Мое!
Шрифт:
— Эбби Хоффман всегда был верен делу, — сказала Мэри. — Он просто устал, вот и все.
— Хоффман попался на продаже кокаина! — напомнил он. — Из революционера он стал наркодельцом! Какому делу он был верен? Да Господи, всем наплевать, кто такой Эбби Хоффман! Ты знаешь, какова истинная власть в этом мире? Деньги. Наличняк. Если они у тебя есть, ты что-то значишь. Если нет, тебя сметают прочь вместе с мусором.
— Я больше не хочу об этом разговаривать, — сказала Мэри, укачивая Барабанщика — Сладкий мальчик, такой сладкий-сладкий мальчик.
— Хочу пива. — Эдвард прошел на кухню и полез в холодильник.
Мэри
«…Меня зовут Эдвард Фордайс, и я убийца. Я совершал убийства во имя свободы много лет назад. Я был бойцом Штормового Фронта, и в ночь на 1 июля 1972 года я родился заново».
Заплакал Барабанщик. Он устал и хотел спать.
Эдвард сказал у Мэри за спиной:
— Издатель говорит, что нужен ударный первый абзац. Чтобы читатель тут же зацепился.
Мэри подняла на него взгляд от скомканного листа. Барабанщик продолжал плакать, и от плача у нее болела голова.
Эдвард отхлебнул пива из бутылки. Глаза его казались темнее, лицо застыло от напряжения.
— Они говорят, что им нужно побольше крови, побольше действия. Говорят, что книга может стать бестселлером.
Мэри снова смяла лист в тугой шарик и стиснула его в кулаке. Барабанщик все плакал.
— Ты не можешь его успокоить? — спросил Эдвард.
Убийца пробудился. Она почувствовала, как это шевельнулось в ней тяжелой тенью. Эдвард пишет книгу о Штормовом Фронте. Пишет книгу, которая все расскажет трахающему мозги государству. Собирается разбрызгать кровь, пот и слезы Штормового Фронта по макулатурным страницам, и их будут лизать шакалы.
«Встреча одноклассников, — сказал он. — Наверное, мне стало любопытно».
Нет, не затем дал Эдвард Фордайс объявление в газетах и журналах.
— Ты хотел найти остальных, — сказала она, — чтобы мы помогли тебе писать эту книгу?
— Основные факты. Я хочу, чтобы эта книга стала историей Штормового Фронта, а сам я еще много чего не знаю.
Рука Мэри нырнула в сумочку и вернулась с «магнумом», и Мэри навела ствол на него — чужака, одетого в цвета врага.
— Положи это, Мэри. Ты не хочешь меня убивать.
— Я разнесу твою поганую башку! — заорала она. — У тебя не выйдет сделать из нас проституток! Не выйдет!
— Мы всегда были проститутками. Для подпольной прессы и демагогов. Мы делали то, что они мечтали сделать, и что мы за это получили? Ты превратилась в животное, а я — сорокатрехлетнюю развалину. — Он отпил пива, но глаза его не отрывались от пистолета. — Несколько лет назад я был биржевым брокером, — сказал он с горькой улыбкой. — Зарабатывал сто тысяч в год и жил в Верхнем Ист-сайде. Быстрый взлет. У меня был «мерседес», жена и сын. Потом рынок рухнул, и я смотрел, как все оно разлетается на куски. Как в ту ночь в Линдене и даже еще хуже, потому что разлетался дом, который построил я. И я не мог этого остановить. Не мог. И полетел штопором туда, где и сижу сейчас. Так куда же мне отсюда деваться? Мне
теперь до конца моей жизни торчать бухгалтером в «Си Кинг» и окончить свои дни в богадельне в Джерси? Или же мне сделать ставку на то, что издатель заинтересуется историей Штормового Фронта? Все это давно история, Мэри. Древняя история. Но… кровь и кости продают книги, а ты знаешь, Мэри, как мы шли с тобой вместе по крови и костям. Так в чем я не прав, Мэри? Скажи, в чем?Она не могла думать. Крик Барабанщика становился громче, ему что-то было нужно. В мозгу Мэри крутились механизмы, утратившие свою цель. Нажать на спуск, и в расход его. Все оказалось ложью. Здесь нет Лорда Джека, он не возьмет своего сына. Эта тварь в одежде врага изрыгает желчь и серу, но факт остается фактом: в ту давнюю ночь огня и боли он спас ей жизнь.
Только это не давало ей его убить.
— У меня есть агент, — продолжал Эдвард, — крепко смыслящий в этом деле. Он организовал мне контракт на план книги. Рукопись надо сдать в конце августа.
Мэри держала пистолет наведенным на него, а Барабанщик завывал.
— Я не хочу, чтобы это был рассказ только про меня. Я хочу, чтобы это было про всех нас. Про всех, кто умер, и про всех, кто выжил. Ну, теперь ты видишь?
— Я вижу предателя, — сказала Мэри, — который заслуживает казни.
— А, фигня! Брось эту мелодраму, Мэри! Это реальный мир долларов и центов. — Он стукнул бутылкой по столу, и пиво выплеснулось. — Если мы можем заработать на том, через что прошли, так почему нет? Все прибыли мы с тобой разделим, без проблем.
— Прибыли, — сказала она, будто пробуя на язык что-то омерзительное.
— О Господи! Ты можешь заткнуть этого короеда? Эдвард направился к Барабанщику. Мэри остановила его, приставив к виску дуло «магнума» и схватив за узел красного галстука. Она скрутила галстук, и лицо Эдварда налилось кровью.
— Не… — он ловил ртом воздух… — не… задуши…
Дзззынннь!
«Телефон», — решила Мэри. И снова:
Дзззынннь!
— Это..: в дверь… — выдавил из себя Эдвард. — Внизу. Кто-то… хочет войти…
— Кого ты ждешь?
— Н-н… никого. Слушай, Мэри… ты меня душишь… Брось… Прекрати… О'кей?
Дзззынннь!
Она поглядела в его неестественно голубые глаза и пятнистое лицо.
«Маленький, — подумала она. — Маленький человечек, который сдался и дал закомпостировать себе мозги. Его надо пожалеть».
Она не хочет его убивать. Пока не хочет. Барабанщик плачет, и кто-то хочет войти.
Она отпустила галстук, и Эдвард судорожно вдохнул и неудержимо закашлялся.
Мэри всунула в рот Барабанщику пустышку. Его глаза смотрели сердито, и по щекам катились большие слезы. Он выглядел так, как она себя чувствовала. Она сменила ему пеленку; пистолет лежал рядом с ним на кровати.
В передней Эдвард последний раз надрывно кашлянул и нажал кнопку домофона.
— Да?
Ответа не было.
— Кто там? Молчание.
Он отпустил кнопку.
«Соседские ребятишки шалят», — решил он. А через секунду:
Дзззынннь! Он опять нажал кнопку.
— Эй, слушайте! Если хотите играть, идите играть на середине ули…
— Эдвард Ламберт? Женский голос. Нервозный.
— Да. Кто там?
— Спуститесь вниз.
— У меня нет на это времени, леди. Что вы продаете?
— Уцененный товар, — ответила она. — Сойдите вниз.