Мое сокровище

– Прошу прощения, – сказала она тотчас же и, прикрыв этой тканью лицо, снова принялась чихать.

– Так это и есть та самая шкатулка с секретом? – Леди Ирвинг низко склонилась над столиком, заслонив всем обзор своим ярким тюрбаном. – Сколько суеты из-за какого-то маленького ящичка. Что же в нем может находиться?.. А, Резерфорд?

– Пока – понятия не имею, – ответил Ричард. – В том-то и суть приключения.

Джилс усмехнулся и взглянул на леди Одрину. А та, перехватив его взгляд, растянула в улыбке свои очаровательные губки – словно давала понять, что у них с молодым американцем имелся какой-то общий секрет.

Тот, кто прежде никогда не видел японских шкатулок-головоломок, при реальном знакомстве с ними мог бы разочароваться. Коробочка была слишком уж мала для хранения несметных сокровищ – она с легкостью уместилась в ладонях Джилса, когда тот взял ее со стола. Однако эта вещица являла собой подлинное произведение искусства. Поверхность золотистого цвета была покрыта замысловатыми резными узорами, переходившими один в другой, и глаза ничуть не уставали от созерцания всех этих пересечений, завихрений и завитков – напротив, хотелось смотреть еще и еще; и чем дольше Джилс смотрел на шкатулку, тем больше поражался искусству мастера, создавшего ее.

«А что, если там и в самом деле драгоценности?» – спрашивал он себя. И действительно, возможно, последние слова матери следовало понимать буквально, возможно, они вовсе не были опийным бредом умирающего человека.

А впрочем… Нет, коробочка для этого слишком мала. И ее внутренние части сделаны, конечно, не из золота – уж в этом-то Джилс нисколько не сомневался, так как обладал кое-какими познаниями в этой области (его отец даже полагал, что он со временем станет ювелиром).

Подержав шкатулку минуту-другую, Джилс положил ее обратно на стол, и все остальные тотчас же уставились на нее так, как будто она могла измениться, побывав у него в руках.

– Позолоченное дерево какого-то восточного вида, – изрек Джилс. – Я видел не так уж много химицу-бако, но все те, которые я имел возможность рассмотреть, были сделаны именно из дерева. – Кое-что припомнив, Джилс склонился к шкатулке и, прикрыв глаза, понюхал ее.

– У нее есть какой-то запах? – поинтересовалась Софи. – Никогда не замечала… Впрочем, я ведь большую часть времени чихаю.

– Нет, она ничем не пахнет. Как я и ожидал. Но когда я делал подобную шкатулку для своей матери, она попросила использовать красное дерево, потому что ей нравился присущий тому запах. А эта… Даже не знаю, из чего она сделана.

– На вид она – как будто золотая… Что еще может иметь значение? – подала голос леди Ирвинг. – И вообще, главное – ее открыть.

Все тотчас же с этим согласились, и каждый из присутствовавших, брав в руки шкатулку, пытался ее открыть – даже и Софи, которая, владея ею в течение тридцати пяти лет, могла бы вдоволь с ней повозиться.

– Софи, а как вы стали подругой леди Беатрис? – спросила Одрина. – Вы ведь были значительно моложе нее, не так ли?

– Да уж, конечно… – пробормотала леди Ирвинг. – Резерфорду она далеко не ровесница.

Софи бросила в ее сторону довольно своеобразный взгляд – примерно так же и сам Джилс предпочел бы взирать на графиню.

– Моя старшая сестра когда-то дружила с леди Беатрис. Ну а я, обожая свою сестру, обожала также и ее подруг. Я была очень любопытным ребенком, а моя сестра – довольно снисходительной, так что она терпела мое присутствие, когда общалась со своими подругами. – Софи потерла переносицу, и, помолчав, продолжала: – Правда, некоторые из ее подруг не желали, чтобы я находилась в гостиной во время их визитов. Но леди Беатрис никогда не возражала. Она говорила, что я напоминаю ее собственную сестру.

– Вполне вероятно, – заметил Резерфорд-старший.

– Скорее – маловероятно, – возразил Джилс. – Ты ведь имеешь в виду леди Фонтейн? – Он познакомился с младшей сестрой своей матери в первый же месяц их пребывания в Англии, и ему было трудно представить более немощную и иссохшую женщину, чем леди Фонтейн. Артрит поразил обеих сестер в довольно раннем возрасте, и похоже, что у его тетушки он развивался даже быстрее, чем у матери. Болезнь хоть и не убила ее пока что, но вынудила передвигаться либо в кресле-каталке, либо на руках у слуг.

– Но тогда она была еще молодой и здоровой, – продолжала Софи. – Вам, вероятно, это трудно представить, поскольку вы увидели своих английских родственников лишь недавно.

– Ну ладно… Давайте, наконец, займемся шкатулкой, – предложил Джилс. – Возможно, я сумею ее открыть. – И он энергично размял пальцы и кисти руки, стараясь изгнать из них болезненные ощущения. Проклятье, ведь никто же не знает, каким образом возникает этот самый артрит и как прогрессирует…

Софи молча протянула ему шкатулку, и он, едва заметно кивнув, сказал:

– Благодарю вас. И спасибо за то, что так долго ее хранили.

Женщина отвела взгляд… и вроде бы смутилась.

– Не стоит меня благодарить. Я рада, что хоть как-то оказалась полезна для леди Беатрис, – ответила она.

А Джилс, сосредоточившись, принялся исследовать старинную золоченую вещицу; он то нажимал на край с одной стороны, то постукивал по углу с другой, а временами, прищурившись, внимательно рассматривал шкатулку, выискивая среди резных узоров места соединения отдельных частей. Но замысловатые линии то и дело уводили взгляд в сторону – изделие неведомого японского мастера явно не собиралось сразу же выдавать свой секрет.

– В этой коробке ничего нет, – сказала леди Дадли, скрестив руки на груди.

– Внутри могут находиться какие-нибудь важные бумаги, – возразил Ричард Резерфорд.

– Какие еще бумаги?.. – проворчала виконтесса. – Если бы у леди Беатрис действительно имелись таковые, то она держала бы их при себе.

– Она не могла взять с собой ничего ценного, – пояснил Ричард. – Все ее вещи подверглись тщательному осмотру. Маркиз с маркизой были совсем не рады тому, что их дочь собралась замуж за скромного ювелира из Америки. Хотя у меня, между прочим, были неплохие перспективы… В общем, как бы то ни было, нам с Беатрис пришлось сначала направиться к шотландской границе, а уж затем пересечь Атлантику.

Джилс уже неоднократно слышал эту трогательную историю и относился к ней с некоторой иронией. Однако сейчас, с появлением новых слушателей, седое предание обретало обновленное звучание, и он не мог не подумать об Одрине, которую – правда, вопреки ее воле – тоже прокатили чуть ли не до самой шотландской границы. То было бы славным приключением – господи, теперь и к нему привязалось это словечко! – если бы такой вояж состоялся с обоюдного согласия и по любви.

Джилс в очередной раз перехватил взгляд Одрины; она была немного бледна и, как казалось, чем-то озабочена. Отложив шкатулку, он протянул руку через столик и, чуть приподняв ее подбородок, проговорил: