Могильщик. Трое отвергнутых

Они называют нас грязеедами. Плюют на нас со своих стен. Презрительно бросают подачки - хлебные крохи, подкидывают работу, когда сами не хотят марать руки. Этому придёт конец. Другу и хуторянам. Раз тот, кто называл себя Учителем, решить убить всех нас, у нас нет другого выхода, кроме как защищаться.

Сегодня я схожу к пастухам. Вместе мы убьём каждого хуторянина. Каждого, кто не откажется от Викле и Друга, каждого кто откажется присоединиться к нам и жить в городе. Каждого горожанина, кто примкнул к этим предателям. Каждого, кто бросил свои семьи ради краюхи хлеба!

– Ты лжёшь!
– крикнула одна из женщин.
– Наши мужья не бросали нас! Они ушли, чтобы бороться только против тебя и чужака! Друг был с нами всегда! А ты предатель! И сын предателя!

– Это ты лжёшь!
– рявкнул Хасл, брызжа слюной.
– Или ты думаешь, что для тебя найдётся еда после следующего Йоля? Наш урожай погиб! Все мы умрём от голода! Еда осталась только на хуторе, и нам не остаётся ничего другого, кроме как забрать её у предателей. Если этого не понял твой муж, что же взять с тебя?

– Даже если твой муж тебя не бросал, - с ухмылкой просипел Велион севшим от кашля голосом, - что-то он не торопится забирать тебя к себе. Хуторяне используют его, чтобы убить меня и Хасла, как ты и говоришь, это полная правда. А потом выбросят за стены, и вы сдохнете с голода, как и все остальные. Или ты думаешь, что они по доброте душевной пустят всех голодающих к себе и накормят?

– Чужак прав, - кивнул Хасл.
– Только вам сейчас решать жить или умереть. Или хотя бы умереть не на коленях, вымаливая еду у Викле.

– На хрен хуторян!
– рыкнул один из рыбаков.

– Кому они сдались, эти ублюдки!
– взвизгнула одна из женщин, толкая жену каменщика.
– Всегда жрали хлеб, а нам ни крошки не давали!

– Всех убьём!

– Эти свиньи даже не настоящие люди.

Хасл не мог слышать этого, хотя прекрасно понимал, на что шёл. Увидев кривую ухмылку могильщика, охотник развернулся на пятках и заторопился к своему дому. На душе было гадко. Микке плёлся следом, что-то говорил про Миреку, но Хасл отмахнулся от него.

Миреку он спасёт. Всё это затевалось ради неё. Вынудит отказаться от отца и жить с ним в городе.

Иначе ему самому не нужна ни смерть Друга, ни спасение людей.

Метка на груди Хасла болела. Охотник прикоснулся к ней, и почувствовал что-то странное. Сунув руку за пазуху, он понял, что кожа с клейма начала отслаиваться. Он терял последнюю связь с Урмеру.

Началась новая, странная жизнь. Если они победят, Друг не придёт на Йоль. Никто не уведёт Хоркле с собой, и, кто знает, сколько лет скаредный хозяин таверны проживёт с ними. И так будет с каждым.

Возможно, к ним будет приходить больше чужаков. Когда-нибудь, если Хасл сам этого захочет, он уйдёт отсюда, но не в Башню Друга, а куда-то туда, где огромные реки и тысячи человек.

– Для того чтобы заслужить свободу, раб должен взбунтоваться, - проскрежетал Велион. Оказывается, он шёл рядом.

– Ты будто мысли мои читаешь, - буркнул Хасл.
– Правда, я не знаю, кто это - раб.

– Ты был рабом, и каждый из вас. Твои мысли мне читать не нужно. Когда-то я сам так сделал.
– Могильщик сжал кулак, и кожа перчаток тихо скрипнула.
– Взбунтовался против судьбы, которую выбрали для меня другие люди. Ценой свободы было проклятье. Считай, я стал рабом этих перчаток. Но это рабство я выбрал сам.

