять тридцать, а Антон так и не появился на моём пороге. На звонки не отвечал, как и на сообщения. Вот уже и шесть часов пробило, а потом и седьмой подкрался незаметно. И мне стало абсолютно очевидно, что никакого театра не будет.

Долго стояла и сверлила взглядом стационарный телефон, а потом подняла трубку и набрала домашний номер Карташова. Длинные заунывные гудки, а потом наконец-то трубку на том конце провода сняли.

– Алло, – услышала я детский голос.

– Привет, – замялась я, – а можно услышать Антона?

– А Антон не может подойти к телефону, – щебетала девчушка, – он лежит у себя в комнате, и его нельзя тревожить. Так папа сказал. У него кровь на губе и лбу. Из носа уже остановили. А мама сказала, что братика избили хулиганы. А ты знаешь, кто это такие, ну эти самые хулиганы?