– Я готов заплатить эту цену, - твёрдо сказал охотник.
– Готов стать рабом этих людей, лишь бы избавиться от Урмеру.

Часть четвёртая. Цена свободы.

Глава тринадцатая. Тайны изгоев (1/3)

Пастухи всегда сторонились остальных, приходя в город лишь на Йоль, как хуторяне. Но если хуторяне жили оседло, заграбастав себе пшеничное поле, то пастухи скитались по берегу озера, иногда забираясь в леса. Они почти никогда не приближались к Бергатту, но раз или два в год их можно было заметить около города. Впрочем, обычно кочевники проходили мимо, лишь выменивая шкуры, шерсть и мясо на одежду, овощи и прочую снедь. Никто не знал, сколько их точно, поговаривали, что около тридцати человек. Никто не хотел иметь с ними дело дольше, чем того требовалось.

К пастухам уходили те, кому не было места в городе или на хуторе. Кто-то сбегал от семей. Кто-то решал провести с пастухами свои последние дни перед уходом к Другу. И изгои принимали каждого. Но не каждый уживался с ними. Куда девались те, кто не смог жить в новой среде, все догадывались, хотя это и не обсуждали. Жизнь кочевников была даже более суровой, чем у горожан, и вряд ли кто-то стал бы таскать за собой балласт.

Кажется, сейчас главой пастухов был Крамни, старший брат покойного Керага. Он ушёл из города пять лет назад. Говорили, что влюбился в пастушку. Но Хасл знал правду. Крамни изгнал отец охотника, за какие-то грехи, о которых тогда ещё сопляку сыну Варл ничего не сказал.

Искать пастухов можно было долго - они могли пасти свои стада где угодно. Но к счастью три дня назад их видели рыбаки - кочевники выменяли у них улов на вяленую козлятину и шерсть и двинулись к дальнему концу озера. Конечно, точного их местоположения сказать никто не мог, но хоть какой-то ориентир у Хасла появился.

Могильщик сочно хрустел яблоком (он набил ими полные карманы, когда путники проходили сад, в котором Велиона два дня назад прихватили рыбаки), Хасл, занятый своими мрачными думами, вышагивал следом. А в десяти шагах позади плёлся Эзмел. Старик наотрез отказался разговаривать, сославшись на боль, но пообещал, что всю известную ему информацию выложит, когда они найдут пастухов. Выглядел рыбак, откровенно говоря, плохо - его колотила жестокая лихорадка, видимо, сказалась рана на щеке, а он ещё и продолжал мокнуть под дождём. Но Хаслу на состояние засранца было по большей части плевать. К тому же, им нужен был проводник.

Троица посланников (или переговорщиков) достигла берега озера уже после обеда. Редкий лесок резко оборвался, открывая широкий пляж, усыпанный серо-чёрным песком. По берегу ещё стелился туман - в озере било множество горячих источников.

Когда под сапогами охотника захрустел песок, Хасл остановился.

– Дождёмся старика, - буркнул он могильщику.

Велион пожал плечами, забросил огрызок в воду и достал из кармана ещё одно яблоко.

– Кислое, - сказал он, откусив, но продолжил есть.
– Старику лучше отлежаться пару дней, не то до Йоля он не доживёт.

– Если мы не найдём пастухов, то до Йоля вообще мало кто доживёт.

– Да ладно, - фыркнул могильщик, - до следующего всё будет в порядке. А вот зимой вам придётся сложить зубы на полку. До первого снега вы ещё дотянете, а вот дальше...

К ним подошёл рыбак. Оглядевшись в поисках чего-то сухого, но, естественно, ничего не найдя, он плюхнулся прямо на мокрый песок и сжался в комок.

– Мне нужно отдохнуть, - промямлил он сквозь повязку.
– Потом я покажу, где мы встречали пастухов в последний раз.